25 лет дефолту. Что тогда случилось и было ли в этом что-то хорошее

«Это мы придумали Windows, это мы объявили дефолт», — пелось в популярной песне начала нулевых. 17 августа 1998 года этот финансовый термин узнала вся страна: Россия отказалась платить по своим долгам — объявила дефолт.

Утром 17 августа правительство и Центробанк выпустили заявление, суть которого сводилась к тому, что страна обанкротилась. Они «защищали главные достижения экономической политики последних лет — стабильные цены и твердый рубль, а значит, и уровень жизни народа», но больше не могут. Валютные резервы тают, денег на погашение долгов и выплату процентов по ним нет, банковская система «испытывает определенные трудности» (переводя с официального на русский — вот-вот рухнет).

Поэтому правительство прекращает выплаты по государственным краткосрочным облигациям (ГКО), а ЦБ — поддерживать курс рубля. Вместо этого они попытаются спасти банки.

То, что дело движется к кризису, было понятно давно, но катастрофы такого масштаба не ожидал почти никто. Случилось почти все, чего пытались избежать. Банки, под завязку набитые ГКО, все-таки посыпались. В них сгорели вклады (они тогда не страховались) и деньги компаний, многие из которых разорились. Рубль девальвировался (нынешнее падение не чета той девальвации: с 6,2 рубля в начале августа доллар подорожал до 20,65 рубля к концу года — в 3,3 раза), цены подскочили, экономика рухнула. А ведь казалось, что все начинает налаживаться после постсоветской экономической катастрофы. В предшествовавшем кризису 1997 году ВВП впервые за 1990-е годы вырос (на 1,4%), а инфляция замедлилась до 11% (до 1996 года она измерялась сотнями процентов). Итог дефолтного года: ВВП — минус 5,3% (хуже будет только в 2009-м), инфляция — 84,4%.

Все это стало шоком: деньги сгорели не в пирамидах вроде МММ, а в крупнейших банках, а расплатиться по долгам не смогло само государство.

Что это было

Россия попала в идеальный шторм: экономика получила одновременно несколько тяжелых ударов, которые усугубили накопившиеся проблемы.

Здесь надо объяснить, что творилось в экономике после распада СССР. Плановая экономика с назначаемыми сверху ценами, которую Советский Союз строил 70 лет, потерпела крах. Сейчас это сложно представить, но в конце 1980-х в дефиците было все, даже продукты. Сахар, водка и сигареты продавались по талонам. Страна была де-факто банкротом, а задачей было не допустить голода, вспоминал главный реформатор Егор Гайдар.

Чтобы побороть дефицит, цены отпустили, в одночасье наступила рыночная экономика, законы которой не понимали и к которой не были готовы ни население, ни власти. Цены сразу выросли в несколько раз, а по итогам 1992 года инфляция составила 2500% — рост в 24 раза, в 1993 году — 840%. Разорвались производственные цепочки, продукция многих заводов оказалась попросту не нужна. Экономика каждый год сокращалась на несколько процентов.

В наступившем хаосе бюджет выглядел жалко. Слабое государство не умело и не могло собирать налоги, с которыми творился полный кавардак. К старым советским налогам, которые не всегда соответствовали новым реалиям, постоянно добавлялись новые; для поддержки то одной, то другой отрасли или категории населения появлялись налоговые льготы. 

При этом уклонение от налогов приняло массовый характер. Например, директор «АвтоВАЗа» Владимир Каданников просто перестал платить налоги, чтобы поставить на конвейер новую модель Lada, «десятку». «Мы, по сути, перекредитовались у государства без его разрешения», — впоследствии объяснял он. И ничего ему за это не было, в 1996 году он был назначен первым вице-премьером. 

Анатолий Чубайс, чтобы выбить деньги из крупнейших компаний, собрал представителей экономических и силовых ведомств во временную чрезвычайную комиссию (ВЧК, такое же сокращенное название имела при своем создании сто с лишним лет назад ФСБ, и это не случайное совпадение). Возглавлявший налоговую службу Борис Федоров в сопровождении телекамер ездил на рынки и требовал от продавцов чеки. Но все это работало плохо.

Поскольку денег у государства не было, в стране копились многомесячные задолженности перед пенсионерами и бюджетниками.

Государство пыталось восполнить дефицит с помощью эмиссионного финансирования. Упрощенно: Центробанк печатал деньги и давал их правительству на расходы. Но это, в свою очередь, разгоняло инфляцию — чем больше таких легких денег попадает в экономику, тем быстрее растут цены.

В итоге, даже получив зарплату или пенсию, прожить на нее было нельзя.

Короче, собрать достаточно денег в бюджет правительство не могло, а печатать их в таком количестве было уже невозможно. Сократить расходы бюджета тоже было нельзя. Закон о бюджете принимает Госдума, а она тогда была, в отличие от сегодняшнего дня, вполне настоящей и, более того, оппозиционной. Депутаты постоянно требовали увеличить финансирование тех или иных статей, не заботясь о том, откуда возьмутся деньги. 

В этой ситуации нашелся выход: займы. В принципе это нормальный и даже необходимый в экономике инструмент. Государство получает возможность занять денег, население и инвесторы — простой и понятный способ свои деньги вложить. Но вкладывать деньги в Россию 1990-х было очень страшно. За это требовали большой процент, а главное — почти никто не был годов одалживать надолго. Поэтому рыночные займы Минфина были короткими: в основном — на три-шесть месяцев. Это и были ГКО.

Другим важным пунктом программы правительства было вернуть доверие к рублю. Роль доллара в экономике была огромной: к нему часто привязывались зарплаты и цены в контрактах, многие люди хранили в них сбережения (все равно растет же). Пункты обмена валюты были на каждом шагу, а появление в 1995 году 100-долларовых банкнот нового образца освещалось всеми медиа, включая центральное ТВ. Чтобы убедить страну, что и с рублем можно иметь дело, в 1995 году ввели так называемый валютный коридор. ЦБ объявлял рамки, в которых обязуется держать курс в течение определенного времени.

Тут важно сочетание этих двух мер: короткие займы под большой процент и возможность купить на полученный доход твердую валюту по предсказуемому курсу. Дело пошло. Например, перед выборами 1996 года за счет ГКО погасили долги по зарплатам и пенсиям, а доходность перевалила за 100% годовых. 

Ставки потом удалось снизить, но проблема в том, что долги все равно надо отдавать: вслед за доходами бюджета от размещения ГКО росли и расходы на их погашение. А где взять деньги на расплату по долгу, если денег и так не хватает? Снова перезанимать с помощью тех же ГКО. Впрочем, есть люди и страны, которые так живут годами. 

Что пошло не так

Неизвестно, сколько бы проработала это долговая схема, если бы не два обстоятельства.

Во-первых, стала дешеветь нефть: с примерно 20 долларов за баррель в середине 1997 года до 13 долларов летом 1998 года, и до 10 — в конце. Это привело к снижению поступления валюты в страну и к падению бюджетных доходов.

Во-вторых, в Азии начался финансовый кризис. Инвесторы в таких случаях от греха подальше продают рискованные, но доходные активы (типа ГКО), покупают доллары, а на них — активы развитых стран: там доход меньше, но и шансы потерять свои вложения ниже. Деньги побежали с развивающихся рынков, в том числе из России. 

При этом сумма, вложенная иностранцами в госбумаги, была сопоставима с валютными резервами ЦБ. Которые ЦБ вынужден был тратить, чтобы рубль оставался в валютном коридоре.

Власти держались до последнего. Чтобы получить передышку, часть бумаг переоформили в длинные валютные облигации (в основном — государственному Сбербанку, другие не очень соглашались): проценты платить по ним все равно надо, но тратить деньги на погашение самого долга можно потом. Договорились с МВФ о пакете помощи на 23 млрд долларов и даже получили первый транш в 4,8 млрд на пополнение резервов, истощенных валютными интервенциями. Но дело шло к развязке. 

14 августа президента Бориса Ельцина спросили, будет ли девальвация — то есть отпустит ли Центробанк курс рубля. «Не будет. Твердо и четко. И не просто это я придумываю — это все просчитано», — пообещал Ельцин. 

А 17 августа правительство и ЦБ признали очевидное: «В результате ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры и неудовлетворительного положения дел с доходами бюджета резко обострилась проблема управления государственным долгом. Расходы по погашению ранее выпущенных государственных бумаг и уплате процентных платежей по ним при низком уровне налоговых поступлений стали непомерным бременем для бюджета». И объявили дефолт.

Вообще говоря, это неочевидное решение. Обычно такие проблемы государство решает как раз через девальвацию. Поскольку долг номинирован в рублях, ничто не мешало отпустить курс, напечатать денег и расплатиться. Заняв 6 рублей при курсе 6 рублей за доллар, правительство при росте курса вдвое могло вернуть те же 6 рублей, которые теперь составляли бы всего полдоллара.

Девальвация — это больно, но не смертельно: разгоняет инфляцию, бьет по банкам, но долг при этом уменьшается, а экономика оживает. Производители получают курсовую фору перед иностранными конкурентами: экспорт становится более выгодным, а импорт — менее. Именно это поразило многих экспертов: зачем объявлять дефолт по рублевым облигациям?!

Дело в том, что девальвация угробила бы крупнейшие российские банки. Покупая ГКО, иностранцы заключали с ними форвардные контракты — обязательство продать им валюту в определенный срок по определенной цене (это и обеспечивало ГКО фактически фиксированную валютную доходность). При этом все ориентировались на валютный коридор, который обещало поддерживать государство. Обязательства российских банков по форвардным контрактам достигали 40 млрд долларов, что значительно превышало их капитал.

Девальвация все равно произошла, а вместе с ней и банковская паника. В банки выстроились очереди вкладчиков: одни вообще не выдавали деньги, другие возвращали валютные вклады рублями по курсу, установленному в меру их финансовых возможностей и наглости. Многие люди лишились сбережений — а системы страхования вкладов тогда не было.

По горячим следам общие потери российской экономики оценивались в 97 млрд долларов (45 млрд — прямые убытки банков, 33 млрд — компаний, население потеряло 19 млрд).

Как дефолт все изменил

Такое потрясение не могло пройти бесследно. Правительство сменилось, его возглавили еще советские кадры — Евгений Примаков и Юрий Маслюков. Выяснилось, что левые у руля — это не так страшно, как казалось: экономическая политика была в целом разумна, а проводить ее стало даже проще, Дума вставляла «своим» меньше палок в колеса.

Экономика ожила: дефолт и девальвация образовали поток, что расчистил авгиевы конюшни. Банкротство — это не только беда, но и очищение: попавший в трудную ситуацию должник снимает с себя неподъемные обязательства, чтобы начать новую жизнь (например, General Motors 15 лет назад прошла через эту процедуру и сейчас снова в строю). Российский бизнес получил ценовую фору перед иностранными конкурентами, бюджет — передышку (ГКО в итоге были переоформлены в длинные бумаги). Но главное — страна поняла, что так дальше жить нельзя. Молодой премьер Владимир Путин шел на выборы 2000 года с экономической программой, которую полгода писали эксперты во главе с Германом Грефом.

Первой в ней была налоговая реформа. Проблемы с доходами бюджета, которые привели к дефолту, возникали во многом из-за предельно запутанной системы налогообложения. Хотите жить и работать в нормальной стране — платите налоги, говорили бизнесменам власти. Те отвечали, что готовы — но правила должны быть понятны. И они появились. 

Но главную роль сыграла нефть: в 1999 году она начала дорожать. Что нефть может стоить столько, сколько в последние 20 лет, в 1990-е просто никто не мог себе представить. 

Все вместе — дефолт с девальвацией, реформы и поток нефтедолларов — обеспечили России лучшие годы в экономическом плане: в среднем 7% роста с 2000 года до следующего кризиса, который начался в 2008 году.