-
- Автор, Амалия Затари
- Место работы, Би-би-си
-
После начала войны в Украине Евросоюз оказал наибольшую среди стран Запада поддержку россиянам с антивоенной позицией: некоторые государства ЕС стали выдавать им гуманитарные визы, предоставили убежище политэмигрантам из России и некоторым сбежавшим с фронта военным. Но на фоне антимигрантских настроений европейские власти начинают ужесточать миграционную политику. Би-би-си рассказывает, как это отражается на тех, кто уехал из России из-за рисков преследования, и какие возможности уехать в безопасные страны у них остались.
Свое 20-летие Ильфат Гареев, бледный высокий юноша с темными волосами, встречал в Ереване. Они с друзьями арендовали отдельную комнату в местном баре, где сами наливали себе пиво из крана и смотрели на большом телевизоре 10-часовой ролик с танцующей коровой.
Шел май 2024 года, Гареев находился в Армении уже пятый месяц. Сюда он вынужденно уехал из родного Татарстана, опасаясь ареста. До отъезда он жил в Набережных Челнах, учился в колледже и интересовался левым активизмом — посещал подпольные анархистские кружки, которые после 24 февраля 2022 года приобрели еще и антивоенную направленность.
Но дело на него завели из-за комментариев в интернете. Сначала по статье об оправдании терроризма (до семи лет заключения) — неудачно пошутил об убийстве прокремлевского «военкора» Владлена Татарского. Потом добавили статью о призывах к деятельности, направленной против безопасности России (до шести лет), — за то, что Гареев, сам родом из мусульманской семьи, призывал российских мусульман не забирать повестки из военкомата.
Следователь обещал Гарееву, что если он признает вину, то его отпустят под подписку о невыезде. Оказавшись на свободе, он решил не дожидаться суда, который мог его посадить, через знакомых в активистской среде вышел на правозащитников, и те помогли ему уехать из России. В Набережных Челнах осталась больная мама — за полтора года до этого ей поставили онкологический диагноз.
«Тогда еще была надежда, что она выздоровеет. Я надеялся, что у нее будут силы прилететь ко мне в Армению, но понимал, что могу ее больше не увидеть. Но другого варианта не было», — говорит он.
Новые документы
С 20-летием перед Гареевым замаячили новые проблемы. Его российский паспорт скоро должен был «превратиться в тыкву» (после достижения 20 лет у гражданина России есть три месяца на то, чтоб поменять паспорт, который иначе станет недействительным), а загранпаспорт изъяли российские силовики во время обыска. В российском консульстве в Ереване сделать новый паспорт он не мог из-за уголовного дела, а это значило, что совсем скоро он останется без документов.
Шансов легализоваться в Армении без документов у Гареева не было. Хоть эта страна считается более безопасной для россиян, чем Беларусь, Казахстан и Кыргызстан, куда тоже можно въехать по российскому паспорту, политическое убежище гражданам России армянские власти не предоставляют.
Правозащитники, которые помогли ему уехать из России, рассказали, что даже несмотря на отсутствие паспорта, он может претендовать на немецкую гуманитарную визу — Германия начала выдавать такие визы после начала войны в Украине российским активистам, политикам и культурным деятелям с антивоенными взглядами, которым угрожает преследование в России.
На то, чтобы собрать необходимые для визы документы, у Гареева ушло около полугода. Наличие публикаций в СМИ о его деле могло бы сделать его заявление на визу более весомым, но никакой информации о нем в открытых источниках не было.
«В России я не распространялся о своем уголовном деле. Я признал вину, и было бы странно в такой ситуации идти в СМИ и рассказывать про тоталитарный путинский режим, который меня репрессирует», — объясняет он.
Уже в Армении он начал предлагать разным СМИ рассказать о своей истории, но все его письма, как правило, оставались без ответа — в общем потоке репрессий его дело не привлекало внимания журналистов. В итоге ему удалось получить письма поддержки от «ОВД-Инфо»*, «Мемориала»* и одной немецкой НКО, которой он помогал как волонтер (наличие сотрудничества с немецкими организациями — обязательное условие для подачи на гумвизу), и к лету 2024 года все документы были готовы.
Через 35 дней после подачи ему сообщили, что его виза одобрена. Он пошел в консульство Германии, чтобы подать на немецкий эрзац-паспорт — временный проездной документ, который Германия выдает для въезда в страну тем, у кого нет загранпаспорта и возможности его получить. В конце августа он получил этот документ, по которому мог въехать в Германию в течение трех месяцев.
Но к этому времени появилась новая проблема. На тот момент Гареева уже объявили в розыск — сначала в федеральный, потом в межгосударственный (на территории стран СНГ). Из-за этого он не мог выехать из Армении, у которой общая база розыска с Россией, — его бы задержали на границе и не выпустили из страны.
Правозащитники и юристы пытались добиться того, чтобы с Гареева сняли ограничение на выезд из Армении — писали в МВД и генпрокуратуру страны, но безрезультатно.
В шесть утра 24 ноября Гареева разбудил звонок от тети — она позвонила сказать, что его мама умерла: «Когда я увидел, что она звонит, то сразу понял, что произошло. Первое ощущение было — просто отсутствие эмоций. Просто непонимание — такой защитный механизм. Самым ужасным было, конечно, осознание невозможности приехать на похороны, сходить на могилу».
Позже в тот же день подруга прислала Гарееву новость из Набережных Челнов — его друг покончил с собой. Узнав о смерти двух близких людей в один день, без возможности приехать в Россию на похороны, с ограничением на выезд из Армении, Гареев столкнулся с серьезными психологическими проблемами. Правозащитники предоставили ему бесплатную психологическую помощь, благодаря которой, по его словам, он «как-то пережил это ментально».
В июне 2025 года, исчерпав все возможные способы снять ограничение на выезд, Гареев вместе с адвокатом «Общественного вердикта»* пошел с добровольной явкой в полицию Еревана. «Меня задержали на трое суток, и у России было 40 дней на то, чтобы прислать запрос на мою экстрадицию», — объясняет он эту процедуру. В начале августа этот срок истек. Российская сторона ничего не прислала, и теперь Гареев планирует снова обратиться в армянскую прокуратуру, чтобы ему открыли выезд.
Тем временем срок действия его эрзац-паспорта давно истек, как и просрочилась гумвиза, которая выдается на год. Правозащитники специально уточняли у МИД Германии, продлят ли ему визу, так как он не смог ею воспользоваться по независящим от него обстоятельствам, и ведомство подтвердило, что в таким случаях одобрение продлевается еще на год, рассказала Би-би-си координаторка немецкой организации InTransit, которая помогает россиянам с подачей на немецкие гумвизы. Ее имя не раскрывается из соображений безопасности.
После этого Гареев обратился в немецкое консульство, чтобы получить новые проездные документы, но получил ответ: «Выдать вам новую визу будет невозможно».
К моменту, когда Гареев почти разобрался с ограничением на выезд, Германия заморозила программу выдачи гуманитарных виз россиянам.
«Самая контролируемая программа миграции»
На фоне общей волны популярности правых в Европе и антимигрантской риторики внутри самой Германии на парламентских выборах в стране, которые прошли в феврале, победили правые центристы — Христианско-демократический союз (CDU) и Христианско-социальный союз (CSU) во главе с Фридрихом Мерцем, который и стал новым канцлером ФРГ.
Одним из их предвыборных обещаний было ужесточение миграционной политики. К его реализации новые власти страны приступили уже весной — были одномоментно заморожены все программы гуманитарного приема иностранных граждан. В Германии их было много, как федеральных программ, так и программ отдельных земель, — для граждан Сирии и Ирака, Турции, Афганистана и другие.
Это так называемые массовые программы приема иностранцев, по которым в Германию приехали десятки тысяч человек. Но программа для россиян и белорусов была не массовой, а индивидуальной, объясняет координаторка InTransit.
«Программа индивидуального приема, по которому получили гумвизы россияне и белорусы, была самой контролируемой программой миграции в Германии», — считает она. Эта программа отличалась от остальных тщательной верификацией — власти Германии проверяли биографию человека, изучали информацию о нем в открытых источниках, требовали у заявителей доказательства их преследования на родине и подтверждения их сотрудничества с немецкими организациями.
Значительные отличия были и в числе выданных виз. По данным InTransit, за три года действия программы гумвизы получили примерно 2600 россиян и 400 белорусов. Для сравнения, число афганцев, получивших немецкие гумвизы, по данным МВД Германии на начало этого года, составляло 34 700 человек.
Заморозка программы для россиян и белорусов стала неожиданностью для правозащитников, говорит координаторка InTransit: «Когда новые власти анонсировали планы закрыть программы, мы пытались разобраться в этой ситуации, и представители МИД Германии отвечали нам, что это коснется только массового приема, а не индивидуального. Но в итоге в мае заморозили все одним махом, несмотря на эти объяснения».
Процесс рассмотрения заявлений на гумвизы начал затягиваться еще до того, как власти объявили о заморозке программы. Если Ильфату Гарееву летом 2024 года одобрили визу за 35 дней, то некоторым другим заявителям пришлось ждать от нескольких месяцев до года. В итоге в МВД Германии, которое выносит решения о выдаче виз, сейчас, по данным правозащитников, «зависли» кейсы около трехсот россиян, часть из которых подали документы еще осенью прошлого года. Некоторые из них еще в России, некоторые, как Гареев, в странах ОДКБ без документов и возможности их получить.
Сейчас правозащитники запустили общественную кампанию за разморозку программы выдачи гумвиз для россиян и белорусов. В ней участвуют как проекты, которые непосредственно занимаются помощью в их получении (помимо InTransit, это также Horizonte Exilhilfe, «Репортеры без границ» и другие), так и крупные немецкие и международные правозащитные организации.
23 августа глава отдела МИД ФРГ по вопросам России и Беларуси Михаил Новак заявил, что мораторий на выдачу гумвиз гражданам этих двух стран снят. Но изменятся ли правила выдачи виз и когда власти возобновят этот процесс, он не уточнил.
«Но вечером того же дня МИД в ответ на запрос немецких журналистов заявил, что гуманитарный прием [граждан России и Беларуси] будет возобновлен, но ускоренная процедура, по которой этот прием производился, будет прекращена, — рассказывает координаторка InTransit. — И эта информация полностью противоречит тому, что гуманитарный прием возобновлен. С тех пор мы пытаемся добиться ответа от МИД и МВД: раз процедура прекращена, то как она будет функционировать?»
Би-би-си направила запрос о будущем программы выдачи гумвиз для россиян и белорусов в МВД Германии. Представитель ведомства Ларс Хармсен в ответ заявил, что программа на данный момент возобновлена, но действовавшая ранее «ускоренная процедура» отменена.
«Допуск осуществляется только в особых индивидуальных случаях. Предварительным условием в каждом отдельном случае является подтверждение допуска от МВД», — ответил он Би-би-си. Что именно немецкие власти будут понимать под «особыми индивидуальными случаями», он не объяснил.
«Решения принимаются по каждому отдельному случаю», — подчеркнул он.
Правозащитников больше всего тревожит то, что возобновленный гуманитарный прием может носить только номинальный характер, а по факту рассмотрение кейсов будет остановлено. «Может быть, на самом деле его хотят сократить до двух-трех известных кейсов в год, что по факту будет означать закрытие гуманитарного приема и всей процедуры. И с этим, конечно, надо бороться», — рассуждает координаторка InTransit.
«Если честно, известных людей не проблема ввезти никуда, — объясняет правозащитница. — С известными кейсами проблем нет — если что, их примет Франция или какая-то другая европейская страна. Но вот что делать с неизвестными?»
Франция
После начала войны в Украине Франция, как и Германия, начала выдавать гуманитарные визы представителям российского гражданского общества, а также научным и культурным деятелям, которым угрожает опасность в России. Официальных данных о числе выданных россиянам виз этого типа нет, но, как говорит Ольга Прокопьева, президент правозащитной ассоциации Russie-Libertés, помогающей гражданам России в их получении, речь идет о примерно тех же цифрах, что и в Германии.
Во Франции, как и в Германии, появилось много правозащитных проектов и организаций, которые помогают уехавшим россиянам, рассказывает координатор французского «Мемориала» Франсуа Девер. Организация была создана еще в 2020 году на фоне репрессий в отношении «Мемориала» в России. Она, в частности, начала общаться с французским МИД по вопросу виз для российских сотрудников и волонтеров «Мемориала». А после войны расширила деятельность и стала помогать в подаче на визы уже более широкому кругу людей — в основном, активистам и правозащитникам.
Для французской гуманитарной визы, в отличие от немецкой, не требуется подтверждений сотрудничества с французскими организациями, но власти тщательно рассматривают кейсы всех заявителей, проверяют правдивость их историй и иногда запрашивают дополнительные документы, чтобы подтвердить те или иные факты из их биографий, рассказывает Прокопьева.
«В начале войны получить визу было проще, чем сейчас, особенно деятелям культуры и представителям ЛГБТ-сообщества, — говорит она, — Сейчас есть тенденция на ужесточение этого процесса. Теперь французские власти более тщательно проверяют именно наличие активизма, причем долгосрочного и ярко выраженного. Но в целом Франция продолжает выдавать гумвизы, и мы очень благодарны за это. Пока что закрытия программы выдачи не планируется».
В отличие от немецких гумвиз, обладатели которых могут рассчитывать на получение небольшого денежного пособия и оплату жилья в Германии, французские визы этого не предполагают.
В то же время Франция на данный момент остается единственной страной Евросоюза, выдавшей въездные документы российским дезертирам. В прошлом году французские власти выдали их группе из шести российских военнослужащих, бежавших из России в Казахстан. Но документы они получили не за сам факт дезертирства, а за то, что, уже будучи в Казахстане, занимались антивоенным активизмом, подчеркивали тогда правозащитники.
Прилетев во Францию, они запросили в стране политическое убежище. На данный момент троим из шестерых его уже одобрили, заявки остальных пока на рассмотрении, рассказал Би-би-си один из них. Сейчас, по словам Прокопьевой, чья организация взаимодействует с французскими властями по этому вопросу, число дезертиров, которым Франция выдала въездные документы, выросло до восьми человек.
В МИД Франции не ответили на запрос Би-би-си об общем числе выданных россиянам гумвиз.
«Мы стараемся обосновывать и всячески продвигать [выдачу гуманитарных виз россиянам, не согласным с войной], насколько это возможно, — говорит Франсуа Девер, — В какой-то момент это превратилось в более-менее понятную всем процедуру. Можно даже сказать, что для россиян в каком-то виде были созданы исключительные условия — что получить визы стало возможно не только в России, но и в других странах, что не очень соответствует обычным правилам».
«Есть риск, что тебя задержат прямо по дороге в консульство»
Подать на французскую гумвизу можно не во всех странах. Например, этого нельзя сделать в Кыргызстане, потому что там нет французского консульства. Чтобы получить визу, нужно ехать в другую страну, например, в соседний Казахстан, но те активисты, кто в России находится в розыске по уголовным статьям, сделать этого не могут, потому что их не выпустят из страны и могут задержать на границе.
В августе этого года в Бишкеке задержали левого активиста Артема Бородина, которого российские власти объявили в розыск за расклейку листовок в его родном Донецке. Сейчас Бородин находится в СИЗО в Бишкеке, ему угрожает экстрадиция в Россию.
«Теоретически Артем мог бы сделать французскую гуманитарную визу, но проблема в том, что сделать это в Кыргызстане невозможно. А выехать из Кыргызстана в другую страну ему было нельзя», — рассказывает его знакомая.
В Бишкеке и других крупных городах Кыргызстана уже несколько лет работает система видеонаблюдения «Безопасный город», в которую загружены в том числе данные российского розыска и по которой ранее уже находили и задерживали россиян. Поэтому даже если бы в городе был консульский отдел Франции, Бородин мог бы туда не попасть, считает собеседница Би-би-си: «Чтобы дойти до консульства какой-либо страны, нужно идти по правительственному кварталу, где куча камер, и есть риск, что тебя задержат прямо по дороге туда».
Бородин приехал в Кыргызстан в начале 2023 года, когда он еще считался относительно безопасной для россиян страной. Когда в крупных городах страны заработал «Безопасный город», Бородин перебрался жить за пределы Бишкека, где камер не было. Но в итоге его все равно нашли именно по камерам — случайно попался, когда был в Бишкеке проездом.
Загранпаспорта у Бородина нет, и если бы у него была виза и въездные документы какой-то страны (такие «серые паспорта» для однократного въезда россиянам выдавали в основном Германия — эрзац-паспорт и Франция — лессе-пассе), это могло бы ему помочь и уберечь от экстрадиции, считает его знакомая: «Но Германия приостановила выдачу виз, а консульства Франции нет в Кыргызстане. То есть получилось так, что обе страны, которые активнее всего выдавали визы, в данной ситуации ничем помочь не могут».
Транзитные визы и балканский путь
В наиболее уязвимом положении находятся бежавшие из России дезертиры. За время войны правозащитникам так и не удалось договориться ни с одной из западных стран о том, чтобы бежавшим с фронта российским военным выдавали гуманитарные визы. Теоретически дезертиры могут запросить политическое убежище, в МВД Германии даже делали отдельное заявление , что у них есть на это право.
Но на практике все гораздо сложнее. Убежище нельзя запросить удаленно, для этого нужно обязательно находится на территории страны. Например, въехать в страну по шенгенской визе и уже после въезда подать на убежище. Но сейчас это проблематично — Евросоюз после начала войны ужесточил получение виз для граждан России, а некоторые страны объединения полностью перестали выдавать туристические визы россиянам.
Некоторым удавалось взять билет в третью страну с пересадкой в одной из стран ЕС и сдаться там на убежище во время транзита, но в последнее время авиакомпании ужесточили за этим контроль, говорит координаторка InTransit. Ей известно как минимум о трех случаях, когда российских дезертиров, пытавшихся вылететь таким способом во Францию из нескольких африканских стран, сняли с рейсов из-за того, что у них не было транзитной визы.
«По закону таких людей должны пускать на рейс, даже на сайте французского МИД написано , что россиянам не нужна транзитная виза для вылета из этих стран. И происходит бюрократический круг: в консульстве говорят, что транзитная виза тебе не нужна, а в аэропорту — что нужна. И не пускают».
Еще один путь попасть в Евросоюз — перейти хорватскую наземную границу из Боснии. Хорватия вступила в ЕС в 2013 году и стала его приграничной территорией на Балканах. На границе между Хорватией и не входящей в ЕС Боснией действуют несколько КПП, которые пропускают мигрантов. Для россиян, бежавших от преследования на родине, — это один из немногих способов попасть в Евросоюз, для российских дезертиров — практически единственный.
Но несмотря на то, что хорватские пограничники охотно пропускают беженцев на территорию страны и позволяют им запросить в ней убежище, принимать беженцев на своей территории власти страны не хотят. Против Хорватии неоднократно подавали жалобы в Европейский суд по правам человека из-за ее отношения к мигрантам. В стране ежегодно фиксируется один из самых низких по ЕС уровней одобрения прошений об убежище.
По данным Европейского совета по делам беженцев, в 2023 году более 68 тысяч человек выразили намерение попросить убежище в Хорватии, но за весь год власти страны одобрили только 100 заявлений. Большинство беженцев, оказавшихся в Хорватии, не остаются в стране и едут дальше, пытаясь добраться до других европейских стран, которые традиционно более благосклонны к просителям убежища. Как правило, это Германия, Франция и Испания — лидирующие в ЕС страны по числу одобренных заявлений на убежище.
Но добраться до этих стран — отдельная и часто непосильная задача. По Дублинскому регламенту (его часто называют просто Дублин), человек должен подать на убежище в первой стране ЕС, куда он въехал, и именно эта страна должна рассматривать его заявление. Поэтому если уехавших из Хорватии беженцев задерживают в других странах ЕС или они переподают на убежище в этих странах, их могут депортировать обратно в Хорватию. Поэтому избежать «Дублина» — главная цель и главная проблема у таких людей.
В 2023 году россияне оказались на третьем месте по числу просителей убежища на хорватской границе — 8 507 человек, или 12% от общего числа. На первом месте граждане Афганистана (19,295 человек, или 28%) и Турции (11,119, или 16%).
«Как бы Дублин избежать»
Би-би-си поговорила с пятью российскими дезертирами, попавшими в ЕС через Хорватию. Контакты четверых Би-би-си предоставили InTransit, которые предварительно верифицировали их истории и помогали им в пути. Еще одного корреспондентка Би-би-си нашла в хорватской тюрьме — фото своей повестки, полученной после объявления о мобилизации, а также копии документов об уголовном деле об оставлении части он предоставил редакции.
Все они оказались в совершенно разных ситуациях после пересечения границы — от успешной подачи на убежище в другой стране, минуя «Дублин», до депортации с пятилетним запретом на въезд в ЕС.
24-летний мобилизованный Влад и 22-летний контрактник Иван, оба из Волгограда, познакомились уже после побега с фронта, в Армении, в чате российских дезертиров, которые собирались ехать в ЕС по «балканскому пути». «Все, в основном, метили в Германию, и у всех был один вопрос: Дублин, Дублин, как бы Дублин избежать», — рассказывает Влад.
В отличие от большинства российских военных, у которых загранпаспорта должно изымать командование, у Влада и Ивана были на руках эти документы. Поэтому они смогли уехать из Армении еще до того, как Россия объявила их в розыск, — сначала в Турцию, оттуда в Черногорию и затем автобусом в Боснию, в город Нови-Град у границы с Хорватией.
По их словам, там были десятки людей, но пограничники пропускали только по пять-десять человек в день. Особенно много было беженцев с Северного Кавказа, чеченцев, вспоминает Иван: «У них там все было схвачено. Они вели тетрадочку — вписываешь туда, какого числа ты приехал, и занимаешь очередь. Наша очередь дошла до нас только через две недели, мы все это время снимали первый этаж в доме у боснийской семьи».
Когда до них дошла очередь, они покинули Боснию и сказали на хорватской границе, что хотят попросить убежище. «У нас забрали загранники, отвели в какую-то комнату, — рассказывает Влад, — Минимальные базовые вопросы: мама, папа, как звать, кто по национальности, что в сумках. Потом отвозят в полицейский участок, сканируют пальцы. Это, в принципе, все».
Иван считает, что и хорватские пограничники, и полицейские «понимают, что никто [из беженцев] в Хорватии оставаться не собирается»: «Тебе выдают листок с адресом лагеря для беженцев и говорят: „Туда езжайте, вас там примут“. Но по факту никто за тобой не следит. Они тебя привозят на вокзал и говорят: в эту сторону лагерь, в эту — столица. И все, если ты в столицу уедешь, то никто тебя не остановит».
Влад и Иван поехали в сторону Загреба, столицы Хорватии, и оттуда перекладными путями добрались до Франции. Там правозащитники из InTransit совместно с Russie-Libertés и «Мемориалом» пытались защитить их от депортации в Хорватию по Дублинскому регламенту.
«Но на все аргументы юристов и свидетельства правозащитников о том, что в Хорватии дезертиров направляют в депортационные тюрьмы и депортируют из Хорватии, а также оказывают на них давление, чтобы отказались от заявки на политубежище, судьи отвечали, что приняли это к сведению, но Хорватия тем не менее является страной ЕС и должна выполнять законодательство о предоставлении политического убежища», — рассказывает координаторка InTransit.
После того как французский суд вынес решение об их депортации, Влад и Иван сбежали в Германию, где снова переподались на убежище. Теперь они рассчитывают снова бороться с депортацией по Дублинскому регламенту — им помогают InTransit и местная организация Xenion.
Другой дезертир, 25-летний Евгений, мобилизованный веб-дизайнер из Москвы, после пересечения хорватской границы собирался во Францию — после новости о том, что она согласилась пустить шестерых бежавших российских военных, он считал эту страну наиболее подходящей.
Добравшись до Франции, он снова подал там на убежище: «Французы проверили по базе данных мои отпечатки, поняли, что я подавался в Хорватии. И говорят: ну значит у вас Дублин, будем решать, какая страна будет нести за вас ответственность. Через месяц меня вызывают в префектуру и говорят: Хорватия ответила на наш запрос и согласна вас принять. Мне кажется, хорваты просто по приколу так сказали... Говорят, что готовы принять, а потом почти никому не дают убежище».
Правозащитники пытались оспорить решение о депортации Евгения, но безуспешно.
В итоге его депортировали из Франции в Хорватию. Сейчас он получил в Хорватии разрешение на работу и устроился кассиром в магазин, его заявка на убежище пока что находится на рассмотрении.
«С первого момента пребывания в Хорватии после депортации он был под неусыпным контролем правозащитных организаций и СМИ, которые опасались, что на него будет оказано давление, как это было в предыдущих кейсах дезертиров в Хорватии», — рассказывает координаторка InTransit.
По ее мнению, публичность истории Евгения и большое число рекомендательных бумаг, собранных для него правозащитниками, способствовали тому, что хорватские миграционные ведомства не стали оказывать на него давление после депортации из Франции.
21-летний сибиряк Василий (он попросил изменить его имя), сбежавший с войны контрактник, тоже добирался из Хорватии во Францию. Для этого он проделал целое путешествие: «Из Хорватии я поехал сначала в Словению. Из Словении попал в Италию. Ночевал сначала в каком-то городе недалеко от Венеции, потом в Вероне. Верона мне очень понравилась, очень красивый город. Сил и денег хватило, только чтобы добраться до Милана. Я часть пути шел пешком, спал на улице... В итоге нашел семь евро и смог на них уехать на озеро Комо, туда как раз столько стоил билет из Милана. C озера Комо я перешел в Швейцарию, попытался там податься на убежище, но мне сказали: у тебя Дублин в Хорватию. Поэтому я оттуда бежал и оказался тут, во Франции».
Во Франции он снова подал на убежище, но там по какой-то причине Дублин не сработал — то ли в системе не отобразились его данные, то ли произошла какая-то другая бюрократическая ошибка. «Повезло мне. Удача, видимо, наконец-то, впервые в жизни», — говорит он. Сейчас он ожидает решения по своему заявлению.
Артуру (имя изменено) повезло меньше всех. Оказавшись в Хорватии, он не поехал сразу в Загреб, а отправился в лагерь для беженцев, адрес которого ему дали на границе. Там он провел шесть дней, пока в лагерь не приехали хорватские силовики.
«Они приехали с бумагой, что я представляю угрозу для национальной безопасности. Типа я поддерживаю терроризм. Я спрашиваю: „Какой терроризм?!“. Отвечают: „Российское вторжение в Украину“. Я им говорю, что мои документы говорят совершенно об обратном, показываю повестку, данные о розыске, уголовное дело. И меня везут в тюрьму», — рассказывает Артур.
В хорватской миграционной тюрьме Ежево он провел почти полтора месяца. По его мнению, его специально поместили туда, чтобы вынудить отказаться от подачи на убежище: «Приходит государственный адвокат и говорит мне прямо: „Вам уже ничего здесь не светит, поэтому лучше отказывайтесь [от заявления на убежище]“. Такие у них методы. Я говорю: „Хорошо, но отпустите меня дальше [в другие страны ЕС]“. Но они меня депортируют и ставят запрет на въезд в Евросоюз на пять лет».
Би-би-си знает, куда депортировали Артура (это не Россия), но не называет страну ради его безопасности.
В ряде случаев хорватские полицейские говорят бежавшим из армии россиянам, что, будучи дезертирами, они автоматически считаются угрозой национальной безопасности Хорватии и нежелательны в стране, рассказывает Андреа Еловчич, сотрудница хорватского правозащитного «Центра исследования мира».
«По сообщениям, которые нам поступают, этим лицам предлагается три варианта: заключение в одном из центров содержания под стражей для иностранцев, депортация или отзыв ходатайства о предоставлении убежища с обещанием последующего освобождения. Ситуация Артура еще раз подтверждает, что российские дезертиры дезинформированы о своем праве на убежище в Хорватии», — говорит она.
Би-би-си направила МВД Хорватии вопросы о политике страны в отношении просителей убежища, но пока не получила на них ответ.
«Я ужасно сожалею, что приехал в Хорватию, — говорит Артур, — У меня и так проблемы были, а после того как я туда приехал, мои проблемы в два раза увеличились».
«Закручивание гаек»?
Европа оказала значительную помощь и поддержку российскому гражданскому обществу после начала войны, говорит российская юристка и основательница проекта помощи антивоенным россиянам «Ковчег»* Анастасия Буракова*.
Европейские страны оказались более открыты по отношению к россиянам, несогласным с войной, чем США, которые после начала второго президентства Дональда Трампа стали все чаще отказывать россиянам в убежище и депортировать обратно в Россию, несмотря на заведенные там уголовные дела. В начале сентября Юлия Навальная вместе с Яшиным* и Владимиром Кара-Мурзой* публично обратились к премьер-министру Канады Марку Карни с просьбой дать убежище россиянам с антивоенной позицией, которых депортируют из США.
В отличие от США, в Европе после начала войны возникла целая сеть правозащитных организаций, которые помогают выступившим против войны россиянам — помогают им уехать из России, получить европейские документы, обустроиться в новой стране.
«Но сейчас мы видим общеевропейский тренд на ужесточение миграции. Мы видим серьезное закручивание гаек по гуманитарным программам приема, по рассмотрению заявлений на убежище, — говорит Буракова, — В Европе идут сложные внутренние процессы — рост популярности правых партий, гибридные угрозы, проблемы с бюджетом. Значительные деньги страны ЕС перераспределяют на оборону и обеспечение своей безопасности. Берут эти деньги, сокращая социальные программы, в первую очередь миграционные».
Когда люди пытаются сами подавать на гуманитарные визы через консульство, то часто получают отказы, говорит координаторка InTransit: «Поэтому все правозащитные организации тут сидят и вкалывают нон-стоп. И россияне под преследованием зависят от их работы». Иногда они привлекают к работе уехавших в Европу российских оппозиционных политиков — просят их поднимать те или иные проблемы в публичном поле или на встречах со своими контактами в Европе, или написать рекомендательные письма для заявителей на гумвизы или просителей убежища, если они с ними ранее сотрудничали.
Политик и член Российского антивоенного комитета Дмитрий Гудков* сейчас возглавляет группу российских оппозиционеров при ПАСЕ, в которую входят в том числе Михаил Ходорковский*, политолог Екатерина Шульман* и другие. Одна из их задач — представлять интересы россиян в эмиграции. Для этого у группы сформированы контакты в ПАСЕ, Европарламенте, МИДах европейских стран и некоторых других ведомствах.
«Но все миграционные вопросы в Европе отданы на откуп национальных правительств, — продолжает Гудков, — Конечно, какой-нибудь депутат Европарламента может написать письмо по нашей просьбе. Но все равно это решают конкретные страны».
По словам Гудкова, сейчас главная задача их группы — получить легальное представительство в ПАСЕ: «Это, грубо говоря, статус, как у [лидера белорусской оппозиции Светланы] Тихановской. Этот статус позволит нам уже официально обращаться [к европейским и национальным властям — Би-би-си ]». Он надеется, что такой статус они получат уже в сентябре.
Помимо Франции и Германии, гуманитарные визы россиянам после начала войны начали выдавать также Польша, Чехия, Литва и Латвия, но только отдельным категориям гражданского общества. Например, латвийские власти согласились принять у себя российских независимых журналистов, а польские гумвизы получают в основном правозащитники, рассказывает Буракова. При этом общее число россиян, получивших европейские гумвизы, по ее оценке, не превышает 10 тысяч человек.
У россиян также сохраняется возможность получить другие типы виз, дающих право на вид на жительство в Европе, говорит Буракова, — это фриланс-визы, визы для высококвалифицированных работников, учебные визы и другие.
Виз такого типа европейские страны выдали россиянам гораздо больше. По данным Евростата, в 2022 году первичные ВНЖ в странах Евросоюза получили более 115 тысяч граждан России, в 2023-м — более 117 тысяч, в 2024-м — почти 79 тысяч.
Когда визу выдают на основании рабочего контракта, заявителю, как правило, не надо доказывать свою антивоенную позицию и объяснять политические взгляды. «Но если рабочую визу делает человек, который находится в России под уголовным преследованием, он не получает по этой рабочей визе защиту», — говорит координаторка InTransit, добавляя, что многие бегут из России от угрозы преследования без денег, вещей и часто — без документов.
Она приводит в пример российского дезертира, который уже после побега с фронта освоил программирование и нашел работу в Германии. На данный момент это единственный известный правозащитникам случай, когда бежавший российский военный под уголовным делом смог уехать в Европу по рабочей визе.
«Но через год компания, которая взяла его на работу, разорилась, — рассказывает правозащитница. — С ней закончилась рабочая виза. Ему дали полгода на поиск новой работы, а если он ее не найдет, то будет вынужден уехать из страны. Не найдя за полгода другую работу, он подал на политическое убежище, чтобы получить защиту».
* В реестре «иностранных агентов» Минюста России
При участии Наталии Зотовой
Редактор Ольга Шамина