Михаил Вербицкий — математик с мировым именем и герой контркультуры 1990-х. Получив степень PhD в Гарварде, он вернулся в Россию, стал сотрудничать с НБП и основал музыкальный лейбл, на котором издавал «Гражданскую оборону» и оккультные песни Александра Дугина. В начале 2000-х Вербицкий вел очень популярный блог tiphareth на платформе LJR, которую сам и создал в знак протеста против ограничений «Живого журнала» и любой цензуры в интернете. Сегодня Дугин — «государственный философ», а Вербицкий — эмигрант; сторонники НБП воюют в Украине, а Вербицкий — против войны. О том, как это все произошло, как контркультура 1990-х стала культурой провластной и во что с тех пор превратился интернет, с Вербицким специально для «Холода» поговорил Денис Куренов.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм .
Где вы сейчас живете и чем занимаетесь?
— Я живу в Рио-де-Жанейро, у меня профессорская позиция в IMPA (это Национальный институт математики). В основном занимаюсь математикой, хотя не только: вот , например, смешной арт-проект, который я для души набросал, было очень забавно.
Из России в Бразилию вы уехали еще восемь лет назад. Расскажите почему.
— В 2014 году стало ясно, что надо валить, но я протянул до 2015-го. В конце 2014-го я стал свидетелем по очередному делу Бориса Стомахина (российский публицист, трижды осужденный за возбуждение религиозной ненависти, призывы к экстремизму и оправдание терроризма. — Прим. « Холода » ) , и было ясно, что меня потянут следующим. Я как раз был на конференции в Бразилии, мне предложили работу, и я даже какое-то время занимался подачей документов, но в итоге свалил в Брюссель, где два года работал в местном Свободном университете — ULB. В итоге Бразилия оказалась лучше: здесь жизнь кипит, хорошие студенты, больше свободы делать что нравится.
24 февраля стало для вас шоком? Вы ожидали полномасштабного военного вторжения?
— Шоком оно не было, ибо, когда администрация президента говорит о том, что она к чему-то не готовится, она всегда к этому самому и готовится. С другой стороны, есть принцип Сорокина, у которого на вопрос героя, что будет с Россией, отвечают «будет ничего» — и почти во всех случаях именно ничего и случается (имеется в виду антиутопическая повесть «День опричника». — Прим. «Холода») .
В конце 1990-х и начале 2000-х вы были сторонником «русского мира», занимали проимперскую позицию, имели контакты с НБП. Как вы пришли к таким взглядам? Кажется, в те годы подобная позиция была связана с контркультурой и неприятием либерального мейнстрима. Может, дело в этом?
— Это тоже, но вообще я, обретаясь в Гарварде, ощущал себя больше носителем западной контркультуры, которая всегда была антизападной, потому что контркультура — это всегда оппонент своей культуры, а не чужой.
Кроме того, американским истеблишментом тогда правил радикальный монетаризм, «Вашингтонский консенсус» (набор мер экономической политики, направленных на усиление роли рыночных сил и снижение роли государственного сектора. — Прим. «Холода») , ныне целиком дискредитированный, казался преступным головотяпством. Будучи примененным в академической сфере, он умножает на ноль и академическую свободу и просветительскую сущность университета. Собственно, сейчас сие хорошо видно, когда американские университеты окончательно превратились в фабрики промывания мозгов, а расходы на исследования и преподавание стали на порядки меньше, чем деньги, которые потребляет администрация для своих собственных нужд. В 1995 году этого еще не было, но направление, куда движется система, было вполне очевидно.
В итоге к середине 1990-х мне стало ясно, что Америка — это империя зла , и я надеялся, что Россия сможет ей сопротивляться. В этом мы сошлись с НБП.
Интересно, что весь этот самый критицизм «Вашингтонского консенсуса», который казался таким радикальным в 1990-е, стал ныне американским мейнстримом. А вот в России в политическом истеблишменте радикальный монетаризм — до сих пор самая современная теория, все возражения по поводу политики Гайдара-Чубайса сводятся к преимуществам советского строя и требованию восстановить ГУЛАГ.
Вы были хорошо знакомы с Александром Дугиным, на своем лейбле даже издавали его музыкальное творчество под псевдонимом Hans Zivers. Расскажите, каким он вам запомнился.
— Когда мы познакомились с Дугиным, ему было 33 года. То есть он был нестарый и контркультурный донельзя. Он читал по-английски, сидел в интернете круглые сутки. В общем, для меня после семи лет в американском андерграунде никого ближе Дугина из старшего поколения в России не было. Летов старался держаться тех же ценностей, но для Дугина и Лимонова западная контркультура была основным местом обитания.
Помимо философских и политических текстов Дугин писал стихи и песни, целиком декадентские и полные оккультных смыслов. Никого более авангардного на тот момент не было. Он вполне успешно оперировал любой из тогдашних политических систем — от мейнстрима через оккультную экономическую теорию Эзры Паунда и до советского пещерного красного фашизма в духе газеты «Завтра» и его французских и британских аналогов. Но сам по себе Дугин, кажется, предпочитал анархизм в духе Ги Дебора (французский радикальный левый философ, автор книги «Общество спектакля». — Прим. «Холода») . Впрочем, его основными кумирами были и остаются Рене Генон (французский философ-традиционалист. — Прим. «Холода») и Евгений Головин (писатель-мистик, поэт, переводчик, один из лидеров «советского эзотерического подполья». — Прим. «Холода»).
Мы с Дугиным много общались, и я даже сейчас ощущаю его как очень близкого человека. Мне неприятно почти все, что он говорит и делает сейчас, но это как если под окнами буянит сильно пьющий родственник: он и пьющий, и свинья, но родственником не перестанет быть никогда.
Главной идеей Дугина уже тогда была необходимость уничтожить весь мир. Про это написано даже в его диссертации (которую никто не читал). Самая известная песня Дугина «Пиздец проклятому совдепу», написанная им чуть ли не в школе, заканчивается так:
А если Восток не захочет
Отдать свои земли даром
Мы воздадим ему почесть
Ядерным ударом
И уже мы заходим с тылу
И топаем сапогами
Пиздец кали-юге постылой
Уже не за горами
Полчеловечества в речку
Полчеловечества в печку
А остальные в вечность
Вот именно этим он сейчас и занимается: любой ценой пытается уничтожить сей мир.
Еще интересно, что Дугин никогда не сдерживался — это мне особенно импонировало. Расскажу по этому случаю историю, которую я слышал от обоих ее участников.
В 1990-е основным дугинским издательским проектом был журнал «Элементы», изначально посвященный пропаганде французской «новой правой» группы GRECE («Группа по исследованию и изучению европейской цивилизации» — аналитический центр, с учреждения которого в 1968 году начинается история «новых правых». — Прим. «Холода») , политических теорий барона Юлиуса Эволы (итальянский философ-традиционалист, значительно повлиявший на становление итальянского неофашизма . — Прим. «Холода») и творчества дугинских друзей — Головина, Мамлеева, Лимонова. Французская «новая правая», и тем более эволаизм, есть предмет, неотделимый от эзотерики. Вообще, журнал был наполовину посвящен оккульту и имел хождение в основном в богеме и андерграунде наряду с газетой «Лимонка».
«Элементы» обычно выходили довольно небольшим тиражом и на хорошей бумаге, но второй номер отпечатали тиражом в несколько миллионов экземпляров и на газетной бумаге — он лежал стопками в каждом киоске «Союзпечати».
Случилось это потому, что в издании второго номера Дугин не принимал прямого участия: он в то время как раз поехал во Францию перенимать творческий опыт французских «новых правых». Издание готовил Леша Михайлов (о нем можно почитать статью Немирова), «первый тюменский хиппи», автор бестселлера «Межлокальная контрабанда» , наделенный неиллюзорным талантом к охмурению миллионеров и гэбистов — они и дали деньги на издание.
Дугин мне рассказывал с возмущением, что Михайлов не только издал не пойми что, но еще и в ультимативной форме потребовал от него прийти на торжественную попойку, посвященную выходу второго номера. На ней Михайлов стал показывать Дугина миллионерам и гэбистам как зверушку из зоопарка. После этого оскорбления Дугин, конечно, не мог уже общаться с Михайловым и следующие тома «Элементов» издавал сам. Михайлов рассказывал эту историю примерно так же, но с единственной дополнительной деталью: все время, пока миллионеры и гэбисты праздновали, Дугин сидел мрачный, а в середине празднества залез на стол, продемонстрировал всем голую жопу и ушел домой. Михайлову стоило колоссального труда уговорить миллионеров и гэбистов не посылать за Дугиным киллера.
История баснословная (и наверняка перевранная сотней пересказов), но образ Дугина рисует очень хорошо: он в принципе не понимает, что можно где-то остановиться. Когда-нибудь его убьют — мне будет очень жалко.
В сегодняшнем антизападнике-пропагандисте можно отчасти разглядеть того самого молодого Дугина, но от повторения одного и того же на протяжении 30 лет его номер сделался довольно скучен и жалок.
А как на контрасте с Гарвардом выглядели для вас российские 1990-е?
— Из Гарварда оно выглядело так: НБП и «Гражданская оборона» в роли одиноких воинов, противостоящих нашествию номенклатурных демонов из самого ада. Перспектива реставрации ГУЛАГа (ныне реализуемая) тогда не казалась реалистичной, а вот геноцид населения паленой водкой по образцу популярного среди советских детей мультика Миядзаки «Корабль-призрак» — очень даже.
Задним числом ясно, что ГУЛАГ никуда не уходил, а, наоборот, укоренялся все 1990-е, по пророчеству Галича:
Пусть до времени покалечены,
Но и в прахе хранят обличие.
Им бы, гипсовым, человечины —
Они вновь обретут величие!
Только тогда они были не гипсовые и даже не картонные, а из какого-то совсем уж неприличного материала.
Вас многие знают прежде всего как автора книги «Антикопирайт», ставшей культовой во многих кругах. Как вы сейчас относитесь к ней и в целом к движению антикопирайта?
— Книга ок, хотя тогдашний пафос я, конечно, не разделяю. Каких-то фраз стыжусь, но их довольно мало. К свободе слова и информации (а антикопирайт, как и легализация порно, — это неотъемлемый и необходимый элемент свободы слова) я отношусь так же, как и всегда: за абсолютную свободу слова я готов убивать и умирать.
Последние годы часто вспоминают, что многое из риторики нынешней путинской пропаганды взято из идеологии НБП.
— Увы, да, почти всё взяли. В 1990-е я постоянно говорил, что нацбольская идеология — это идеология почти любого русского человека из числа не очень бедных и стоит поговорить с кем угодно — моим соседом по площадке, работягой с завода «Серп и молот», таксистами, соседями по купе, — и все, что они говорят, можно брать и публиковать в «Лимонке», никто и не заметит.
Политическая философия НБП была взята из «Оседлать тигра» барона Эволы: любая революция совершается под лозунгами, которые имеют хождение в массах, а задача революционера — оседлать эти лозунги, по большей части совершенно негодные и невменяемые, и добиться от народных масс социального творчества в интересах революции и самих народных масс. Я так подозреваю, что администрация президента провела сотни фокус-групп и пришла к тому же самому, к чему пришли авторы газеты «Лимонка» в 1990-е. Типа постсоветский человек по своей натуре нацбол и желает «Сталин, Берия, ГУЛАГ» и «Наши МиГи сядут в Риге» .
Впрочем, для самих нацболов все эти лозунги были клоунадой, по крайней мере инсайдерами это воспринималось как эпатаж. Помню немало дискуссий на тему, что сталинизм — это ужасное зло, но быдло хочет Сталина, поэтому мы будем пропагандировать сталинизм в «Лимонке». Ну и, с одной стороны, сталинизм — это контркультурно (было на тот момент), с другой стороны — нам нужно найти общий язык с быдлом и пенсами, которые покупают «Лимонку», а все они без исключения сталинисты.
А не кажется ли вам, что путинская пропаганда многое взяла не только из НБП, но и шире — из контркультурной критики, в том числе и вашего круга? Вот, например, Медведев пропагандирует пиратство, а кремлевские медиа фактически воспроизводят кормильцевскую сентенцию: «Все, что ты знаешь, — ложь» (слоган издательства «Ультра.Культура» поэта и переводчика Ильи Кормильцева. — Прим. «Холода») . И знаменитое «не все так однозначно» — чем не эпистемологический анархизм Фейерабенда (философская концепция, отрицающая универсальные критерии истинности знания . — Прим. «Холода») ?
— Абсолютно так! Причем это все пропаганда для внешнего потребления, внутри страны никакого послабления пиратам не дается: тот же «Рутрекер», например, как был закрыт, так и остался закрыт. Число уголовных дел по статьям о защите интеллектуальной собственности остается примерно тем же (согласно статистике МВД, количество возбужденных дел за нарушение авторских и смежных прав с 2010 по 2020 год снизилось более чем в 10 раз. — Прим. «Холода») . Аналогично РФ действовала во время ковидных карантинов. Россия ввела строжайшие наказания за нарушения ковидных предписаний и потребовала обязательной вакцинации. Одновременно с этим пропагандистские органы поддерживали любые инициативы против вакцинации и карантина на Западе.
Какие у вас сейчас политические взгляды? И когда вы отошли от проимперства конца 1990-х — начала нулевых?
— Если глобально, я не особо их и менял: легализация всего и отмена труда была и остается главным приоритетом. Просто в 1990-е годы мне казалось, что реставрация социалистического проекта быстрее приведет к чему-то подобному, чем западные модели, основанные на монетаризме.
Имперцем я перестал быть году в 2004-м. Есть документальное свидетельство — дискуссия в оксфордском Русском клубе в 2006 году, где я пропагандировал распад России и был атакован русским националистом [Александром] Тельниковым — пожилым трансвеститом с толстыми ляжками в леопардовых лосинах. Трансвестит, по ходу, основатель «Русского Общественного Движения» (редакции не удалось найти подтверждения этой информации. — Прим. «Холода») , засыпал мукой меня и Мирона Федорова — ныне знаменитого рэпера Oxxxymiron’а, — который был модератором мероприятия. Впоследствии трансвестит отошел от национализма и возглавил профсоюз трансвеститов-проституток.
Сегодняшний интернет — интернет социальных сетей, «Википедии» и гугла — наверняка вам не по нраву. Видите ли вы сейчас в нем хоть что-то напоминающее ту пиратскую утопию, о которой писали в «Антикопирайте»?
— Ну, копирайт-фашизма за эти 20 лет стало сильно меньше. Gen.lib.rus.ec, она же LibGen, свободная библиотека, отлично функционирует вопреки всем опасениям (в Бразилию Amazon книги не возит, так что нашим студентам волей-неволей приходится ей пользоваться).
Во многих странах интернет все еще бесцензурный. Даже «Википедия», при всей ее тоталитарности, остается довольно транспарентным проектом. Но основная проблема — это не гугл и не «Википедия», а социальные сети, где цензура принципиально никакому надзору не подлежит, и Telegram, который вообще извне самого телеграма недоступен для индексации, то есть существует как частная сеть Дурова и его корпорации. Раньше можно было сделать блогопоиск, чтобы найти более-менее репрезентативный срез публичного мнения, сейчас это публичное мнение разбилось на echo chambers, набор изолированных подсеток, не вступающих в коммуникацию и извне вообще не вполне доступных.
Ущерб для общественной дискуссии, в принципе, колоссальный, по факту Цукерберг и Дуров загнали общество обратно в Средние века, во времена до Лютера и Гутенберга, или куда-то в кухни советских коммуналок, при этом у Цукерберга так обязательно с цензором за плечом у каждого.
Но будем рады тому, что есть, пока и это не отняли.