«Ты же молодой, зачем тебе это?»

Днем 19 марта 20-летний житель Ижевска Никита Горбунов вышел в парк культуры имени Кирова с плакатом в руках «Обними, если против войны». Это произошло на следующий день после того, как там же прошел провластный фестиваль, посвящённый годовщине аннексии Крыма. Видео акции быстро стало популярным, а сам Горбунов был задержан, ему вменили «дискредитацию» ВС РФ. «Важные истории» записали его монолог о том, почему он решил выйти на улицу и какую реакцию встретил среди горожан и в полиции.

«Не представились, конечно же»

Я вышел в воскресенье примерно в 13:50 в парк, и первые минут пять никто не подходил. Я даже уже расстроился немного, а потом пошел наплыв людей. Если честно, я не считал, сколько ко мне подошло [человек], но, может, 50. Прямо подряд. Я удивился, что не только молодое поколение ― подростки, моего возраста, но и люди лет 35–40, и семьи, и бабушки ― немного, наверное, три-четыре. Говорили: «Спасибо», «Молодец». Женщина одна переживала, что у меня руки замерзли, кофе хотела мне купить. 

У меня получилось простоять час. Где-то в середине подошли женщина с мужчиной, назвали «сучёнышем», [украинский] флаг ― фашистским, сделали фото и сказали, что сейчас доложат куда следует. Мне было неприятно, но и смешно на них смотреть. Вроде взрослые люди. Я подумал, что подходят обниматься счастливые люди, адекватные, а за войну, видимо, больше неадекватных. 

А потом подошел охранник парка, матом начал ругаться: «Иди отсюда». Я, естественно, сказал нет. Он сказал: «Ты пожалеешь». Стою, подъезжает машина полицейская. Выходят два полицейских. Не представились, конечно же. Сказали: «Пройдемте». Я спросил, по какой статье. Они мне объяснили, [что 20.3.3 КоАП].

Адвоката у меня не было [из правозащитных проектов]. Я как-то не подготовился к этому. 

«Зачем тебе это, все же нормально»

На плакате было написано «Обними, если против войны», нарисованы флаг Украины и флаг России. В протоколе написали, что это дискредитация. Женщина с мужчиной, которые на меня наезжали в парке Кирова, шли как свидетели. Они сказали, что я кричал мимо проходящим горожанам «Слава Украине!». Но я этого не делал. 

В отделе я был примерно четыре часа. Меня сфотографировали. Потом зачем-то взяли отпечатки подошв моих ботинок. А потом каждый, наверное, второй человек, который заходил в помещение, фотографировал мой паспорт. Раза четыре. Сказали: «Так надо для следствия». 

Всего человека три были в полицейской форме. Остальные в гражданской одежде. Я так и не понял, откуда и кто они. Там что-то начиналось на «СК» (возможно, Следственный комитет. ― Прим. ред.) ― это полиция обсуждала между собой. 

Эти люди без формы, двое человек, периодически подходили ко мне, потом отвели меня на второй этаж в кабинет. Попросили достать все, что у меня было в карманах: телефон, паспорт, и начали меня расспрашивать обо всем. Задавали вопросы «Как ты относишься к СВО» — так они сказали, смотрю ли я новости, чем я занимаюсь, где работают родители. Я отвечал: «51-я статья» [Конституции РФ, «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом»]. 

Брали слюну ― пришел эксперт, как я понял, и с палочкой у меня во рту ковырялся. 

Все говорили: «Ты же молодой, зачем тебе это, все же нормально». Постоянно спрашивали: «Что ты делал 16 марта, ты в клубы, случайно, не ходишь?» Акция была 19-го, и я вообще не понял, то ли что-то на меня повесить хотят, не знаю. Это насторожило.

Один из них взял мой телефон, подходит ко мне, говорит разблокировать. Я говорю: «Нет, ну, с чего вдруг?» Тогда он нашел меня во «ВКонтакте», и начал мне показывать страницу. У меня там единственный пост, который я в годовщину войны опубликовал. Показывают, говорит: «У тебя родственники [в Украине], есть неприязнь [к войне]». А под конец допроса говорят: «Ты либо телефон открывай, или мы его отправим на изучение эксперту». Начали давить, что это надолго. Я разблокировал. Они начали искать мессенджеры, но их не было на телефоне.

Потом зашли в почту и ютьюб. Главный акцент [в вопросах] делали на том, не смотрю ли я Навального. Искали именно такое. Я напрягся: иногда приходит какая-нибудь рассылка о том, что Навальный сидит уже какое-то количество дней. Не нашли, повезло. 

Папа позвонил в полицию в тот момент как раз, когда меня собирались отпускать. Женщина-полицейская спросила: «Если будут вопросы, мы вам позвоним, вы придете?» Я как-то растерялся. 

«Портреты погибших на каждом шагу»

Я вышел [на улицу], потому что не могу терпеть это. Я думаю, у всех сейчас такое чувство, что уже просто невозможно смотреть на это, наблюдать. 

У меня родственники живут в Украине, в Днепре. Последний раз я был в Днепре в 10 лет. И я помню этот город: очень живой. После 2014 года мы еще общались и даже планировали к ним поехать. Не сложилось, но мы общались очень хорошо. После 24 февраля [2022 года] стало тяжело, напряженно. Весь год [войны] я в основном молчал ― максимум истории выкладывал в «Инстаграм». А в январе ударила ракета. Дом разбомбили. У меня родственники слышали этот удар, насколько я знаю. И не знаю, как это сказать... Как-то меня понесло. 

Я постоянно как-то хотел написать [родственникам] с извинениями, но не написал. Чувство стыда было. Хотя я понимаю, что вроде бы я, наверное, ни при чем: я не голосовал ни за кого. Но было тяжело. 24 февраля выложил пост про год войны. Один знакомый написал, что мной интересуются в ЦУР ― это у нас Центр управления регионом, не знаю, насколько это правда. Но связь с родственниками стала восстанавливаться после моего поста. И это меня сподвигло [выйти].

Иногда злость появлялась, просто хотелось что-нибудь сделать такое, выйти куда-нибудь, что-то сказать, но страшно все время было. Грустно постоянно. И апатия: что ты не можешь повлиять ни на что. Думаешь, блин, я один, что ли, такой, с такими мыслями? Особенно меня расстроило, когда один учитель школьный в комментарии под моим постом выложил видео с Сергеем Бодровым, где он говорит, что нельзя про свою страну говорить плохо. 

В Москве, насколько я замечаю, не так много плакатов с погибшими [в Украине российскими] солдатами. В Ижевске чуть ли не на каждом шагу. Ты идешь домой — плакат висит, поворачиваешь ― и там плакат. На центральной площади, на театре оперы и балета, огромная буква Z. Я сейчас говорю, и у меня аж мурашки. 

Как раз в 2019-м я был в Москве, когда проходили митинги [против недопуска независимых кандидатов на выборы в Мосгордуму], и меня очень удивило, сколько там было автозаков. Но и тогда это было не так жестко, как сейчас, потому что сейчас просто невозможно выйти митингом на улицу. Настолько все резко, жестко перекрыли. Это удивительно, конечно, и очень грустно.

Когда меня отпустили, мне показали новости, что Монеточка и Екатерина Гордеева меня опубликовали, меня это очень удивило. Я был очень удивлен, что очень много людей пишет, пишет, пишет постоянно. И удивило, что ни один человек не написал никакой грубости.

Хочется сказать «Всем мира! Нет войне!». Я не планировал акцию, просто увидел, что такая есть, красивая, добрая, и [реакция людей] меня очень обрадовала ― что я все-таки не один и не все потеряно. Но потом меня доставили в участок, где сидят люди, которые уверены, что все это [репрессии и война] правильно.