Формально то, что произошло с «Балтикой» и активами Danone («Данон Россия»), — это не национализация, а введение временного управления. Такую возможность Владимир Путин создал в конце апреля своим указом. Тогда Росимуществу были переданы энергокомпании «Юнипро» и «Фортум», дочки немецкой Uniper и финской Fortum. Список можно было пополнять, что президент и сделал новым указом в воскресенье, 16 июля.
В принципе, это нормальная практика. Она применяется, например, когда компания попадает в трудное положение или по каким-то другим причинам может прекратить работу, но она чем-то важна и допустить этого власти не хотят. Германия в прошлом году для гарантии поставок ввела внешнее управление в дочерних компаниях «Газпрома» и «Роснефти» (власти заметили попытку смены владельца Gazprom Germania, которую для владельцев критической инфраструктуры — а компания владела в том числе подземными хранилищами газа — необходимо согласовывать). Сложно назвать это антироссийской мерой: спустя несколько месяцев Германия национализировала и немецкую Uniper, которая понесла миллиардные убытки из-за скачка цен на газ.
В российских условиях внешнее управление — это фактически национализация. Владелец не меняется, но делать со своим имуществом ничего не может.
❌ Управлять. Согласно апрельскому указу, управляющий вправе заменить руководство (что во всех случаях и было сразу сделано).
❌ Получать доход. Собственники из «недружественных» стран (а про них и издан указ) не могут получать дивиденды или проценты по займам — они зачисляются на спецсчета типа «С», откуда их забрать нельзя.
❌ Продать. Для этого необходимо разрешение властей.
В указе прямо написано: Росимущество осуществляет полномочия собственника имущества, которым управляет, за исключением распоряжения им. А расходы на временное управление берутся из доходов, которые приносит отобранное имущество.
Так что собственникам остается только наблюдать, как Россия управляет их активами, и надеяться, что однажды это прекратится. В указе, кстати, написано, когда именно: когда Путин решит (временное управление прекращается по решению президента).
Это не ответ
А что, собственно, случилось? Можно подумать, в России никогда ничего не отбирали. И все же история с «Балтикой» и Danone принципиально отличается от того, что происходило раньше.
До сих пор Россия обосновывала все свои действия тем, что с ней поступили так же. То, что санкции и заморозка активов стали реакцией на развязанную войну, конечно, опускается: вы ударили — мы ответили. Вы заморозили наши резервы, а мы — ваши инвестиции. «Важные истории» рассказывали о том, как Россия грабит иностранцев (власти любят рассказывать, как вредный Запад грабит Россию), но все меры укладываются в такой подход.
Он зачастую формальный. Как показала газовая война прошлым летом, Германия не зря беспокоилась о стабильности поставок дочкой «Газпрома» (а Gazprom Germania среди прочего владела подземными хранилищами газа). Угроза же энергобезопасности со стороны «Фортум» и «Юнипер» была совсем неочевидной. По крайней мере, до передачи Росимуществу они стабильно подавали энергию всем потребителям.
Можем одобрить продажу, можем нет, а можем и внешнее управление ввести. Формальных критериев нет — идеальная ситуация для перераспределения
И все же их национализацию можно было выдавать за ответную меру. Можно пенять России на то, что обе компании возглавили люди влиятельнейшего Игоря Сечина, — так других кадров почти не осталось. В энергетике кого ни возьми, будет или человек Сечина, или Алексея Миллера («Газпром»), или Николая Токарева («Транснефть») или еще кого-то из друзей Путина. Наконец, и Uniper, и Fortum — компании государственные.
Частные «Балтику» с Danone под ответную меру никак не подведешь. Если бы забрали какой банк, как предлагает президент ВТБ Андрей Костин («У нас забрали банки, и у них надо банки забрать, “обнулить” тему»), можно было бы понять. В указе прямо написано: активы могут передаваться в управление в случае изъятия «недружественными» странами имущества России, ее компаний или граждан (или даже возникновения такой угрозы) или угрозы обороноспособности либо национальной, экономической, энергетической или любой другой безопасности. Чему угрожала крупная (вторая по размеру), но все же одна из многих, пивоваренная компания, которую датская Carlsberg уже почти продала (оставалось получить одобрение правительственной комиссии)? Или Danone, крупнейший переработчик молока. Компания остановила инвестиции, но исправно производила йогурты и прочие творожки. Она объявила, что передаст бизнес (кому — не раскрывалось) и уйдет с российского рынка (а он был для нее четвертым по размеру после США, родной Франции и Китая — 6% глобальных продаж). Гендиректор INFOLine Иван Федяков называл ее решение ударом по ретейлерам (с уходом раскрученных брендов они станут меньше зарабатывать), но благом для потребителей. Как-то не очень страшно.
Это рука кого надо рука
Зато иногда страшно хочется прибрать к рукам хороший актив. Или отдать его в хорошие руки. Чьи именно, можно судить по тому, кого назначают руководителем — так в «лихие 90-е» бизнесмены контролировали госкомпании (самый яркий пример — Борис Березовский).
Директором «Балтики» назначен Таймураз Боллоев, много лет руководивший компанией, работавший в ней еще в советское время. Он привел «Балтику» к успеху в 90-е и хорошо знаком Путину: тот курировал приватизацию «Балтики». В 2009–2011 годах Боллоев руководил госкорпорацией «Олимпстрой», строившей объекты для Олимпиады в Сочи. У него есть совместный бизнес с Юрием Ковальчуком, вместе с Путиным и Аркадием Ротенбергом Боллоев входит в руководство спортклуба «Явара-Нева». В общем, свой человек.
До сих пор Россия обосновывала все свои действия тем, что с ней поступили так же: вы ударили — мы ответили
Руководителем Danone тоже стал яркий персонаж — 32-летний Ибрагим Закриев, вице-премьер, министр сельского хозяйства Чечни, племянник Рамзана Кадырова. Financial Times утверждает, что компанию мог возглавить человек Дмитрия Патрушева, федерального министра сельского хозяйства и сына секретаря Совбеза, но не сложилось.
России после Бучи, Краматорска, Каховки и всего остального уже наплевать на репутацию, на то, что о ней думают на Западе (а китайцев и индийцев она не обидит). Но все-таки это переход на следующий уровень. Одно дело — не давать инвесторам вывести деньги или обдирать их при этом как липку. И совсем другое — просто отбирать активы и раздавать их нужным людям.
Передел начался
Но, может, это всего лишь частный случай, а мы просто пока не знаем, чем «провинились» Danone и Carlsberg? Всё говорит о том, что это начало большого передела собственности. Россия стала «абсолютно небезопасной» для иностранных инвесторов, заявила внешнеполитическая служба ЕС.
Есть и другие примеры. Financial Times приводит рассказ человека, помогавшего иностранной компании продать два завода: предприятия и заявки были идентичными, но одну одобрили, а другую — нет, потому что у премьера Михаила Мишустина «уже имелся покупатель на второй завод».
Создана классическая ситуация неопределенности. Можем одобрить продажу, можем нет, а можем и внешнее управление ввести. От чего это зависит? Формальных критериев нет — идеальная ситуация для перераспределения.
После пригожинского мятежа покупка лояльности элит будет обходиться дороже, но где взять на это средства?
Подход властей объяснил официальной «Российской газете» вице-премьер и глава Минпромторга Денис Мантуров: есть компании нормальные и «недобросовестные». Первые сказали, что уходят (и им дали) или продолжат работать как обычно (и их не трогают). А «недобросовестные» же останавливают производство или сворачивают инвестиционные программы. Похоже, это и есть главный раздражитель: в последнем случае извлекается прибыль, но предприятие приходит в упадок, что вынуждает новых собственников вкладывать собственные средства, излагает РГ позицию Мантурова и приводит цитату: «Наша экономика и наши граждане не должны страдать от действий недобросовестных собственников, поэтому в таких случаях мы будем активно задействовать механизм введения внешнего управления».
Многие компании именно так и работают: прекратили вкладываться в рекламу (среди крупнейших рекламодателей на ТВ не найти иностранных компаний), отменили инвестиционные проекты (уже начатые могут завершаться). Для западных компаний это допустимый компромисс: мы продолжаем работать из гуманитарных соображений, но инвестиции в страну-агрессора заморозили. Так что кандидатов на отъем предостаточно.
«Нет никакой системы в том, кто получает разрешение на продажу, пусть с очень большим дисконтом, а кто просто все теряет, — приводит FT мнение другого консультанта по выходу иностранной компании из России. — Единственное, что имеет значение — хочет ли кто-то, близкий к Путину, получить актив».
Если хочет, актив должен быть в идеальном состоянии — не вкладывать же ему свои деньги!
Продолжение следует
Мантуров так и сказал. Бизнес понял: концепция изменилась. До сих пор подход Кремля был таким, рассказывает FT один из консультантов: хотят уйти — пусть платят хорошие отступные и уходят; теперь подход другой — «Зачем платить? Давайте просто заберем!»
Вся логика подталкивала к этому. Давно понятно, что война — это надолго, о снятии санкций нечего даже мечтать, у экономики впереди проблемы (восстановительная фаза развития в целом завершена, предупредил в пятницу Центробанк). После пригожинского мятежа покупка лояльности элит будет обходиться дороже, но где взять на это средства? Госзаказы, которые привыкли распиливать, сильно не вырастут: бюджет не резиновый. Рано или поздно должен начаться передел.
Власти уже ни на что не рассчитывают. А раз так, можно сбросить маски: в России нет собственности
Начавшийся передел со временем перекинется на нынешних его участников. Когда разберутся с западными компаниями (одним дадут уйти, другие начнут инвестировать в развитие, у третьих отберут активы), а дела в экономике пойдут хуже (иначе в воюющей и обложенной санкциями стране не может быть), вопрос об источнике средств на покупку лояльности встанет снова. И аппетит друзей и других важных для системы людей придется удовлетворять.
Конец частной собственности
И еще пара выводов из этой истории.
Иностранным компаниям теперь почти невозможно уйти из России. Назад дороги нет, кто не успел — тот опоздал. Выбор и сейчас трудный: дисконт в 50% уже не кажется большой проблемой, 10%-й взнос в бюджет (то есть на войну) уже не для всех приемлем, а теперь и компромиссная схема «работаем, но не инвестируем» чревата тем, что бизнес просто отберут. Вести переговоры о продаже бизнеса с пистолетом у виска невозможно.
Отберут потому, что могут. Отберут потому, что владелец «недобросовестно» ведет свой бизнес. Отберут потому, что уже не только плевать на репутацию, но и потеряна надежда ее восстановить, привлечь или хотя бы удержать инвесторов, их деньги, технологии и опыт. Власти уже ни на что не рассчитывают.
А раз так, можно сбросить маски: в России нет собственности. Понятие такое есть, статья в Конституции есть, а собственности — нет. Предприниматели, даже так называемые олигархи формально — владельцы своего бизнеса, но по сути — временные управляющие. Олег Дерипаска первым сказал об этом вслух еще в 2007 году. Они «назначены» собственниками, но могут быть заменены. Цену собственности объяснил мэр-технократ Сергей Собянин после «Ночи длинных ковшей» в 2016 году: «Нельзя прикрываться бумажками о собственности, приобретенными явно жульническим путем». Временно управляют своей собственностью и россияне. В январе спикер Думы Вячеслав Володин предложил отбирать имущество у «негодяев-эмигрантов». Не случалось и вряд ли случится — но ведь могут же!
Это было ясно давно, но теперь взят последний рубеж: иностранные инвесторы. Те, кого Россия еще недавно всеми силами зазывала. За кого могут вступиться их страны (сейчас все они «недружественные»). Теперь иностранные владельцы тоже не совсем владельцы. И на этом институт частной собственности в России закончился.