Масштабный сбой в российском интернете, вероятно, связан с активным строительством Чебурнета — «суверенного интернета» Рассылка «Сигнал» объясняет, как он может быть устроен

В конце января 2024 года в России произошло сразу несколько масштабных сбоев в работе интернета. Сначала на Дальнем Востоке перестали работать мессенджеры Telegram и WhatsApp. Потом в Ленинградской, Псковской и Новгородской областях отключился LTE. Наконец вечером 30 января сломалась вся доменная зона .ru. Во всех случаях власти объясняли случившееся техническими неполадками или профилактическими работами. Но многие эксперты полагают (а источники в профильных ведомствах подтверждают на условиях анонимности), что все это связано с продолжающимися усилиями властей по изоляции российского интернета от мирового и построению «суверенной» сети — Чебурнета. Александр Амзин, издатель имейл-рассылки «Сигнал» от создателей «Медузы», объясняет, зачем им это нужно.

Этот текст впервые опубликован в рассылке «Сигнал» 7 августа 2023 года.

Вторжение в Украину не только ужесточило интернет-репрессии в России, но и сделало их бесцельными, хаотичными. Впрочем, недавно все изменилось, потому что разнообразие вариантов развития интернета теперь свелось к одному вопросу: захочет ли Россия отделиться от мира? Или, проще, правда ли, что интернету Кремль предпочтет какой-нибудь свой «Чебурнет»?

В ночь с 4 на 5 июля в России ненадолго отключили международный интернет. Это были учения по изоляции интернета. Такие учения не новость: закон о суверенном интернете гласит, что их надо проводить ежегодно. Просто за время войны учений еще не было, про них подзабыли. Что там говорить, закон, вступивший в силу в 2019 году, сейчас выглядит устаревшим. Но понятие «суверенный интернет» вернулось в обиход. Причем, конечно, теперь говорят о самой жесткой его форме — изоляции.

Какую эволюцию прошла идея суверенного интернета в головах политиков? Зачем вообще разным странам, и России в особенности, киберизоляция? Каким может быть российский «Чебурнет»?

Кто придумал Чебурнет?

Сейчас Чебурнетом (обычно с большой буквы) называют вариант полной изоляции российского сегмента интернета. Полный аналог Чебурнета в этом смысле — северокорейский национальный интранет Кванмён.

Иногда Чебурнетом также называют сценарий меньшей изоляции, но с полным госконтролем над сетевой инфраструктурой и учетом поведения пользователя («интернет по паспорту»). В расширительном смысле такой Чебурнет — часть концепции «цифрового ГУЛАГа».

Но начиналась история Чебурнета довольно мило.

Родителем номер один был сенатор Максим Кавджарадзе, который 28 апреля 2014 года предложил создать «собственную внутрироссийскую информационную систему» и назвать ее, например, «Чебурашка». Как справедливо подчеркнул сенатор, «Чебурашки» ни у кого нет. Предложение так всех удивило, что РИА Новости сначала вышли с заголовком «В Совфеде предложили создать в России собственный интернет». В тот же день ответственность со всех сенаторов сняли, заменив заголовок на таинственное «Автор „Чебурашки“ раскрыл смысл идеи российского интернета», хотя Эдуард Успенский тут был ни при чем.

Кто первым соединил слова «Чебурашка» и «интернет», не узнать. Но уже через час «Чебурнет» появился в комментариях на айтишном ресурсе «Хабр». Насколько можно судить, айтишники с первых дней не питали иллюзий относительно направления политической мысли, ожидая если не изоляции, то полного контроля над российскими ресурсами.

Дальше дороги «Чебурашки» и «Чебурнета» разошлись. Сенатор Кавджарадзе, оседлав после аннексии Крыма и введенных санкций идеи импортозамещения и интересов безопасности, пробивал некий проект защищенной спутниковой сети. Насколько можно судить, это была сеть непростой судьбы «Эфир» (позднее «Сфера») — российский ответ тому, что впоследствии стало проектами OneWeb и Starlink.

Параллельно он ратовал за безопасность детей, критиковал с этой позиции очки Google Glass и призывал множество модных направлений сделать независимыми от Запада, а то и поставить на службу государству (раз, два, три, четыре).

А идея изоляции обычного интернета зажила отдельной жизнью. Это был очевидный следующий шаг после активного регулирования интернета, которым с 2008 года занялся Роскомнадзор.

К концу 2015 года Институт развития интернета (ИРИ) написал соответствующую программу развития российского сегмента Сети, превратившуюся в дорожные карты. Проекты программы сопровождали различные скандалы, и все закончилось тем, что ИРИ от разработки отодвинули. Но тогдашний глава организации, Герман Клименко, стал советником Путина по развитию интернета.

Именно в 2015 году проявились первые очертания «Чебурнета». Нечто подобное описывал в своей концепции для ИРИ патриотически настроенный эксперт Игорь Ашманов. Идеальным ИТ-будущим Ашманов назвал максимальный цифровой суверенитет (право государства устанавливать правила без оглядки на кого бы то ни было), импортозамещение и информационную безопасность.

В России должна была появиться своя операционная система, своя экосистема ПО и мобильных приложений. Желательно также — свои чипы, маршрутизаторы и смартфоны. Пользователь устройств на других системах лишается, по плану Ашманова, «множества возможностей, в том числе взаимодействия с госуслугами».

Все, включая идентификацию пользователей, платежные системы, социальные сети и игровые сервисы, должно было быть полностью подконтрольно государству. Иностранные системы защиты данных и ПО должны быть запрещены к использованию, а размещение любого контента — от статей до комментариев — проверяться на соответствие законодательству.

Интересно, что ашмановское видение стало актуальным после 24 февраля 2022 года. Идеи закона о суверенном интернете, подписанного Путиным еще в мае 2019 года, были существенно мягче, хотя и позволяли при необходимости изолировать Рунет.

Чтобы понять, почему и как война все изменила, сначала стоит разобраться, зачем вообще бывают нужны чебурнеты.

Зачем киберизоляция политикам?

Блокировки сайтов, замедление интернет-доступа, армии троллей, тотальный надзор и цензура — это лишь инструменты. У каждой державы есть собственные политические цели, которые могут сильно влиять на интернет, хотя не всегда связаны с ним напрямую.

«Сигнал» уже несколько раз писал о таких несоответствиях. Например, государству для простоты учета выгодно не признавать существование трансгендерных и небинарных людей; для снижения издержек на бюрократию выгодно оцифровать госуслуги, подавая гражданам этот проект как заботу об их удобстве; автократиям выгодно одновременно пользоваться ручным управлением и прикрывать репрессии борьбой с перегибами на местах.

Если политические цели государства требуют запретить сайты и приложения или изолировать весь сегмент Сети, это нарушает связность интернета. Но это обычно последнее, что тревожит правительства. Дело довольно давно движется к распаду глобальной сети на крупные фрагменты с автономным регулированием. Результат называют сплинтернетом (от английского splinter — «щепка» или «осколок»), а процесс — кибербалканизацией.

Причины, как и способы отгородиться, при этом у каждого свои и меняются со временем. В 2020 году аналитик Бен Томпсон предлагал концепцию «четырех интернетов»: американского, китайского, европейского и индийского.

В американском (изначальный интернет) — рыночное регулирование, где все в выигрыше, кроме налоговых служб тех стран, куда пришли американские компании. Впрочем, ситуация с каждым годом осложняется. При Трампе власти США начали активно выступать против китайского интернета, то организуя антикитайскую технологическую инициативу The Clean Network, то пытаясь ограничить использование TikTok.

В китайском интернете во главу угла поставлен тотальный надзор за информацией. Благодаря размеру рынка Китай смог не только эффективно заменить американские решения, но и диктовать зарубежным компаниям свои условия. Фактически Китай построил собственный самодостаточный интернет, куда неохотно пускает других.

Европейский интернет изо всех сил защищает личную жизнь граждан, но чаще всего это заканчивается полумерами, ограничениями и запретами. Это благодаря ЕС сайты встречают нас раздражающими окошками про использование cookies. И благодаря ему же социальная сеть Threads Марка Цукерберга, запустившись в июле 2023 года в сотне стран, до сих пор не присутствует в странах Евросоюза.

Индийский интернет технологически не изолирован, своих целей здесь достигают с помощью протекционизма. В Дели хорошо понимают, насколько индийский рынок привлекателен для американских и китайских компаний, и поэтому не стесняются жестко регулировать интернет. Индия — яркий пример продолжения политики киберсредствами: она уже пять лет подряд возглавляет мировой рейтинг по интернет-шатдаунам. Когда понадобилось предотвратить протесты против изменения конституции, страна полностью отключила на полтора года от интернета и телефонной связи Джамму и Кашмир. Когда понадобилось асимметрично ответить на столкновения индийских и китайских войск на спорной приграничной территории — власти запретили десятки китайских приложений, объяснив это кражей данных индийцев.

Естественно, модель Томпсона неполна — она, например, не учитывает «интернеты» в изолированных странах вроде Ирана и Северной Кореи.

Кроме того, в 2020–2021 годах оформился еще один путь — турецкий. Турция не могла разработать свой YouTube и не хотела закрываться от всего мира, но свобода самовыражения, предоставляемая зарубежными компаниями, мешала авторитарному режиму Эрдогана. Турецкие власти разработали систему многоступенчатого давления на техногигантов, основанную на открытии местных офисов и демонетизации при нарушении законов.

Схожую систему в последний довоенный год взяли на вооружение российские власти. Замедление твиттера, а также многомиллиардные оборотные штрафы, выписанные Google и Facebook, — это как раз усиливающееся экономическое давление.

Самое время разобраться, каким был план Кремля тогда и в чем сейчас может состоять политический смысл Чебурнета.

Каким будет российский Чебурнет?

К Чебурнету ведут три пути. Нельзя предсказать, какой выберет Кремль, но цифровая стратегия пишет саму себя: затяжная война оставляет все меньше свободы маневра.

Западные санкции после аннексии Крыма не только позволили сенаторам вроде Кавджарадзе чаще выступать на темы цифрового суверенитета. Для Кремля они с 2014 года исключили американский и европейский варианты развития российского интернета. Европейские нормы, впрочем, еще некоторое время заимствовались: стало модно рассматривать личные данные граждан как государственное достояние, требующее защиты.

Что же тогда предполагалось делать? Ранее в «Сигнале» мы рассказывали об авторитарной диффузии — обычае автократий перенимать друг у друга «худшие практики». Например, многие репрессивные российские законы стали модельными для постсоветских стран Центральной Азии.

В случае с регулированием интернета уже России предстояло найти модель для себя, но это оказалось непросто. Все варианты можно было разделить на три сценария.

Первый сценарий, «великая интернет-держава», предполагает создание полностью импортозамещенного интернета. Технологически Россия способна это сделать: это одна из немногих стран с собственными поисковиком («Яндекс») и крупной социальной сетью (VK). Но когда внешние технокомпании приходят в китайский фрагмент интернета, власти могут им навязывать свои условия: там миллиард пользователей и для доступа к ним компании оказываются готовы на многое. Россия не так привлекательна: и по числу пользователей, и по ВВП она вдесятеро уступает Китаю.

Второй сценарий, «экономическое давление по-турецки», предполагает «меры понуждения» (пример) для тех крупных площадок, которые не хотят исполнять законы автократий. Он неплохо работает даже в масштабах Турции. А для России он идеален, так как переводит разговор из сферы демократических ценностей в сферу торговых интересов.

Наконец, третий сценарий, «настоящий Чебурнет», подразумевает почти полную изоляцию по иранскому или даже северокорейскому образцу. Но выгод у этого решения нет, это скорее вынужденный и долгосрочный ответ на внешние угрозы и санкции. Между идеей «выбирайте отечественного производителя» и полным запретом контактов пролегает пропасть.

Российский интернет оказался не готов к вторжению. Несомненно, он двигался в сторону все больших запретов. Этому очень помогло ужесточение контроля во время пандемии, продемонстрировавшее, что граждане готовы к зарегулированности. Но даже в ноябре 2021 года Россия шла по второму («турецкому») сценарию с возможным добавлением индийского произвола на случай протестов.

Тогда казалось, будто Кремль готовится активно продвигать киберпротекционизм с выдавливанием иностранных сервисов; внедрить повальную электронную идентификацию; запретить с той же целью VPN; интернетизировать труднодоступные регионы и внедрить электронное голосование, чтобы гарантировать любой необходимый результат на выборах. О физической готовности к цифровой изоляции можно было бы говорить в 2026 году, когда закончилась бы прокладка трансарктического подводного кабеля «Полярный экспресс» длиной более 12 тысяч километров.

Война сделала этот сценарий невозможным: экономические аргументы просто перестали работать. Политические цели оттеснили на второй план заботы о состоянии отрасли. Поэтому, когда в марте 2022 года власти ввели военную цензуру, а заодно объявили компанию Meta, владеющую Instagram и Facebook, экстремистской организацией, это вряд ли был продуманный шаг.

В результате остались только два доступных варианта развития: китайский и иранский.

Кремль предпочел бы пойти по китайскому пути, хотя рынок, отягощенный американскими и европейскими санкциями, стал еще менее привлекательным, а внутренние средства в первую очередь идут на войну. Но есть и другие проблемы: утечка и нехватка специалистов, низкое качество отечественных альтернатив (например, RuTube вместо YouTube), недостаток времени на выстраивание «многополярных» отношений. Последнее позволило бы стать экспортером технологий на новые рынки и преодолеть санкционное проклятие.

Собственно, примерно тем же последние почти полтора года занимаются все подсанкционные отрасли российской промышленности: наращивание внутреннего потребления и переориентация на новые рынки. Главное преимущество этого варианта в том, что он позволяет минимизировать потери при любом исходе войны.

Иранский вариант, впрочем, не менее вероятен. Военные и политические цели, находясь в приоритете, могут серьезно подорвать «мягкий» китайский Чебурнет, а санкционная нагрузка — вынуждать ко все большей изоляции. Условно говоря, если реальные соображения безопасности потребуют заблокировать YouTube, возможные народные протесты отойдут на второй план. Ключевое условие перехода в режим Ирана — решение продолжать войну еще очень долго, потому что выйти из этого режима гораздо труднее, чем войти.

Проще говоря, Чебурнет стал неизбежен, как только Россия в феврале 2022 года вторглась в Украину и потеряла любые перспективы сотрудничества с европейскими и американскими компаниями. Санкции — по числу которых Россия чемпион — теперь принуждают страну к жесткой изоляции, которая неизбежно станет технологическим проигрышем.

Неудивительно, что в Россию уже не первый год приезжают китайские консультанты по вопросам интернет-цензуры. Этот опыт — модельный.

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока готовили это письмо

Агентство сатирических новостей «Панорама» в июне 2022 года запустило «машину времени», отправляющую посетителей сайта в российский интернет образца 2034 года. В нем российский сегмент интернета заменило федеральное телекоммуникационное пространство «Интерсеть». Главная новость — региональное расширение «Интерсети», вернее, объединение ее с Евразийским датафаксом «Собор».

Проще говоря, сатирическое изображение Чебурнета также предполагает авторитарную диффузию: сотрудничество как с автократиями Центральной Азии, так и с китайскими коллегами.