Восьмого февраля патриарх Кирилл утвердил январское решение церковного суда о лишении сана протоиерея Алексия Уминского — одного из самых известных и уважаемых православных священников, прихожанами которого за 30 лет служения стали тысячи москвичей. Формально — за непослушание священноначалию, неформально — за не совпадающую с официальной позицию по войне в Украине. Дело Уминского стало далеко не первым примером репрессий, которые руководство РПЦ ведет против антивоенно настроенных священников, что заставляет задуматься о том, какое будущее может ждать эту часть православного духовенства. 

Единство в рядах

Причиной лишения Уминского сана стал его отказ читать предписанную патриархией молитву о победе России. В остальном же он никогда не занимался политической агитацией, не участвовал ни в каких акциях, не ходил на митинги.

Да, он ездил в колонию к Михаилу Ходорковскому, потому что тому была нужна исповедь и пастырское общение. Но точно так же Уминский навещал в тюрьмах и обычных заключенных, вне зависимости от того, за что и как они были осуждены. Например, студентку Варвару Караулову, попавшую в тюрьму за побег к исламистам в Сирию.

Он высказывался в защиту карельского историка Юрия Дмитриева, был свидетелем защиты в процессе по ликвидации «Мемориала», приходил на суды, например, по «московскому делу», чтобы поддержать обвиняемых, присоединился к требованию допустить врачей к Навальному — просто потому, что нельзя лишать человека медицинской помощи. О политических предпочтениях публично не говорил.

Все это время Уминский оставался обычным клириком РПЦ, служил вместе с другими священниками московской епархии, подчинялся всем правилам и канонам. Еще он вел передачу «Православная энциклопедия» на ТВЦ — теперь в этой передаче показывают «Донецкий дневник» о «людях, сражающихся за русскую культуру в Донбассе».

У Уминского была безупречная репутация духовного наставника, благотворителя и покровителя искусств. Но во время войны ситуация изменилась. После того как патриарх Кирилл полностью разделил с политическим руководством ответственность за вторжение в Украину, поддерживая его на всех уровнях, словом и делом, отказ соучаствовать в этой поддержке стал восприниматься в РПЦ как личное оскорбление ее главы и угроза церковной стабильности.

Патриархия теперь видит в антивоенной позиции своих клириков опасную дискредитацию в глазах власти — демонстрацию, что церковь слаба и не может обеспечить единство в своих рядах, а это ставит под угрозу ее отношения с государством. 

Случай Уминского — один из самых громких, но далеко не единственный. В списке пострадавших за антивоенную позицию от церковных или государственных властей, который ведет проект «Христиане против войны», 28 священнослужителей РПЦ из России, пять из Беларуси, один из Казахстана и шесть из Литвы.

Большинство из них подверглись только церковным наказаниям разной степени тяжести (вывод за штат, запрет в служении и лишение сана), но на некоторых завели административные дела и выписали штрафы за «дискредитацию вооруженных сил РФ». Формальных поводов два — подписание антивоенного обращения священников и изменение текста или отказ от чтения «Молитвы о Святой Руси», за которую пострадал и Уминский. 

Мир, победа, молитва

В июне 2014 года, когда вооруженное противостояние с Украиной только начиналось, патриарх Кирилл, «обращаясь ко всей полноте Русской Церкви», благословил читать во всех храмах РПЦ молитву «о прекращении междоусобной брани». Она была короткая, там не было слова «мир», но не было и слова «победа» — только прошения к Богу, чтобы он утолил «вопль чад Твоих, в земле украинстей сущих». Ее читали восемь лет — кто-то более прилежно, кто-то менее, но никакого специального значения ей не придавали.

Вскоре после начала большой войны, 3 марта 2022 года, тогдашний управляющий делами Московской патриархии митрополит Дионисий (Порубай) разослал во все епархии циркулярное письмо с новым текстом — «Молитвой о восстановлении мира». Она была длиннее, а смысл ее был как бы прошением о мире, но уже появилась «Святая Русь» и ее враги: «Иноплеменным же языком, брани хотящим и на Святую Русь ополчающимся, — запрети и замыслы их ниспровергни».

Священники, которые были против войны, не могли произносить этот текст. «Я сразу сказал, что вы извините, у меня там родные живут, и я с первого дня ни разу не читал эту молитву. Мне подсовывали листок, а я отметал его и продолжал службу», — рассказывает один из священнослужителей, которому позже пришлось уехать из России.

На первой воскресной литургии после объявления мобилизации 25 сентября 2022 года патриарх Кирилл прочел третью версию молитвы. Помимо Святой Руси, на которую «ополчились брани хотящие», в ней есть слова «Возстани, Боже, в помощь людем Твоим и подаждь нам силою Твоею победу». Именно в этой редакции молитва превратилась в тест на благонадежность и личную лояльность патриарху, ее предполагаемому автору. Отказ произносить эти слова в конце каждой литургии трактуется как клятвопреступление — грех, за который по 25-му апостольскому правилу положено лишение сана (сборник из 85 «правил Святых апостолов» — это основа канонического права).

Под «клятвой», которую нарушает отказавшийся священник, подразумевается так называемая присяга, которую будущий клирик и его духовник подписывают перед рукоположением. В ней он обещает нести «свое служение во всем согласно слову Божию, правилам церковным и указаниям священноначалия». Этот документ хранится в личном деле священника в архиве епархии, в случае суда личное дело достают.

Связь между новой молитвой и этой присягой не прямая: нигде в уставных документах РПЦ не написано, что у патриарха есть прерогатива по своему желанию регулировать богослужебные вопросы и менять практику. Новые богослужебные тексты должна представлять Богослужебная комиссия РПЦ, а утверждать — Синод.

Ни с одной из трех версий молитвы, написанной по политическому поводу войны в Украине, эта процедура не была соблюдена. Не говоря уже о том, что новая молитва — не часть последования литургии, а дополнительный, факультативный текст, не имеющий ни богослужебного, ни вероучительного значения. 

Священники, которым не нравился текст молитвы, пытались его менять. Самое простое — заменить слово «победа» на слово «мир». Это казалось безобидным. Но в мае 2023 года священник Иоанн Коваль стал первым, кого суд московской епархии лишил священного сана именно за такую замену одного слова на другое. 

«За все годы патриаршества Кирилла сформировалось, что может быть только одно решение, одна правильная мысль, — говорит анонимно священник одной из епархий центральной России, — мы закабалены властью, и те, кто не желает с ней активно сотрудничать, с позапрошлого февраля обращаются в немилость». Этот священник не читает молитву «о Святой Руси» и раз в неделю тайно служит молебен о мире для избранных верных прихожан: «Наш митрополит оказался Z. Меня достали компромиссы, на которые постоянно приходится идти, чтобы сохранить общину. Но я стараюсь делать то, что не противоречит моей совести».

В другой епархии митрополит сам негласно благословлял читать альтернативные молитвы. «Вместо того, что рекомендовали в Москве, мы читали молитву старца Софрония Сахарова об умножении любви. Пока патриаршая молитва не стала приравниваться к клятве лояльности. Но я все равно не читаю», — говорит священник, который служит в маленькой деревне вдали от любых проверок.

В двух епархиях Сибири и одной на Дальнем Востоке подтверждают, что молитву читать обязательно и архиереи за этим следят. «У нас архиерей осторожничает, лишний раз рот не открывает, но сам по себе не Z. Но прессовать попа за отказ читать молитву он не будет», — рассказывают в одной из них. 

Власть доноса

Парадоксально, но во время войны в РПЦ возросла роль мирян. Но совсем не так, как того добивались «церковные либералы», которые хотели возродить принципы общинности апостольских, доимперских времен — ввести выборность духовенства, ответственность за содержание храма, «апостолат мирян» по католическому образцу. Миряне обрели власть над духовенством, а источником этой власти стали доносы. 

Антивоенные священники побаиваются собственных прихожан. Не читать молитву о победе можно только среди людей, которым доверяешь, либо идти на риск. Каждая проповедь о мире может оказаться последней.

В самом начале войны, в марте 2022 года, священник из Костромской епархии Иоанн Бурдин сказал в проповеди, на которой присутствовали 10 человек, что молится за мир на украинской земле. Через два часа в храме была полиция и на него составили протокол о дискредитации вооруженных сил. Но Бурдин продолжал писать антивоенные посты в соцсетях, не читал патриаршую молитву, и его запретили в служении. О том, что священник Иоанн Коваль произносит в молитве слово «мир», тоже донесли прихожане. 

В конце сентября 2023 года в соцсетях появился видеоролик: молодой священник стоит на солее, рядом с ним — седой епископ, который требует от него публичного покаяния. «Виноват в том, что по своей глупости и недоразумению читал молитву о мире», — произносит священник под угрозой лишения сана.

На священника Илью Гаврышкива написал донос прихожанин, известно даже его имя — Олег Царев. Причем отправил его сразу и в Московскую патриархию, и в Совет безопасности РФ. В результате епископ Ржевский и Торопецкий Адриан (Ульянов) специально приехал к Гаврышкиву на службу и заставил его каяться перед прихожанами, а автор доноса снимал это на камеру. 

Почти все священники, попавшие под репрессии со стороны священноначалия, пострадали от своих прихожан. «Людям важно, что об их близких (мобилизованных или ушедших воевать по контракту. — Прим. К.Л.) кто-то молится, — рассказывает священник из Сибири, который составил свою собственную молитву на основе патриаршей. — Текст молитвы на слух воспринимается плохо, и чтобы отличить одно от другого (текст патриарха от отредактированного. — Прим. К.Л.), нужно знать, что искать, и очень хотеть найти. Запрос есть не на "молитву о победе", а на молитву "спаси нас, Господи, сам знаешь как"».

Он говорит, что у него есть «z-прихожане», но они его «жалеют и не сдают». О такой же договоренности по умолчанию рассказывает и священник из епархии, близкой к Москве, который не читает патриаршую молитву, но старается избегать с прихожанами разговоров о войне и политике: «Доносчиков вроде нет, мало кто мою позицию полностью разделяет, скорее мне снисходительно "сочувствуют"».

Наказания и последствия

Формально, если священника наказывают внутри церковной системы, больше ему как человеку и гражданину ничего не угрожает. Он может идти на все четыре стороны — каноны не действуют за церковной оградой. Но у большинства священников нет никакой другой профессии, образования, но есть большие семьи, надо где-то работать. 

Это полное выпадение из сети социальных, а часто и семейных связей — все контакты завязаны на отношениях людей именно со священником, и человек превращается в невидимку. Непонятно даже, как к нему теперь обращаться: был «отец», а теперь кто? 

Лишение сана — это тяжелая психологическая травма, кризис идентичности, необходимость заново выстраивать свою личность («Раздели парня — и иди. Ты кто у нас? Отец Илья? А сейчас кто? Илюшка какой-то непонятный. Гуляй теперь», — сказал епископ Торопецкий Адриан священнику Илье Гаврышкиву, угрожая лишением сана). Бывшего священника могут мобилизовать в армию, потому что на него перестает распространяться временное соглашение патриарха с Министерством обороны об отсрочке для духовенства.

Кроме того, за публичную антивоенную позицию могут завести уголовное дело или оказать давление иначе. После публикации первого открытого письма духовенства в поддержку заключенных по «Московскому делу» в 2019 году, которое подписали 180 клириков, многими из них интересовались региональные отделения ФСБ: звонили в епархию, запрашивали личное дело подписанта, но ограничивались предупреждением через церковное начальство. Некоторых предупреждали, что все священники, активные в соцсетях или еще как-то проявляющие себя публично, находятся под наблюдением.

В 2022 году есть только один подтвержденный случай реакции спецслужб на антивоенное письмо духовенства, которое собрало почти 300 подписей. Сотрудник УФСБ по Татарстану обнаружил подпись священника Глеба Кривошеина и потребовал возбудить дело о дискредитации армии, Кривошеину пришлось заплатить небольшой штраф.

Перейти в другую Поместную православную церковь из РПЦ очень трудно. Клирик не может по собственному желанию «уволиться» из одной Церкви и «наняться» в другую, которая ему больше подходит. Чтобы его приняли в другую юрисдикцию, нужна «отпускная грамота» — документ, который может выдать только патриарх после одобрения Синода.

Конечно, антивоенные священники, в каком бы статусе они ни находились — запрещенные в служении или ушедшие за штат, — не могут рассчитывать, что патриарх им разрешит такой переход. Кроме того, срок действия этой грамоты — всего три месяца, за которые надо успеть найти новое место служения.

Те, кто уехал в Грузию или Сербию из-за войны, просто уйдя за штат, не могут служить в Грузинской или Сербской церкви даже в «гостевом» режиме. Местные епископы не разрешают делать это без отпускной грамоты. К тому же и Грузинская, и Сербская церкви тесно связаны с РПЦ и не пойдут на конфликт из-за беглых попов. 

Константинопольская альтернатива

Константинопольский (или Вселенский) патриархат претендует на то, что по древним канонам он имеет право восстанавливать в сане священников, которые были несправедливо наказаны в своей церкви. Отношения между Константинопольским и Московским патриархатами давно конфликтные, пять лет назад РПЦ разорвала евхаристическое общение из-за «томоса» — создания Православной церкви Украины. 

После того как РПЦ активно поддержала вторжение России в Украину, этот конфликт только усугубился. Константинопольский патриарх Варфоломей заинтересован в том, чтобы утвердить свой статус суда высшей инстанции в мировом православии, и в целом разделяет западное отношение к войне и России. Поэтому в последние два года есть несколько успешных примеров перехода во Вселенский патриархат русских клириков. Самые большие шансы у «коллективов» — тех, кто переходит с уже готовой структурой.

В марте 2022 года Константинополь принял к себе приход РПЦ в Амстердаме, где и настоятель, и приходской совет решили не оставаться в подчинении Москве. 7 февраля 2024 года Министерство юстиции Литвы зарегистрировало в качестве традиционной религиозной общины экзархат Константинопольского патриархата — его создание началось после того, как в мае 2022-го литовский митрополит Иннокентий лишил сана за антивоенную позицию шестерых клириков.

К ним присоединились православные белорусы, которых в Вильнюсе особенно много после 2020 года. Но из этого бы ничего не получилось, если бы не заинтересованность властей Литвы — премьер-министр Ингрида Шимоните обращалась лично к патриарху Варфоломею с письмом, где гарантировала поддержку новой структуры, и встречалась с ним во время его приезда в страну.

Для Константинопольского патриархата решения восстановить в сане или принять к себе запрещенных клириков Московского патриархата — это всегда исключения, отдельные случаи. Один из таких примеров — Иоанн Коваль, который сразу после вердикта церковного суда вылетел в Турцию из-за поступавших угроз ему и его детям, не желая повторить судьбу Алексея Москалева, арестованного за рисунки дочери. Его быстро восстановили в священном сане, приняли в клир Писидийской митрополии, и теперь он служит в храме в курортной Анталии. 

Тем не менее забота о беглых священниках из Москвы не входит в приоритетные направления для Вселенского патриархата, который исторически — церковь греческой диаспоры. Его паства — это в основном греки и обратившиеся в православие жители западных стран, хотя в Америке у Константинополя есть славянское викариатство и большая украинская юрисдикция.

Священника нельзя просто восстановить в сане «в никуда», он должен быть обеспечен местом служения, где паства испытывает потребность в новых клириках и может их обеспечивать. Количество паствы стабильно, вакантных мест ни в Европе, ни в Америке почти нет, к тому же русские священники чаще всего не знают иностранных языков.

Еще один успешный случай перехода — протоиерей Андрей Кордочкин, который 20 лет служил как представитель РПЦ в Испании, до этого получил образование в Дарэмском университете, владеет несколькими языками. При этом Кордочкина приняли в клир Бельгийской епархии Константинопольского патриархата без зарплаты — ему дали небольшой приход в маленьком голландском Тильбурге, где умер прежний настоятель. Зарабатывает он научной работой в одном из немецких университетов.

Константинопольский патриархат не может помочь священнослужителям, бежавшим из России, и с легализацией в Европе или Америке. У самого патриарха Варфоломея и высших чиновников его патриархата гражданство Турции, где российским гражданам ВНЖ получить трудно. В третьих странах — вроде Армении, Грузии, Сербии, Казахстана — священники из Московской патриархии могут жить без виз, но им надо искать обычную светскую работу и отказаться от идеи продолжить служение (есть случаи, когда священники работают там таксистами).

Чтобы получить право въехать в страны ЕС и остаться там, у священников, как и у всех остальных, есть два пути — гуманитарные визы или поступление на учебу/приглашение на работу. Для первого нужны доказательства преследований и угроз, для второго — хотя бы знание языка и наличие средств на первое время.

Перспективы

В РПЦ довольно много антивоенных и критически настроенных по отношению к позиции руководства и лично патриарху Кириллу священников и еще больше мирян. В процентном соотношении ко всему множеству русского духовенства их примерно столько же, сколько граждан с такими позициями в России в целом. Это можно косвенно подтвердить по личным разговорам, постам в соцсетях и комментариям в СМИ, содержанию закрытых чатов.

Среди них есть те, кого можно назвать либеральными. Есть и, наоборот, консервативно настроенные. Но всех объединяет стремление к нормализации церковной жизни, введению ее в канонические рамки и противостояние политической идеологизации.

В России никакие инициативы и дискуссии, не говоря уже о практических шагах к изменениям, невозможны, пока сохраняется режим Путина и обеспеченное им самовластие патриарха Кирилла. Максимально возможная солидарность, которая создает эффект переклички «своих» и дает людям некоторое утешение, — это подписание петиций и открытых писем. Письмо в поддержку протоиерея Алексия Уминского подписали 12 000 человек, среди которых есть священники. 

Тем не менее у религии есть потенциал влияния на будущие общественные изменения, она формирует идентичность, основу солидарности, моральные основания для принятия решений. Русское православие как социальный и культурный фактор не исчезнет, каким бы ни было дальнейшее развитие страны.

Это хорошо понимают в белорусской оппозиции: в 2020 году была создана независимая экуменическая организация «Христианская визия», которая объединяет священников и мирян разных конфессий, теперь по большей части оказавшихся в эмиграции. Они занимаются координацией помощи христианским активистам и духовенству в изгнании, поддержкой политзаключенных, подготовкой законодательства о религии для будущей независимой Беларуси, работой с европейскими и международными институтами, которые регулируют религиозную сферу.

«Христианская визия» не входит в белорусские демократические политические структуры, но ее эксперты консультируют их в случае необходимости. Благодаря им Светлана Тихановская знает о религиозных запросах своих избирателей и учитывает их интересы, может помочь при переговорах о поддержке белорусских приходов в других странах. Она встречается с религиозными лидерами и адекватно представляет повестку. Прошедшим летом Тихановская выступила в Таллинне на открытии Генеральной ассамблеи Конференции европейских церквей — крупнейшем европейском экуменическом форуме, где присутствовал и патриарх Варфоломей. 

В российских оппозиционных форумах и организациях религия пока — слепое пятно. Уехавшие священники предоставлены сами себе и не объединены никакими общими задачами даже для лоббирования собственных тактических интересов, не говоря уже о стратегическом видении будущего.

Белорусы вынуждены оказывать им «братскую помощь» в решении бытовых и юридических вопросов. Недавно появился проект «Мир всем» для оперативных сборов средств на выживание священников, оказавшихся в беде из-за своей антивоенной позиции. Но организаторы проекта пока не смотрят дальше скромной финансовой помощи.

У российских православных, как клириков, так и мирян, в изгнании есть три пути. Либо они находят в себе волю для обретения политической субъектности по примеру белорусов, и тогда риски, связанные с антивоенным свидетельством, обретают смысл не только в контексте индивидуального этического выбора, но и как общее дело. Они могут войти как самостоятельная фракция в большое антивоенное демократическое движение и представлять в нем интересы своих собратьев из России, лишенных голоса.

Либо можно «ничего не делать» и раствориться в других странах, прибившись к каким-нибудь местным общинам. Либо по инерции многовековой подчиненности тому, кто сильнее и у кого больше денег, то есть власти, обрести покровительство в лице одной из оппозиционных политических сил и действовать в ее интересах. То есть выступать не на равных в формате экспертного консультирования и взаимовыгодного партнерства, а в привычной роли идеологической обслуги.

Если вы хотите поделиться материалом с пользователем, находящимся на территории России, используйте эту ссылку — она откроется без VPN.

• Ксения Лученко