«28 октября обслуживали вызовы за 22-е»

Фельдшеры из регионов России рассказывают, как скорая помощь переживает вторую волну коронавируса

Дата
5 нояб. 2020
Автор
Редакция
«28 октября обслуживали вызовы за 22-е»
Фото: пресс-служба Мэра и Правительства Москвы

В конце октября в Омске несколько бригад скорой помощи, отчаявшись госпитализировать пациентов в тяжелом состоянии, привезли их к зданию областного Минздрава. На следующий день после этой акции федеральное министерство запретило врачам публично высказываться о коронавирусе. Если весенняя волна пандемии ударила в первую очередь по Москве, то вторая, осенняя, обрушилась с новой силой на регионы. Каждый день в России выявляют больше 15 тысяч новых заболевших. Областные службы скорой помощи не справляются с нагрузкой. В некоторых регионах медиков ждут несколько дней, а потом часами сидят вместе с ними в очереди на компьютерную томографию (КТ) легких. «Важные истории» поговорили с фельдшерами из пяти городов России о том, как они работают во вторую волну COVID-19.

«Больных тасуют, как колоду карт, утрамбовывают»

Ольга Чайка, Петрозаводск

фельдшер, работает на скорой 20 лет

Самая настоящая эпидемия — это та, что сейчас. По весне у нас такой вспышки, как во многих городах России, не было. В апреле ковидных вызовов было 15–20–30, потихоньку так прибавлялось. А то, что сейчас происходит, — никаких слов не подобрать. Трэш полный. Такое впечатление складывается, что все [больные] ковидные, потому что раньше были вызовы [с жалобами на] боль в груди, боль в животе, а сейчас — только температура и перевозка больного.

Мы не укладываемся ни в какие нормативы доезда за двадцать минут. В домофон звонишь через пять часов после вызова, говоришь: «Скорая помощь», — даже стыдно становится. Если бы у нас были кадры, то сейчас такой проблемы не было бы. О чем мы и заявляли в ходе итальянской забастовки в прошлом году. Мы тогда говорили: «Если, не дай Бог, что-то такое будет, мы ни за что не справимся». Как в воду глядели.

Ни во время, ни после вызова мы даже не можем сходить в туалет — мы же в защитной одежде. Все время терпишь. Когда знаешь, что не сходишь в туалет, уже и есть поменьше стараешься, и жидкости поменьше пьешь.

Тут не думаешь уже, заболеешь или не заболеешь. Одеваешься как положено, потому что понимаешь, что можешь [заразиться], но страха нет. Как и в любую другую эпидемию. Когда грипп был сезонный, тоже не боялись. Это, наверное, что-то профессиональное. Так же, как не страшно заходить в темный подъезд, когда привыкнешь.

Если нас сейчас собрать по два человека, как положено, то у нас будет 10 бригад [на подстанцию] (В настоящее время во многие бригады скорой помощи входит только один фельдшер, хотя по правилам в каждой должно быть либо двое фельдшеров, либо фельдшер и врач. — Прим. ред.). Но бригад не хватало и раньше. Это проблема старая. Решить эту проблему можно только подняв зарплату. Сейчас нас держат «ковидные деньги», которые мы получаем (Согласно постановлению Правительства, с апреля 2020 года, медработники, оказывающие помощь больным COVID-19, получают дополнительные выплаты. Врачи — 80 тысяч рублей, средний и младший медицинский персонал — 50 и 25 тысяч соответственно. — Прим. ред.). Вот сейчас [заместитель председателя правительства Татьяна] Голикова выступила с предложением поменять систему начисления этих доплат. Если они это [предложение] примут, люди вообще не будут работать.

У нас было полгода, чтобы подготовиться ко второй волне, но они [власти] ничего по России не сделали. Почему в том же Китае за две недели возводили ковидные госпитали? А теперь, получается, во всех [российских] городах пытаются найти дополнительные койки. Любая больница сейчас уступает места под ковидных. И они этих больных тасуют, как колоду карт: туда-сюда, туда-сюда. Утрамбовывают. 

Фото: Министерство здравоохранения Российской Федерации

«Могут обматерить, могут ударить, могут плюнуть»

Ольга Алексина, Благовещенск

фельдшер, работает на скорой шесть лет

Когда началась эпидемия, нам сначала весело было. Думали, ерунда какая-то. Сами не понимали, что происходит. Смеялись, когда нам выдавали хирургические халаты. Потом, наверное, в мае, нам стали выдавать СИЗы (средства индивидуальной защиты, в их число входят одноразовые защитные маски, комбинезоны, перчатки. — Прим. ред.) и коллеги стали потихоньку заболевать. Когда летом умер кардиолог с нашей подстанции, довольно молодой, всегда веселый, мы поняли, что это совсем не шутка. Стали соблюдать все меры безопасности. Замывали костюмы, боялись зевнуть в респираторе.

Я с июля работаю уже в чисто инфекционной бригаде, то есть езжу к тем, у кого температура и ковид непосредственно. Сейчас уже думаю [с ностальгией], где эти старые вызовы с бабушками, панкреатитами, заболеваемостью почек… Мы и в обычное время не справлялись особо. У нас никогда не было положенных 20 бригад на город. Сейчас вообще не справляемся.

Поликлиники не справляются тоже. Да и назначают они лечение, которое не помогает. Я езжу на вызовы и вижу «Арбидол» тот же. Всем уже ясно, что это плацебо, пустышка. Нет, назначают этот «Арбидол» (Эффективность препарата «Арбидол» в лечении или профилактике коронавирусной инфекции не доказана, тем не менее уже в январе 2020 года производитель АО «Отисифарм» рекламировал его как лекарство от нового вируса. В августе ФАС оштрафовала производителя за недостоверную рекламу на 200 тысяч рублей. — Прим. ред.) И, так или иначе, все это перерастает в пневмонию. 

Первая волна как была, так она и идет. Я не считаю, что это вторая. Просто в августе на две недели стало получше. Не было же такого, что была первая волна, а потом на какое-то время совершенно ковидных больных не стало. Нет, они всегда были, просто сейчас стало больше зараженных.

Люди напуганы. Если у них температура в первый раз поднялась до 37 [градусов], то они сразу звонят в скорую. Очень многие хотят ехать делать КТ, думают, что это панацея. Очень многие считают, что мы делаем мазки [из носа или ротоглотки]. Потом приезжаем — они удивляются. И мы тратим час, чтобы объяснить человеку, что мы их не делаем.

Больные очень многого от нас требуют. Они считают, что мы обязаны колоть то, что они хотят, везти в те больницы, которые они хотят. Могут обматерить. Могут ударить. Могут плюнуть в тебя.

Скорая превращается в такси до КТ и стационара. Максимум мы можем дать кислород. Постоянно работаем с телефоном, постоянно звоним кому-то, стараемся пристроить больного. [Бывает], звонишь на станцию — не дозваниваешься. Начинаешь звонить на личные номера врачей. Во всех больницах есть ковидные. Все заполнено.

Минздрав боится огласки настоящей ситуации в стране, потому что он не справляется. Если Путин введет [режим] ЧС, то экономика рухнет. А так — мы передохнем все просто.

Фото: Евгений Самарин / пресс-служба Мэра и Правительства Москвы
Фото: Евгений Самарин / пресс-служба Мэра и Правительства Москвы

«Кислород просим у соседних бригад»

Инна Усольцева, Челябинск

фельдшер, работает на скорой два года

У нас на город-миллионник всего 70 бригад. А нужно 120. В первую волну мы справлялись лучше, чем сейчас. Люди хотя бы ждали скорую сутки-двое. А сейчас бывает, что человек [к приезду бригады] уже либо умер, либо уехал [на КТ или в больницу] сам. Вот 28 октября мы обслуживали коронавирусные вызовы за 21–22-е число. 

Коронавирусные — это как бы вторая очередь. Потому что они еще могут как-то ждать, а помимо них есть вызовы, которые нужно обслуживать в первую очередь: например, ДТП, пожар, человек без сознания. 

Очень многие больницы перепрофилировали, но не подготовили. Бывает, привозишь тяжелых больных, а места для каталок или пандусов нет. Приходится тащить [больного] практически на руках.

Если у нас пациент в тяжелом состоянии, то на КТ [другие бригады] пропускают нас без очереди. Если более или менее стабильный, то стоим в очереди на КТ несколько часов: три, четыре, шесть — всегда по-разному. Кислород, бывает, заканчивается. Тогда просим у соседних бригад. Они делятся, с каждым ведь такое может случиться. У коллег люди и в очереди на КТ умирали, и во время КТ умирали.

После КТ врач говорит, госпитализируем мы больного или отвозим его домой. В госпитализации человек нуждается, когда у него есть сопутствующие заболевания: гипертоническая болезнь, сахарный диабет — или когда большое поражение легких. Большое поражение — это 35–40 % и выше. Если 25–30 % — пациент уезжает домой.

Госпитализации тоже надо ждать долго, не по одному часу. Все это время мы сидим с пациентом в машине. Отлучиться из нее, даже в туалет, мы не имеем права. Потому что мы в этих [защитных] костюмах: если выйдем, то мы заразные, получается.

Фото: Евгений Самарин / пресс-служба Мэра и Правительства Москвы

«Клади пациентов хоть в коридоры — рано или поздно места закончатся»

Глеб Кириллов, Омск

фельдшер, работает на скорой шесть лет

В августе было такое затишье... Мы думали даже, что все, болезнь кончилась, но с наступлением сентября все началось с новой силой.

Сейчас за сутки мы обслуживаем вызовов пять или шесть, если у нас эти «чумные» [коронавирусные] вызовы, а раньше мы обслуживали вызовов 12–15. Чувствуете разницу? Нам-то что, мы люди подневольные, но для здравоохранения это, конечно, большой удар. Да и пациентам с соматическими (любыми телесными) заболеваниями тяжело: никто же не отменял ни инфаркты, ни инсульты, и женщины рожать не перестали.

Но с приходом этой болезни у людей осознанность, что ли, появилась. Перестали вызывать бабушки, не спящие по ночам, которым надо таблетку дать и уложить, алкоголики тоже перестали.

Очень тяжелые случаи иногда бывают у тех, кто выписался. У нас недавно был вызов к мужчине, который четыре или пять дней назад выписался из ковидного стационара. Мазки у него отрицательные, вроде выздоровел, но у него нарисовался фиброз легких (это когда эластичная ткань легких заменяется соединительной тканью), в результате все легкие внутри покрыты хрящом: сколько ни дыши, кислород через хрящики не проходит. Он как бы здоровый, но сатурация (насыщение крови кислородом) у него 55% — а при сатурации ниже 70% человек, например, в кому впадает. Что делать? Мы подняли ему давление, дали подышать кислородом. Пока он был на кислороде, у него сатурация поднялась, как только кислород закончился, сатурация понизилась. Пришлось вызвать реанимационную бригаду, которая опять увезла его в больницу. Но я думаю, что прогноз там не очень благоприятный. Легкие-то ему никто не пришьет новые, в этом вся грусть.

КТ мы часами ждем. Сегодня я стоял с одиннадцати часов ночи до четырех утра, причем передо мной было не очень много машин — порядка шести. Когда я уже достаивал очередь, после меня было еще тринадцать машин. Так долго все потому, что у больницы, куда мы ездим, уже один раз сгорел томограф, и теперь после каждого пациента нужна минимум 20-минутная пауза, чтобы томограф остыл.

С тяжелыми пациентами пропускают, но иногда бывает, что вся очередь из тяжелых. К тому же еще приезжают скорые из района, а они приезжают не с одним пациентом: везут сразу человек пять или шесть. И на каждого человека надо по полчаса.

В больницах часто нет мест. А что поделать? Они же не резиновые. Рано или поздно лимит наступает. Что сделаешь в этой ситуации? Палаток МЧС надуть не получится, скоро в Сибири будет минус 30, люди там жить не смогут. Мы [в случае нехватки мест] домой отпускаем. Не тяжелых, конечно. Если человек уже не может двигаться, мы звоним во все колокола, чтобы нас пустили хоть в реанимационный зал, хоть куда — но чтобы пациента госпитализировали.

Наши коллеги недавно поступили так: взяли и приехали к министерству [здравоохранения] с мигалками. Мне такой жест не понравился, мне кажется, он вне медицинской этики. Но я подозреваю, что там было всё очень плохо, а пациента отпускать тупо некуда, вот они и приняли такое решение. Я же говорю: больницы не резиновые. Клади пациентов хоть в коридоры или подсобки — рано или поздно места закончатся. Ну это я так, для красного словца. В подсобки-то, конечно, не кладут, но в коридоры — да, а почему бы нет? Вы разве не были никогда в больнице? Там люди в коридорах лежат. И не только в инфекционных больницах. Помню, я практику в травматологии проходил, там в коридорах лежали, и ничего.

Статистике я в целом верю. Но понимаете в чем проблема? Я бы и хотел какую-нибудь другую статистику, но источники другой статистики обычно такие «поехавшие»... Лучше верить официальным данным, чем тем, кто панику сеет в народе. Да это и не так важно для скорой, сколько заболело людей: 50 или 200. Это важно только для министерства, а для города-миллионника это ни о чем все-таки.

Я мониторю информацию в пабликах: там кого ни спроси, все знают, что делать. И все знают, что министерство виновато в том, что в больнице нет мест. Но в министерстве тоже не дураки сидят на самом деле, и они стараются. Просто на данный момент мы видим классический кризис капитализма. Вот смотрите: почему у нас в миллионном городе КТ для пациентов скорой помощи делают только в трех местах? Неужто мало всяких платных медицинских центров, в которых стоят эти КТ? Есть места, например, те же [частные клиники] «Евромед» или «Ситимед», которые распространены в нашем городе, но они не хотят терять прибыль и пускать скорые с пациентами, что сильно разгрузило бы поток. Если бы скорые запустили в хоть один «Евромед» с КТ, очередь рассосалась бы мгновенно.

Фото: пресс-служба Мэра и Правительства Москвы

«С октября у нас идет война с врачами приемных»

Юлия Ланге, Барнаул

фельдшер, работает на скорой один год

Раньше новичков не отправляли на вызовы в одиночку, а как начался ковид — меня сразу одну в ковидную бригаду закинули. Не знаю, о чем они наверху там думали, но нас, кажется, очень мало. Поэтому мы привлекаем медиков с других подстанций: тех, кто хочет подзаработать. Но сейчас особо никто не горит желанием. Не удивительно — тут ужасная обстановка.

Нам могут разом дать трех пациентов, например, чтобы отвезти их в больницу. И всех троих приходится упаковывать в один машинный салон. Если пациент тяжелый, мы звоним и говорим, что остальных двоих не сможем обслужить. Как его оставить без наблюдения? 

К старичкам приезжаешь — они обессиленные. Воспринимают нас как последнюю надежду. Потому что ни в поликлинике они никого не дождались, ни в аптеке лекарств не нашли. А мы приехали наконец-то.

Люди в панике. Они считают, что в больнице будут под надзором врачей, что в случае чего им смогут помочь. У пациентов постоянный довод: «Вдруг вы уедете, а мне плохо станет». Они боятся быть предоставленными сами себе. Девушка с температурой 37 градусов и сатурацией в норме чуть ли не плакала, просила, чтобы я ее забрала.

Везде пишут, что у нас достаточно койко-мест, но мы-то знаем обратное. С октября у нас идет война с врачами приемных, со старшими врачами и со всеми, кем только можно. И главными мальчиками для битья оказываемся мы: не туда повезли, поздно привезли, такие глупые, не знаем, что делать. А мы просто работаем по приказу. Просто ждем, когда это закончится.

Поделиться