Накануне 9 Мая в мире ждали, что Владимир Путин официально объявит войну Украине — и, соответственно, мобилизацию. А в Крыму в это время ждали, что Украина ударит по Керченскому мосту и придет мстить. Ни то, ни другое не сбылось.
Z-атмосфера
В Крыму еще в апреле ввели желтый уровень террористической опасности. Украинские власти пообещали, что, если будет возможность, ударят по Керченскому мосту. Обещание упало на подготовленную фейками почву: весной в Крыму то и дело появлялись сообщения о минировании всего подряд — школ, детских садов, судов, автовокзалов и местных администраций. Все сообщения оказались ложными.
Но в соцсетях появились мемы про то, что 9 мая мост могут взорвать, чтобы крымчане не смогли убежать, когда украинцы придут мстить за Бучу и Мариуполь (пока российская армия будет на параде).
Керчь, Симферополь и Севастополь щедро украшены патриотической символикой: Z можно увидеть на государственных зданиях, билбордах, общественном транспорте, полицейских машинах, скорых, пожарных, просто на грузовиках и частных автомобилях.
«Повесить значок Z — разнарядка от властей или собственная инициатива?», — спрашивает автор этой статьи у водителя троллейбуса. «Ничего не скажу. Тем более — журналистам. Идите отсюда». В диалог включается женщина в возрасте: «Это не значок, а символ нашей победы. А вы из какого издания? Предъявите документы». На следующей остановке троллейбус приходится покинуть под хмурое молчание пассажиров и в сопровождении женщины, продолжающей требовать документы.
К счастью, не все такие бдительные.
81-летняя уроженка Питера, опуская голову, замечает: «Спецоперацию начинать не стоило бы. У меня в Кривом Роге внучка. Хочу, чтобы всё успокоилось. Сама я русская. Мы все дружно жили. Я 50 лет проработала начальником отделения на почте. На референдуме голосовала за Россию. Но сейчас: как же жаль, что так получилось... Говорят одно, а делают другое».
Пожилой мужчина на костылях тоже считает, что война никому не нужна, но виновата в ней не Россия: «Хохлы виноваты, которые с Западной Украины. У меня родня в Черниговской области. Так вот они, киевляне и харьковчане, не виноваты. Хохлов мне не жалко. Считаю, нужно вывести войска — да и все».
40-летняя женщина из Подмосковья, переехавшая в Крым и работающая в сфере ЖКХ, рассказывает, что связь с родственниками из Львова не поддерживает и политикой не интересуется: «Я такой человек: вот случится со мной — ну, случится. А если там — это проблемы тех людей. Переживала я за Сирию. Но мы же никак не можем повлиять. А к украинским беженцам я вообще очень плохо отношусь. Как к нации. Они очень высокомерные. Жалко всех людей там, где войны. Знаете как: у соседей плохо, а у вас хорошо. Придут, попросят хлеба — я им дам, а ковыряться не буду».
Уроженка Бурятии, преподавательница, переехала в Крым в 1996 году: «С украинцами я дружила всегда. Отец у меня белорус, мать русская. Много я по Украине ездила. Все города знаю. Считаю, что это судьба России: ей никогда не давали спокойно жить. Сколько там сейчас сбивают, бомбят [женщина игнорирует замечание, что это Россия бомбит Украину]… Украинцев сейчас очень жалко. Но мы отвечаем киевлянам: „Где вы были восемь лет?“ Долбакали этот Донбасс непонятно за что. Ну не хотят они с вами жить. Отпустите их. После фразы Порошенко: „Их дети будут сидеть в подвалах, а наши учиться“ — я возненавидела их власть. Спецоперацию нужно закончить, никакого перемирия. Полезть на Курскую область, на Белгород — какая наглость! Я же каждый день смотрю „60 минут“ [программа Ольги Скабеевой и Евгения Попова на „России-1“]. В интернете — недостоверные данные».
Учительница младших классов, 24 лет, тоже поддерживает спецоперацию: «Та власть, которая сейчас в Украине, это ни в какие ворота. У меня много родственников там. Сейчас нужно немного потерпеть — и все будет хорошо. Дети задают очень много вопросов. Мы говорим им о дружбе народов. Не говорим: „Украина — это плохо, а Россия — хорошо“. Мы объясняем, что нужно общаться, дружить, изучаем культуру. Но при этом рассказываем, что такое нацизм, расизм, терроризм. Дети сами делают выводы».
Нет войне
Екатерина работает в медиа, вышла на антивоенный пикет в Крыму сразу после того, как Путин объявил начало спецоперации и на Киев полетели первые бомбы: «Убивала мысль, что мои украинские друзья восемь лет объясняли мне, что в Украине — российская агрессия. Некоторые еще после 2014 года уверяли, что Гитлер и Путин — одного поля ягоды. Что Россия нагло, гопнически, отжала Крым. Такие радикальные заявления вызывали некоторый скепсис. Я жила в российском инфополе. К большому стыду, мне тоже казалось, что все не так однозначно: Порошенко же развязал антитеррористическую операцию, а Россия якобы помогала Донбассу защищаться. Восемь лет шла гибридная война, в которой было не совсем понятно, кто прав, кто виноват. Но после 24 февраля сомнений не осталось. Стало очевидно, что Россия — агрессор, а Украина — жертва. А значит, нужно хоть что-то предпринимать. Выходить на митинги, пытаться эмигрировать из страны, так неожиданно и бесповоротно скатившейся в фашизм».
Вышел на антивоенный пикет и Георгий Смирнов из Симферополя. Его оштрафовали по статье «публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации» на 35 тысяч рублей за плакат «Нет войне!».
Две церкви
Русская православная церковь поддержала войну в Украине. В своих проповедях священники, например уроженец Украины Андрей Ткачев, продолжают объяснять пастве, что война была неизбежна из-за необходимости уничтожить нацистов. Есть, правда, и несогласные.
Православные храмы Крыма относятся к Украинской православной церкви. В них поминают и московского патриарха Кирилла, и украинского предстоятеля владыку Онуфрия. В первый же день после начала «спецоперации» Онуфрий высказался резко против военных действий. Он сравнил Россию с Каином, убивающим своего младшего брата Авеля, и призвал немедленно остановить кровопролитие.
Украинские священники регулярно пишут о бедствиях, которые случились с их паствой после российского вторжения. Один из таких — Иона (Черепанов), наместник Свято-Троицкого Ионинского мужского монастыря в Киеве и главный редактор журнала «Отрок.ua».
Крымский священник О. А., офицер, врач и психолог, занимает взвешенную позицию: «Для чего в сфере духовного оказывается социальное — коронавирус, прививки — и политическое — спецоперация?» Но услышав, что буква Z появилась на куполе храма и на пасхальных куличах, в ужасе хватается за голову.
«В Украине у меня много друзей. Когда начались военные действия, оттуда начали приходить сведения о том, что дома и квартиры моих близких в Харькове и Северодонецке полностью уничтожены, — рассказывает 28-летняя христианка Элина. — Я ежедневно слышала истории человеческих трагедий. Смотрела видео о том, как в Украине умирают дети. Видела их окровавленные тела в больницах.
Я ходила в храм, где хотелось услышать слова о духовном смысле происходящего. Может быть, о том, что всем нам необходимо приносить покаяние, менять образ мыслей, жизни. Отец А. вышел на амвон со словами: „Сегодня Россия вычищает нечисть из Украины. Многие не соглашаются с политикой Владимир Владимировича Путина…“ От услышанного стало физически плохо. Я почувствовала, что сейчас мой гражданский и нравственный долг — выйти из храма, и я это сделала».
Языковой вопрос
Катерина — женщина средних лет, рослая, с правильными чертами лица. Она родом из Днепропетровской области, продает на рынке овощи, ягоды и травы.
Дети и родственники Катерины разговаривают по-русски. Но со своими покупателями женщина разговаривает по-украински: «Беріть полуницю. Не пошкодуєте. Її можна дітям» («Берите клубнику, не пожалеете. Ее можно детям»). Кто-то хмурит брови и смотрит с недоверием. Кто-то, отходя, улыбается: «Надо же, даже по-украински захотелось поговорить».
Катерина давала отпор всем, кому не нравилась ее мова. Говорила, что в Крыму три официальных языка: украинский, татарский и русский. А после 24-го уже всё… «Рыбочка, я бы поговорила с тобой откровенно, по душам, но я не могу», — говорит она мне.
«Проходил тут парень кавказской национальности в военной форме, — рассказывает Катерина. — Я поговорила с ним: „Не иди ты на эту войну, ведь тебя могут убить. А если заставят, лучше иди и сдайся“. И что вы думаете? Одна из моих соседок тут же куда-то пожаловалась. Она так на меня кричала, просто на весь рынок: „Убирайся! Мы тебя отсюда выкинем! Я тебя сдам!“ Оказалось, у нее вся семья на фронте. Я поняла, что здесь очень много эфэсбэшников, а тот военный был пограничником.
У меня дня нет, чтобы я не плакала до трех ночи. По всей Украине живут родные, близкие. У меня племянница под Николаевом. Сейчас она с двумя маленькими деточками едет непонятно куда. Брат в селе Переможное под Мариуполем — так этого села больше нет. И людей в нем нет. Энергодар, Каменка, Днепровка, Одесса, Волынь, Львов, Ровно — у меня кругом родня. Я ни с кем не поссорилась. А здесь люди: „А мы вот со своими из Винницы поругались“. Я говорю: „Почему поругались, если ты за Украину?“ — „Да вот если бы не этот гребаный Майдан!“. И все, когда это слышу, понимаю, что разговаривать бесполезно».