Умер Том Стоппард — самый знаменитый драматург современности Его пьеса о русских интеллектуалах XIX века шла восемь часов и все равно стала хитом — а сценарий о Шекспире выиграл «Оскар»

29 ноября в английском графстве Дорсет умер сэр Том Стоппард — лауреат «Оскара» за сценарий к фильму «Влюбленный Шекспир», автор ревизионистской пьесы «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» о второстепенных героях «Гамлета» и, пожалуй, самый известный современный драматург. Стоппарда знали и любили в том числе в России, тем более что он интересовался российской культурой: среди важнейших его текстов — «Берег утопии», пространная пьеса о Герцене, Белинском и других русских интеллектуалах-демократах. Литературный критик Лиза Биргер рассказывает, как Стоппард пришел к мировой славе — и лишь во второй половине жизни узнал правду о своей семье.

Сэр Томас Стоппард был не просто одним из самых влиятельных драматургов прошлого века, но и абсолютным мастером интерпретации. Он часто повторял, что в мире не существует ничего объективного и что правда о прошлом для него куда менее важна, чем постмодернистская игра с этим прошлым, возможность выстроить вокруг события сад расходящихся тропок-трактовок.

Кажется, именно за эти игры его и обожала международная публика. В его ранних пьесах прыгали философы-акробаты («Прыгуны», 1972). Второстепенные герои Шекспира прорывались на авансцену, топя друг друга и зрителя в словесной эквилибристике («Розенкранц и Гильденстерн мертвы», 1966). Ленин, Джойс и Тристан Тцара сталкивались в Цюрихе 1917 года в комедии по мотивам «Как важно быть серьезным» Оскара Уайльда («Травести», 1974).

А еще Стоппард был автором сценария к «Бразилии» Терри Гиллиама и «Влюбленному Шекспиру» Марка Нормана (за первый он был номинирован на «Оскар», за второй — получил его). Писал диалоги для «Звездных войн» Лукаса и третьего «Индианы Джонса» Спилберга. В 1997 году его возвели в рыцари, а снятая им же экранизация пьесы «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» (1990) давно разошлась на цитаты. Кажется, что из сказанного о Стоппарде все понятно: это такой остроумный английский сэр, который лихо жонглирует словами, и от этого аттракциона блистательных диалогов всем очень весело. В случае Тома Стоппарда это и верно, и совсем не верно. То есть часть про умение играть со словами верна — а все остальное скорее нет.

Начать с того, что свое идеальное английское имя Том Стоппард получил от отчима, Кеннета Стоппарда. А так-то он Томаш Штрауслер, из чехословацкого города Злина.

Родился 3 июля 1937 года в семье врача Эугена Штрауслера, работавшего на обувную фабрику Bata. 19 апреля 1939 года, когда нацисты вошли в Чехословакию, семья — отец, мать Марта, Томаш и его старший брат Петр — сели на пароход SS Victoria в Генуе и отплыли в Сингапур, где у Bata была фабрика. Но в феврале 1942 года Сингапур пал под натиском японцев. Мать с мальчиками эвакуировались в Индию, в Дарджилинг. Отец остался помогать британской обороне — и погиб 13–14 февраля 1942 года, когда японская авиация разбомбила корабль, на котором он пытался бежать.

В Дарджилинге братья учились в американской методистской школе Mount Hermon — первое здание которой, кстати, называлось «Аркадия» (позже драматург дал это имя одной из самых известных своих пьес). В 1945-м мать вышла замуж за британского майора Стоппарда, и в феврале 1946 года семья переехала в Англию. Томаш Штрауслер стал Томом Стоппардом. Сам он позже говорил: «Я надел английскость как пальто». Много лет спустя, уже после смерти матери в 1996 году, приемный отец — антисемит и ксенофоб — потребовал, чтобы пасынок отказался от фамилии Стоппард, но было уже поздновато.

Сам Стоппард говорил, что никогда не чувствовал с Чехословакией внутреннего родства — он не говорил по-чешски и посетил страну только в 1977 году. И все же в одном он несомненно был всегда связан с родиной: начиная с тех же 70-х Стоппард активно поддерживал диссидентское движение — как в Чехословакии, так и в СССР. В феврале 1977-го он отправился в СССР и Восточную Европу с Amnesty International, встретился с Владимиром Буковским и Виктором Файнбергом. В июне того же года посетил Прагу, дом Вацлава Гавела, писал статьи в защиту Хартии-77. Его пьеса «Professional Foul» (1977) о британском философе, встретившем в Праге студента-диссидента, посвящена Гавелу. А в феврале 1986 года Стоппард организовал акцию Roll Call на ступенях лондонского Национального театра — почти 24 часа знаменитости и политики по очереди читали имена советских отказников, евреев, которым не дают выездные визы.

Но пожалуй, одним из главных его политических проектов стала пьеса, которую легко принять за продолжение интеллектуальных игрищ, — «Берег утопии». Она была написана в 2002 году. В 2006-м вышел спектакль на Бродвее, получивший семь премий «Тони» (рекорд для драматического спектакля). Но Стоппард мечтал, чтобы пьесу поставили в России — это было для него даже важнее, чем режиссерское решение. Дело в том, что герои «Берега утопии» — главные русские мыслители XIX века. На протяжении трех частей длиной три часа Герцен, Огарев, Бакунин, Тургенев, Белинский и прочие произносят свои величественные монологи среди жен, детей и обедов. В октябре 2007 года «Берег утопии» наконец вышел в России — в Российском академическом молодежном театре (РАМТ): текст перевели Аркадий и Сергей Островские, режиссером спектакля был Алексей Бородин.

Удивительно, что московский спектакль не вызвал у публики и части того восторга, который собрала бродвейская постановка. Возможно, потому, что нам не нравится, когда чужие писатели что-то объясняют русскому зрителю про Россию. С другой стороны, Стоппард и правда ведь объяснил все про Россию. Его пьеса неслучайно идет так долго. Чем больше вычурных фраз произносят герои, тем зрителю очевиднее: вся эта русская мысль — лишь игра, отвлекающая от важного.

В финале Герцен встает и произносит монолог о вреде утопии: «В гибели ребенка не больше смысла, чем в гибели армий или наций. Был ли ребенок счастлив, пока он жил? Вот должный вопрос, единственный вопрос. Если мы не можем устроить даже собственного счастья, то каким же надо обладать запредельным самомнением, чтобы думать, что мы можем устроить счастье тех, кто идет за нами». Едва ли российского зрителя можно удивить идеей, что от утопий одни неприятности. Куда менее очевидна пугающая, в сущности, мысль, что забота о близких труднее и осмысленнее, нежели борьба с самодержавием.

Но еще удивительнее вот что — вопрос «был ли ребенок счастлив» оказался ключевым и для самого Стоппарда. В марте 1993 года, репетируя в Лондоне постановку одной из своих лучших пьес — «Аркадии» (где теория хаоса переплетается с двумя любовными историями разных эпох), он познакомился со своей кузиной Шаркой Гауглиц из Германии. И узнал от нее, что был евреем — и что, за исключением родителей и брата, практически вся его семья погибла в холокосте. Дедушки и бабушки по обеим линиям — в Терезиенштадте, Риге, Освенциме. Три тетки матери — две в Освенциме, одна пропала без вести. Стоппарду было 56 лет, когда он узнал, что никогда не был ни англичанином, ни чехом. История этого открытия изложена в его знаменитом, чуть ли не единственном автобиографическом эссе «On Turning Out to Be Jewish», опубликованном в Talk Magazine в сентябре 1999 года. Он писал: «Эта почти намеренная подслеповатость... возвращается ко мне теперь в форме самоупрека». И о матери: «Гитлер сделал ее еврейкой в 1939 году». До самой смерти матери в 1996-м Стоппард молчал о том, что узнал, — не хотел ее расстраивать.

25 января 2020 года в лондонском театре Wyndhamʼs Theatre состоялась премьера его последней пьесы «Леопольдштадт». Это история одной еврейской семьи с 1899 по 1955 год: поначалу они благополучно живут в Вене, затем становятся «врагами Рейха», под конец остается только трое выживших. Один из них — молодой англичанин Лео, который не помнит ни своего прошлого, ни того, что он еврей. Ему говорят: «Ты живешь так, будто без истории, будто не отбрасываешь тени позади себя». Стоппард признался: «Это был во многом я. И, полагаю, эта пьеса — тень позади меня». В 2022 году на церемонии «Тони» «Леопольдштадт» признали лучшей пьесой — в пятый раз за карьеру Стоппарда: это рекорд за всю историю премии. Мастер интерпретаций, который полжизни играл с множественностью правд, в конце написал свой самый личный текст — правду о самом себе.