«У нас был пулемет, и в какую сторону собака начинала лаять — мы разносили все в щепки». Чему вернувшиеся из Украины военные учат российских школьников

Российским школьникам регулярно рассказывают, что война в Украине — благо, а настоящий патриот должен быть всегда готов умереть за счастье Родины. В частности, это происходит на «Разговорах о важном» (1, 2). Еще один способ пропагандировать среди детей войну — приглашать ее непосредственных участников. В школы приходят воевавшие в Украине мобилизованные, добровольцы и даже бойцы ЧВК Вагнера.

«Важные истории» приводят монолог одного из таких лекторов в республике Коми — добровольца Эмиля Вайеровского. Как рассказал сделавший запись школьник (его данные не приводятся в целях безопасности), «Урок мужества» провели вместо «русского языка» — и учеников, и учителя поставили перед фактом перед занятием. Местные издания называют Вайеровского «защитником и освободителем Донецкой и Луганской народных республик», но объяснить, в чем заключается защита и освобождение, лектор не способен.

«Что там захватывать? Это все потом заново отстраивать»

Я пришел сюда по своей инициативе, никто меня не заставлял. Происходит много разговоров в сети, связанных со словом «война». Как вы понимаете слово «война»? Я бы очень хотел с вами об этом поговорить. Я вам объясню, почему эти ребята поехали туда [в Украину]. 

Место, где мы живем, не ограничивается нашим домом, нашими родными, республикой, ― это вся огромная страна. Один неумный человек сказал как-то фразу: «За родину я пойду воевать, а за страну ― нет». Под страной имелось в виду государство, но на сегодняшний день страна немножко больше, чем государство. В то время [когда была произнесена фраза] были трудности с национальностями, мы не любили чеченцев, обзывали по-всякому, были конфликты. Это все прошло и уже неважно: мы все ― русские, потому что живем в России. 

Со мной рядом [в Украине] сражались [представители] многих национальностей. В Питере я видел, как в беретах ходят и темнокожие ребята, и говорят они на чистом русском языке. Они уже здесь родились и живут, они такие же, как и мы, ― русские. Я ездил от Калининграда до Владивостока и видел людей, которые на азиатов больше похожи, чем на нас. У меня есть друг нанаец, например, — он узкоглазый, очень похож на японца. Но прекрасно говорит на русском. 

Когда я был ранен, мой друг с Дальнего Востока так сильно расстроился, что взял и пошел в военкомат, и уехал служить. Хотя у него было полное освобождение, хронические болезни. До сих пор сейчас под Угледаром. Звонит раз в неделю ― чаще звонить не получается. Быстренько говорит: «Я жив» и сбрасывает, убегает, так как туда обязательно прилетит. 

Если мы посмотрим события начала Второй мировой войны, в 1933 году в Германии нацисты пришли к власти. Целью нацизма было преобладание нации над другими нациями. Взяли они эту прекрасную моду у итальянцев. В 1941 году происходит вероломное нападение на Советский Союз. Мы готовились: хочешь мира ― готовься к войне. Именно поэтому создается военная мощь государства. Только армия становится слабой ― на государство нападают, это закон мира, он всегда будет таким. В планах у немецко-фашистских захватчиков было заморить русских и все у них отобрать: животноводчество, сельское хозяйство. Когда мы их в 1945 году победили, мы считали, что все на этом закончилось. Не закончилось!

Запад не в силах с нами совладать. И что он делает? Возрождение нацизма приобрело формы неонацизма! «Нео» ― новый, «нацизм» ― старый. Если немножечко поменять фамилии и нарисовать кое-кому маленькие короткие усики, то выйдут очень знакомые лица. Все с теми же самыми идеями и желаниями. И опять Россия, и опять по-новой. И когда 24 февраля 2022 года наш президент принимает решение начать специальную военную операцию, все кричат: «Как это вы напали? Вы оккупанты!». Интересный момент. Заявляет и Франция, которая участвовала в переговорах (вероятно, Минских соглашениях, ― прим. Ред.), что мы просто оттягивали момент, мы хотели с вами воевать, чтобы было время подготовиться. За 8 лет они подготовили оборонительные сооружения, которые сейчас наши парни своей кровью берут. А почему они берут?

24 февраля мы ввели войска не для того, чтобы захватить Украину. После хорошей работы артиллерии остаются остова домов ― что там захватывать? Это все потом заново отстраивать. Это покалеченное население: его нужно переселять, содержать, создавать рабочие места. Это огромная масса финансовых затрат. Что захватывать из этого лома? Бред собачий. Там все уже давно было разворовано господами с неподрисованными усиками. 

«Почему мы пошли? Мы не за деньги»

С кем же мы воюем? Лично напротив нас стояли поляки и негры [пейоратив]. Они даже по-украински не разговаривали. А мы с ними разговаривали по-другому. Они нам мину ― мы им мину, они нам снаряд ― мы им танк (смеется ― прим. Ред.). Утром начиналось очень приятно. В 5:30 начинался обстрел украинских бандформирований. Никакие они не вооруженные силы, а просто банда. Хорошо организованная западная банда. Как и в немецко-фашисткой армии, где были венгры, румыны, итальянцы, с оккупированной Франции набирались добровольцы, с Дании.

Это они [немцы] виноваты, что они допустили в своей стране нацизм. Это они виноваты, что они не сказали «нет» этим людям. Почему они виноваты? Они захотели, чтобы они были самыми великими. И вот так появляется нацизм. Если, чтобы возвысить свою нацию, нужно уничтожить остальные, ― это правило господства. Россия не стремилась к господству. У нас, у русских, есть прекрасная культура, прекрасные обычаи. Мы очень добрый народ. Да, иногда ожесточаемся, но внутри нас добро. Когда нас обвиняют, что мы что-то хотим захватить, ― это неправда. У нас было много конфликтов, где мы участвовали, но население было под защитой, а не подвергалось насилию, грабежу и разбоям. 

Чтобы вы понимали, что чувствуют дети Донбасса, я расскажу историю. Мы живем тут, ничего не взрывается. Там дети, выходя из дома, не знают, придут в школу ― увидят ее, может, там воронка. Когда прилетает снаряд ― это как щелчок. Это вспышка, если остался жив ― головная боль и неприятные флэшбеки на всю жизнь.

Почему мы пошли? Когда речь идет о Родине, русский человек не может себя нормально чувствовать, когда она в опасности. Это правда. Мы не за деньги.

Родные сильно расстраиваются, что не звонит никто, что по два-три месяца на связь никто не выходит. Мой командир увидел у бойца айфон одиннадцатый, когда тот его включал, из рук выхватил, взял гвоздь с молотком и прибил прям к сосне, насквозь. Жалко, фотографии нет. На замечание бойца «Ты знаешь, какие деньги ты прибил сейчас?» он ответил: «Я хочу жить и за вас тут отвечаю», и на этом все вопросы закончились. Все сразу свои телефоны достали и прикопали, потому что, действительно, жить очень хочется. 

Мы поехали вшестером [добровольцами] и собакой. Добирались самолетом до Ростова-на-Дону. Собака быстрее слышит мины, которые летят по воздуху, всякие шевеления. У нас был пулемет, и в какую сторону собака начинала лаять ― мы разносили все в щепки, поэтому в атаку на нас идти не получалось. За это нас очень не любили. За сто метров тебя кладут — это очень обидно. Когда был дан приказ об отходе с наших позиций, был дан приказ по радио [ВСУ], чтобы нас в плен не брать ― настолько мы их утомили.

Периодически мы минометными расчетом посылали приветы — очень «приятные» сюрпризы. Наши ребята работали хорошо, корректировка огня работала, как надо. Очень «приятные ощущения», когда вблизи прилетает от тебя 155-мм снаряд. Как в фильме «Землетрясение» земля ходит, когда взрывается снаряд. Подбрасывает, спина потом начинает болеть, но в целом ― хорошо, потому что остался жив.

(Показывает видео с передовой: звуки взрывов, стрельбы — прим. Ред.)

Вы должны понять: мы не воююем с украинцами ― мы воюем с нацистами. Нам не интересна Украина. 

C боевым духом у нас все в порядке. Бывает, конечно, тяжелое время. Как-то приходил [нрзбр] наш, говорит: «Я не понимаю, за что же мы тут сражаемся?» Говорю: «Представь, что сзади тебя стоит твоя мать, дочь, внучка, если есть. И попробуй сделать шаг назад ― оставь их перед врагом!» После этого он покраснел, ему было стыдно. 

Я говорю: «Хорошо, что ты понял, я больше тебе объяснять не буду». Когда человек погибает ― его заменить никто не может. В конце нас оставалось пять человек на сто противников. Мы рыли пустые окопы, чтобы противник думал, что нас много (смеется — прим. Ред.). Я собираюсь, конечно, вернуться. В меня стрелял танк ― под машину прилетел снаряд, потом прилетела мина, но так или иначе я здесь, живой и могу вам все это рассказать.