Владимир Путин внес в Госдуму законопроект о денонсации Международной конвенции об уголовной ответственности за коррупцию.
В пояснительной записке отмечается, что ранее комитет Совета Европы прекратил полноправное участие России в GRECO — Группе государств против коррупции (Group of States Against Corruption) в рамках резолюции о правовых и финансовых последствиях прекращения членства России в СЕ. В соответствии с решением Совета Европы Россия лишилась права участия в обсуждении или принятии докладов, а также права голоса, при этом у GRECO оставалось право на мониторинг соблюдения Россией закрепленных в конвенции обязательств. Такие условия неприемлемы, отмечается документе.
По данным ТАСС, дату рассмотрения денонсации антикоррупционной конвенции совет Думы определит 16 января определит, а сам проект может быть принят в первую неделю сессии.
Денонсация вступает в силу в первый день месяца после истечения трехмесячного периода с даты получения уведомления уполномоченным лицом Совета Европы.
Конвенция была стандартом, на который ориентировались российские законодатели при разработке нормативной базы, связанной с коррупционными преступлениями, считает глава «Трансперенси Интернешнл — Россия» Илья Шуманов.
Подписывая и ратифицируя ее, страны-участницы автоматически становятся членами GRECO — организации Группы государств против коррупции (Group of States Against Corruption). «Суть деятельности — в том, чтобы устанавливать стандарты борьбы с коррупцией и следить за их исполнением. В частности, Группа требовала вводить ответственность на национальном уровне, например, за подкуп должностных лиц», — рассказывает руководитель юридического отдела ФБК Вячеслав Гимади.
По словам учредительницы «Трансперенси Интернешнл — Россия» Елены Панфиловой, конвенция предполагает прозрачный и организованный мониторинговый механизм: отчеты GRECO и ответы России публикуются онлайн, проводится основательно разработанный, много лет существующий мониторинг. «Причем этот мониторинг делают не какие-нибудь бюрократы. Команды, которые его проводят, состоят из практиков, прокуроров по противодействию коррупции, следователей и так далее, — объясняла она «Медузе». — Дается рекомендация, например о том, что до сих пор не решен вопрос с подарками чиновникам. И у нас в прокуратуре было целое подразделение, кстати говоря, относительно толковое, которое занималось тем, что анализировало все эти рекомендации и пыталось предлагать какие-то поправки в законодательство, чтобы исправить то, что мониторинг показал».
Россия остается членом Конвенции ООН против коррупции, которая была подписана в 2003 году, а ратифицирована в 2006-м. При этом мониторинговый механизм Конвенции ООН слабее, чем у GRECO, отмечает Панфилова: «Чего скрывать, GRECO в общем [в России] побаивались». По ее словам, это было связано с тем, что страны-участницы собирались ежегодно: на встречи прибывали главы комиссии по противодействию коррупции думы, главы департамента по противодействию коррупции Генеральной прокуратуры, Следственного комитета. «И тебе начинают в глаза рассказывать: "А вы это не сделали, а вы то не сделали. Пока вы это не сделаете, к следующему раунду [антикоррупционного мониторинга] не переходим". А вокруг сидят такие же страны, и это жутко противно и утомительно».
С выходом России из Конвенции «коррупция не только фактически, но и демонстративно закрепляется как де-факто приемлемое поведение для Путина и его чиновников», — заявил «Сирене» руководитель юридического отдела ФБК Вячеслав Гимади.
После выхода возможны «мутации» Уголовного кодекса, введение новых мер ответственности, появление новых «иммунитетов» и исключений из общих правил, считает Илья Шуманов. «Выход из конвенции — это снижение влияния Генеральной прокуратуры, которая была ключевым органом, ответственным за взаимодействие с GRECO и исполнение конвенции СЕ. В Генпрокуратуре были сильные специалисты, разбирающиеся в этой теме. Денонсация Конвенции точно приведет к сложностям, связанным с уже деградировавшим международным сотрудничеством в сфере антикоррупции: снижения вероятности оказания взаимной помощи между правоохранителями разных стран, сбора доказательств, обмена информацией или выдачи коррупционеров. То есть, арестовать российского коррупционера сбежавшего в Европу, а уж тем более конфисковать его имущество, станет практически невозможно», — уверен эксперт.
Кроме того, по его оценкам, возможны дополнительные исключения для высших чиновников и других привилегированных групп (силовиков, участников войны в Украины и т.д.) и более вольное правоприменение действующих норм.
Противодействие коррупции будет использоваться, как обычно, «чтобы решить вопрос с каким-то проштрафившимся чиновником», считает Панфилова: «Конечно, все, что существует в российском антикоррупционном законодательстве, по мере необходимости, ни шатко ни валко продолжит работать. Проблема — с этой "нишаткостью-нивалкостью" и, мягко говоря, несистемностью всей антикоррупционной работы. Хотим — что-то делаем, не хотим — не делаем. Здесь видим, здесь не видим, сюда смотрим, туда не смотрим».