«Теперь нужно пытаться жить самим»
Женщина, около 50 лет
Я пришла почтить память Алексея Навального, хотя нам всем сейчас очень страшно. Но мы идем все равно. Хоть где-то хоть что-то хоть как-то высказать. Новость [о смерти Навального] мне прислала дочь. Я не смогла с ней разговаривать даже и просто во весь голос зарыдала. После его смерти я потеряла надежду. Мы на него возлагали всё и вся, а теперь нужно пытаться жить самим.
Если разрешат пойти до кладбища и бросить землю на его гроб, я дойду и сделаю это. Хочется хоть как-то попрощаться.
«Рада, что у меня получилось вырваться сюда»
Женщина, 30–35 лет
На похороны Алексея я прилетела из Еревана. Это единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы почтить память человека. Даже если мы не попадем на кладбище, уже важно, что мы здесь. Я уверена, что Алексей бы оценил, что мы все тут собрались. Я уже тут в очереди встретила много своих знакомых и очень рада, что у меня получилось вырваться сюда.
Полиции, конечно, много, но мне совсем не страшно. Мы делаем правильное дело. А когда делаешь правильное дело, то не страшно. Мне кажется, еще важно, чтобы мы не только один раз посетили [могилу] Алексея. Но еще и помнили, и приходили и после.
«Я сначала подумал, что опять вброс какой-то»
Мужчина, 20–25 лет
Алексей дал нам надежду, что мы можем бороться, выходить на улицы. Алексей показал, что есть люди, которые готовы бороться с этой коррумпированной системой. И их намного больше, чем кажется.
Если честно, это все еще для меня полный ужас и шок. Помню, как я проснулся около трех часов дня 16 февраля и спросонья начал читать первые новости о его смерти. Я сначала не поверил и подумал, что опять вброс какой-то, как был, когда его по этапу вели. Тогда тоже некоторые писали в социальных сетях, что его убили. Под вечер стало понятно, что, скорее всего, это правда произошло. Знаете, оставалась надежда, что это просто ошибка или ужасный черный пиар ФСИН. Но это оказалось правдой.
Мне кажется, смерть Навального показала, что другие политические заключенные тоже под угрозой. Мы не должны о них забывать. Важно, чтобы они выбрались живыми.
«Нас правда много»
Женщина, около 20 лет
Мне было важно прийти сюда сегодня, чтобы разделить боль и печаль. А еще — почувствовать единство и осознать, что мы не одни. Нас правда много. И эта боль коснулась не только одного тебя, а очень многих. (После этих слов девушка заплакала.)
«У меня очень много злости внутри»
Мужчина, 18–25 лет
Его смерть — это просто как удар в колокол. Я пришел [на похороны], потому что нельзя было не прийти. Не могу по-другому просто объяснить. Ты сидишь дома и понимаешь, что не можешь себе позволить оставаться дома и точно должен прийти.
В вечер смерти Алексея Навального я пошел к Соловецкому камню в Москве. Я пошел без цветов, но дома сделал бумажного журавлика. Его и оставил у памятника политзаключенным. Я боялся, что не успею купить цветы. Один мой знакомый на следующий день пошел к Соловецкому камню, чтобы положить цветы. Но в ближайших цветочных магазинах ему признались, что цветы кончились. За два дня после смерти Алексея всё раскупили.
Всю неделю я прожил в ожидании, когда же объявят похороны. Но еще я чувствовал много злости. Мне так хотелось сказать: «Товарищ следователь, отдайте тело Навального маме». Всякие слова вроде «я просто делал свою работу» — это все ерунда. Если они верят в бога, то должны знать, что за такие слова черти суют вилы в жопу. Если они в бога не верят, то все равно — как можно глумиться над мертвым?
У меня очень много злости внутри. Я до последнего думал, что они просто сожгут его [тело] там в Салехарде. Когда началась кампания с требованием передать тело Навального матери, было ощущение, будто Путин второй раз войну объявил, а мы снова сражаемся. Просто до этого он объявил войну Украине, а теперь и своим согражданам, которые с ним не согласны.
Мне грустно за моих знакомых и друзей, которые не пришли сегодня на похороны. Никого здесь из них не увидел. Я знал, что я один пойду. Кто-то из них за то, что происходит, кто-то конформисты, у кого-то работа, а кто-то работает в институте или госкорпорации. Им всем страшно, естественно. Да и претензий у них к себе тоже меньше.
Мне тоже страшно, но я пришел. Я понял, что просто не смогу смотреть в зеркало на себя и уважать себя, если бы не пришел. Я сказал своему знакомому: «Когда у тебя потом будут дети, и они спросят тебя: “А что ты делал в страшном 2024 году?” — что ты им ответишь? “Я в игры играл и по барам ходил?”»
«Мы распяли своего Христа»
Мужчина, 50 лет
Здесь воплощен библейский сюжет. Мы, россияне, распяли своего Христа. Когда его арестовали в аэропорту, я понял, что будет война мирового масштаба. Почувствовал, что человек, который называет себя президентом, переступил морально-этический барьер. И поэтому для него открыт путь для совершения любого зла.