Российская военная промышленность держится на западных станках

Российский военно-промышленный комплекс зависит от иностранных станков. Об этом говорится в докладе Rhodus Intelligence «Как Россия производит ракеты» и в основанных на нем расследованиях «Важных историй» (можно почитать здесь: 1, 2, 3). Но, несмотря на санкции, в Россию все так же поступают необходимые для этих станков расходники, а иностранное программное обеспечение продолжает работать. «Важные истории» поговорили с основателем аналитического агентства Rhodus Камилем Галеевым о том, почему так происходит.

Миф о самодостаточности

— Всегда ли российская военная промышленность была зависима от Запада?

— Так исторически сложилось. Контур советского ВПК был создан во время сталинской индустриализации. Это был ряд проектов под ключ, в основном американских. То есть это в первую очередь США, а потом Германия, Великобритания, Италия и другие страны Европы помогли СССР построить промышленность.

Как это выглядело? Индустриальный архитектор из США Альберт Кан и его компания Albert Kahn, Inc. спроектировали и построили в СССР более 500 заводов. Хороший пример — Сталинградский тракторный завод (Волгоградский тракторный завод), который с самого начала проектировался как танковый. Альберт Кан доставил из США на берег Волги всё необходимое для строительства и функционирования завода. Подрядчики привезли даже свои рельсы и монтировали железную дорогу.

Такое сотрудничество с Америкой происходило в тот период, когда дипломатических отношений между США и СССР не было. Показательна позиция Хью Купера — полковника инженерного корпуса армии США и строителя Днепрогэса. По его мнению, с СССР стоило торговать, а начинать дипломатические отношения не надо. Индустриальные проекты завершились в середине 1930-х годов. К тому времени американцы обучили критическую массу сотрудников заводов. А после окончания проектов советские власти «зачистили», то есть расстреляли или репрессировали руководство предприятий (также известно о репрессиях в отношении привлеченных американцев. — Прим. ред.).

Следующее массовое поступление западных станков в СССР произошло после Второй мировой. Из Германии их вывезли более сотни тысяч. Затем был период холодной войны, который повлиял в основном только на экспорт станков из США, несколько сократив его. Но поставки продолжала Западная Европа. Когда строили КамАЗ в 1980-х, европейские станки покупались напрямую, а американские шли через Германию. Советский Союз никогда не был самодостаточен.

Единственный крупный скандал, когда экспортеры были наказаны за поставки в СССР, — это скандал с японской Toshiba и норвежской Kongsberg. В 1980-х в СССР купили японские станки с норвежским числовым программным управлением (ЧПУ), чтобы делать бесшумные винты для субмарин. Американцы устроили дипломатический скандал. Гендиректор Toshiba и еще один топ-менеджер ушли в отставку, а двое сотрудников, которые курировали проект, получили тюремные сроки. Японской компании на год запретили поставлять оборудование социалистическим странам. Я подозреваю, что мотивацией американцев был удар не по советскому ВПК, а по японскому машиностроению. В тот момент американские власти очень боялись бума японской экономики.

В девяностых не только в России, но и в мире вообще была депрессивная пора, многие государства начали резать бюджеты на ВПК и промышленность. Начиная с третьего года правления Путина (благодаря повышению цен на нефть) Россия начала массово перевооружать свою промышленность современными станками в первую очередь европейского производства, а с 2010-х — станками из Восточной Азии. 

Самую глубокую и самую раннюю диджитализацию во всем российском ВПК прошла авиация. Именно авиация раньше и ближе всех приблизилась к идеалу «Индустрии 4.0» (Четвертая промышленная революция) — это переход на полностью автоматизированное цифровое производство, где всем процессом управляют компьютеризированные системы. Важной составляющей этого перехода считаются системы PLM (Product Lifestyle Management — «управление жизненным циклом изделия» — такое программное обеспечение, которое сопровождает, контролирует изделие, начиная от стадии производства до снятия с эксплуатации. — Прим. ред.).

Единое программное обеспечение уязвимо

— Насколько иностранные PLM-системы важны для российского ВПК?

— Начиная 2000-х годов российские предприятия активно экспериментировали с разными системами автоматизации производства через интеграцию PLM. Предприятия использовали PLM компаний PTC (США), Dassault Systems (Франция) и Siemens (в те времена это было ПО американской компании UGS, которая вошла в состав немецкой Siemens в 2007 году). Например, концерн «Алмаз-Антей», конструкторское бюро Туполева и значительная часть «Роскосмоса» сконцентрировались на использовании программного обеспечения американской компании PTC. А опытно-конструкторское бюро Сухого эффективнее всего интегрировало в свое производство PLM от Siemens.

В итоге опыт ОКБ Сухого был масштабирован по всей цепочке — поставщики-производители компонентов и комплектующих перешли на Siemens. Следом пошли другие производители российской авиации. Даже конструкторское бюро Туполева, которое изначально сидело на PTC, тоже в итоге перешло на продукты Siemens. И поскольку ОКБ Сухого и другие авиационные производители вошли в Объединенную авиастроительную корпорацию, вертолетные производители объединились в «Вертолеты России», а двигателестроение — в Объединенную двигателестроительную корпорацию, и все это вместе вошло в госкорпорацию «Ростех», то опыт масштабирования Siemens коснулся всего «Ростеха».

— Можно ли остановить российское военное производство, если оно зависит от иностранного софта?

— По моему мнению, чтобы подступиться к слабым местам военной промышленности, нужно обращать внимание на всю «Индустрию 4.0», то есть на концепцию цифрового производства. И на программное обеспечение, и на станки и их компоненты. Чем больше степень интеграции, тем более уязвимо все производство в целом. Например, для производства баллистических ракет российские предприятия используют разные бренды PLM и получается зоопарк из разных систем, а это значит — ракетостроение менее уязвимо. Наиболее интегрированная сфера ВПК — авиация. Она почти вся работает на основе продуктов Siemens. Получается, что эффективнее сконцентрироваться на раскрытие уязвимости цифровых решений одного бренда. До конца войны заводы с софта Siemens слезть не смогут. 

— Как именно можно найти уязвимости?

— Надо ограничить не только поставки станков, но также комплектующих и расходников, например резцов, пресс-форм, штампов, форм литья и т. п. Еще важно обратить внимание именно на российское производство расходников. Станки в большом количестве расходуют режущие инструменты. Требования к ним высокие. Сейчас такие инструменты сложнее делать, чем в советское время. У России, конечно, есть импорт, но его всё сложнее осуществлять. У части военных производителей также есть собственные мастерские. Например, Воткинский завод имеет свои цеха, где делают режущий инструмент. Но, конечно, главную роль играют крупные производства расходников, например КЗТС — Кировоградский завод твердых сплавов (предприятие не находится под санкциями. — Прим. ред.). Это пока наиболее продвинутое производство режущих инструментов в России. Если получится остановить производство инструментов, то Россия будет полностью зависеть от импорта, с которым есть перебои.

Что касается софта, то западным властям надо потребовать от производителей программного обеспечения, числового программного управления (ЧПУ) и ПЛК (программируемый логический контроллер, на котором строится система числового программного управления станков. — Прим. ред.) раскрыть недокументированные возможности продуктов, если такие имеются. В основном в России используют ЧПУ от Siemens, Fanuc, Heidenhain, а ПЛК — от той же Siemens. 

Чем завод ближе к идеалу «Индустрии 4.0», тем больше вероятность, что там все электронные мозги будут от Siemens: начиная от ЧПУ, заканчивая PLM. Например, у Siemens есть ЧПУ Sinumerik разных моделей, в котором множество разных девайсов. В каждом из них могут быть свои возможности для взлома, передачи данных и, вероятно, даже полного отключения, потому что там должна быть защита, например, от копирования. Политики и эксперты в России до полномасштабного вторжения в Украину уже высказывались о том, что у западных производителей есть возможности для такого отключения.

Нечестная игра

— Почему тогда санкции не работают?

— Парадокс санкционной политики в том, что соглашения по экспортному контролю чаще всего являются международными, но фактически ответственность за исполнение лежит на национальном уровне. Это создает возможность для нечестной игры. Поскольку каждое правительство соблюдает санкции по-своему, оно может помочь своей машиностроительной индустрии. Такая же проблема была во время холодной войны: США тщательнее следили за поставкой в СССР и убивали собственное станкостроение. А европейцы контролировали гораздо менее тщательно, поэтому там промышленность росла за счет поставок в СССР. Выигрывают те страны, которые не следят за экспортом.

К тому же я считаю, что Запад до сих пор не сделал прицельный удар по российскому военно-промышленному комплексу — софт продолжает работать, потому что власти США и ЕС не требовали от производителей раскрыть уязвимости. А такие предприятия, как, например, «Кировоградский завод твердых сплавов» (КЗТС), производящий расходники, даже не под санкциями.

— Как долго могут работать станки, которые были завезены в Россию до 2022 года?

— На этот вопрос невозможно ответить в общем виде. Часть из этих станков, особенно очень старые, при должном ремонте можно считать практически вечными. Это относится, например, к старым станкам без числового программного управления из Западной Европы, ГДР, Чехословакии, в меньшей степени Венгрии. Проблема этого вечного оборудования не в том, что оно ломается, а в том, что оно требует высокой квалификации рабочей силы. К каждому такому станку нужен квалифицированный оператор, а вот с этим часто напряженка. Дело в том, что навыки работы на станках без ЧПУ не переданы и не будут переданы молодому поколению. Молодежь сразу учится работать на современном компьютеризированном оборудовании и не станет работать ни на чем другом. Поэтому возможность использовать старое оборудование естественным образом исчезает по мере умирания стариков.