1 min read

Раздеть, избить, обозвать, снять это на камеру и выложить в интернет. В России мигрантки из Кыргызстана все чаще подвергаются насилию со стороны своих же соотечественников. Мужчины распространяют видеоролики c угрозами в адрес кыргызских женщин за отношения с представителями других национальностей. В большинстве случаев это остается безнаказанным.

Оригинал материала опубликован на сайте Настоящее Время, над текстом работала Алина Жетигенова.

«Ни за что бы не подумала, что, сбежав от избивавшего меня мужа и его родни в другую страну, найду тут в десять раз больше самопровозглашенных моих мужей и свекровей. Я терпела непрошеные советы, поучения и сплетни, но когда напали на меня и моего коллегу, я просто взорвалась».

Динаре 35 лет. Она из Кыргызстана. На заработки в Москву приехала десять лет назад после развода с ребенком на руках. На второй год работы в московском ресторане ее повысили до менеджера. Ее коллега, этнический уйгур из Кыргызстана, пригласил Динару на ужин, чтобы это отметить. По пути обратно они встретили соотечественников. Один из них, по словам Динары, домогался ее весь год.

«Он был одним из жильцов квартиры, в которой сразу по приезде я сняла с дочерью комнату, – вспоминает она. – С первых дней он начал со мной навязчиво флиртовать. Я с часто болеющим ребенком, которого тут не берут в детский сад, работа на ногах, высокомерное отношение местных ко мне, надоедающий бывший муж, а тут еще этот мужик домогается. Однако вместо защиты другие жильцы говорили мне: «Ты же не девочка, разведенная, с ребенком, что теряешь?»»


Даже после того как Динара съехала с той квартиры, этот мужчина и его друзья отправляли ей сообщения, звонили или писали в соцсетях.


Поэтому она уверена, что встреча с ними на улице была неслучайной. «Они начали называть моего коллегу узбеком, а меня бесстыдницей. Мы молчали, но когда он назвал меня подстилкой под узбеков и таджиков, я не выдержала и плюнула ему в лицо. Он взял меня за шею одной рукой, другой начал бить по лицу, коллега попытался заступиться, и его тоже побили».

В полицию Динара не обращалась – она не верит, что это бы помогло.

От 800 тысяч до миллиона человек из шестимиллионного Кыргызстана находятся в трудовой миграции. Переводы от них формируют треть ВВП страны. Из-за знания языка и упрощенных разрешительных документов большинство из них работает в России. Более 40% кыргызстанских мигрантов – женщины. (Для сравнения, женщин среди мигрантов из Таджикистана и Узбекистана вместе – менее 20%).

По словам правозащитницы Валентины Чупик, мигрантки из Кыргызстана намного чаще других сталкиваются с насилием со стороны соотечественников.

«Кыргызки приходят ко мне из-за того, что работодатели не выплачивают им зарплату или полиция применяет к ним силу. Но чаще других мигранток они обращаются из-за домашнего насилия от отцов, дядьев, братьев, мужей и парней, а также уличного насилия от своих же соотечественников-мужчин, которые решают самовольно охранять общественный порядок внутри сообщества», – говорит она.

Чупик отмечает, что «в большинстве случаев жертвами насилия становятся кыргызки, которые заводят отношения с другими мигрантами – этническими узбеками или таджиками».

«Что кыргыза не нашла?»

Это подтверждает история Тахмины и Мухиддина. В Россию они приехали из Таджикистана, уже будучи в браке.

«Мухиддин – таджик, я таджикская кыргызка. У меня таджикистанское гражданство. Даже мои родные так не реагировали на наш брак, как незнакомые мне мигранты в Москве», – рассказывает Тахмина.

По ее словам, кроме оскорблений и освистываний, она с мужем также подверглась онлайн-буллингу.

«Под нашими совместными фотографиями люди начали писать гадости. Особенно болезненно реагировали приезжие из приграничных территорий. Каждая новость о конфликтах там между таджиками и кыргызами отзывалась эхом на нас тут.


Я очень боялась, что меня поймают, разденут и побьют на камеру.


Самое страшное, что это навсегда останется в интернете. Тогда и друзья мои на родине, и одноклассники, и даже семья подумали бы, что я тут занимаюсь проституцией».

Бернара стала жертвой травли из-за отношений с этническим узбеком. Она рассказывает, что в Россию ехала не только заработать, но и чтобы выйти замуж. «Молодых мужчин в кыргызстанских селах не отыскать, все они свалили в Казахстан, Россию, Турцию и Корею. Правда, они потом приезжают, женятся, и они вместе потом уезжают на заработки. Но чтобы не ждать, как ребенок в детдоме ждет участи, судьбы, я решила действовать сама, да и заработать заодно. Семья у меня небогатая, родители пожилые, а делать в селе нечего».

Бернара поехала в Санкт-Петербург, где в узбекском кафе работала ее дальняя родственница. Там она встретила Бахитера, затем пара переехала в Москву.

«Если в Питере среди мигрантов рулят узбеки, то в Москве кыргызы – это высшая каста. Казахи, конечно, сама высшая, но их мало, и они почти русские. В Питере особо проблем не было, а в Москве в каждом кафе и такси – кыргызы.


Они мне на нашем родном начинают читать мораль: что, кыргыза не нашла?


Я вообще из той части Кыргызстана, где одни кыргызы, я даже узбеков в жизни лично не знала. Но вот так жизнь сложилась, влюбилась. Никому войну не объявляла, но наши обижаются постоянно, допрашивают, докапываются до мужа. От меня отстали, когда я забеременела. Когда планировали имя ребенка, я поняла, что не хочу сильно кыргызское или сильно узбекское, чтобы потом не было проблем с патриотами с обеих сторон».

«Ад начался, когда я в 50 лет начала отношения»

Жылдыз с мужем приехали на заработки в Россию, чтобы оплатить образование двух дочерей.

«Пока родители мужа были живы, мы жили с ними, и все заработанное отдавали им. Потом, ссылаясь на кыргызские традиции, семейным бюджетом начал управлять муж. Он решал куда, на что и на кого тратить. В России я начала зарабатывать намного больше мужа, но перед детьми и близкими он вынуждал меня врать об обратном. Затем были ссоры, и он избил меня», – вспоминает Жыздыз.

После этого она решила уйти от мужа: «Мы учили своих дочерей уходить от насильников, но последовать этому совету самой было очень сложно. Я уходила целый год. Но ад начался после того, как я, уже очень взрослая женщина, в 50 лет завела новые отношения, он был армянином».

«Помню, как один 20-летний мальчик мне сказал, что не стоит разводиться с таким «золотым» мужем, – рассказывает Жыдыз. – Я ему ответила: «Сынок, ты с ним спал? Детей с ним растил? Скольких родил? Кого грудью кормил? С ним дом строил?»

«Молодых еще как-то можно заткнуть, – продолжает она. – Но что позволяли себе мужики постарше! Они даже приходили ко мне домой, говорили, что армяне – христиане, а я позорю ислам и кыргызов». Хуже все стало, говорит Жылдыз, когда она решила официально вступить в новый брак: «Они распространили слухи не только между собой, но и в Кыргызстане, что я изменяла мужу. Хотя мы с ним к тому моменту два года были в разводе. Если бы он решил жениться заново или, будучи женатым, завести вторую жену, уверена, все бы поняли. Почти ни с кем из моего старого круга общения я не поддерживаю связь. Мы стараемся держаться подальше от районов, где можем встретить старых знакомых. Главное – меня поддержали дочери и мой отец».

«Разведенная – значит, только для секса»

Ширин, как и Жамилю, поддержали родственники. Родители даже прилетели в Москву, чтобы разобраться с бывшим мужем, его родней и друзьями, которые травили их дочь. Однако добиваться развода 25-летней Ширин пришлось пять лет.


Она была беременной, когда муж и его родители выгнали ее из квартиры в Москве.


Ширин была вынуждена вернуться в Ош, чтобы там родить. Через год, оставив ребенка своим родителям, она вернулась в Россию за официальным разводом и чтобы найти работу. Однако муж отказался подписать бумаги.

«Он недоумевал, зачем мне развод, боялся, что его ребенка будет воспитывать чужой мужчина. Не дай бог, еще и другой национальности. При этом сам он жил с родителями, встречался с новой девушкой и нисколько не интересовался судьбой своего ребенка», – рассказывает Ширин.

Ожидая развода, она осталась в Москве, привезла ребенка и встретила Алексея. «Всех шокирует, что я встретила русского. На меня смотрят, как на последнюю б..дь, – говорит она. – С кем еще встречаться, если я живу в России и на 90% окружена русскими? Я по глупости рано выскочила замуж, а потом тут из-за травли, пыталась встречаться только с кыргызами. Но им был интересен только интим, отношение наших парней ко мне было такое: «разведенная – значит, только для секса и годная, ничего в тебе святого». А соотечественницы относились как к шлюхе, готовой прыгать на их сыновей и мужей».

«Не стереть никогда»

Жамиле всего 22. На заработки приехала в 15 лет. После смерти матери отец отправил подростка в Россию нянчить детей родственников. Ей пришлось заниматься не только детьми, но и уборкой дома и готовкой. Из-за незнания языка круг ее общения был ограничен соотечественниками.

«Среди наших я была наслышана о «плохих и гуляющих кыргызках», которые занимаются проституцией или встречаются с мужчинами другой национальности. Поэтому, когда муж моей тети изнасиловал меня в 16 лет, я промолчала», – вспоминает Жамиля.

«Защитила бы меня тогда российская или кыргызская полиция? Встали бы на мою сторону родственники? – спрашивает она. – Может, в соцсетях поругались бы, но вряд ли помогли бы мне с жильем или работой. А сейчас ничего никому не докажешь. Таких, как я, кто приезжает няньками и терпит жестокое обращение, много».

С 2010 года в интернете начали распространяться видеоролики, на которых мужчины из Кыргызстана на камеру избивают, таскают за волосы или угрожают своим соотечественницам, обвиняя их в «аморальном поведении». В большинстве случаев это остается безнаказанным.

В 2013 году в сети появилось видео, на котором мужчины на кыргызском кричат на трех девушек, которые лежат на полу и плачут, затем тянут одну из ни за волосы и заставляют произнести имя, фамилию и место жительства.

Сара – одна из тех девушек. Она рассказывает, что в вечер нападения она с подругами танцевала в клубе с кавказцами.


Девушка, которую заставили назвать фамилию, после этого пыталась покончить с собой.


«Она обращалась в местную полицию, но из-за того, что она не гражданка России, ее кругами направляли из одного отделения в другое, она обращалась к правозащитникам, но у них, бедных, и кроме нее тонна проблем пожестче. В Кыргызстане тоже никого не заботит наша судьба, а родные и друзья, увидев издевательства, сидя в своих теплых квартирах, ругают нас: «Зачем туда ехала, зачем в клуб ходила? Такие мы, брошенные и униженные чужими, обтоптанные и оплеванные своими».

Сара приехала в Россию подростком подрабатывать няней. «Мне тогда было 14 лет, старшему из детей – 13. Он поднимал на меня руку, родители видели это и никак не реагировали. Когда меня пинали на полу эти ребята, я думала о том мальчике. Он, наверное, вырос и бьет где-то еще одну женщину».

«Избить, оскорбить, раздеть человека – это плохо. Но если выложить все в интернет, то это не стереть никогда. Эти мужчины понимают это и осознанно снимают и выкладывают фото и видео. Чтобы уже окончательно добить. Ведь эти видео будут циркулировать бесконечно. Даже если это фейк, то пока кто-нибудь успеет это доказать, сельчане или другие вигилант-активисты уже начнут самосуд», – говорит Рашид Габдулхаков, который в Нидерландах изучает цифровой виджилантизм.

Вигиланты (мстители с испанского) – люди или группы, которые самовольно охраняют общественный и нравственный порядок. Они сами выбирают, что нужно охранять, как и какими средствами. Виджилантизм – так называемое альтернативное правосудие, практикуемое в обход закона за предполагаемое нарушение морали или идеологических норм. На постсоветском пространстве это движение не ново, оно выросли из советских дружинников, которые самовольно решали какие-то вопросы или устраивали самосуды. Восприятие таких групп в СССР и в постсоветском обществе часто позитивное и в онлайн-пространстве они набирают миллионы.

То, что делают мужчины-мигранты из Кыргызстана, говорит Рашид Габдулхаков, это виджилантизм в ультраправом, патриархальном и националистическом проявлении. «Это попытка построить иерархию, ведь для принимающей страны мы все на одно лицо – узбеки, таджики, кыргызы. В этой маргинализированной группе этнические кыргызы, лучше владеющие русским и имеющие больше трудовых возможностей, хотят отделить себя от других мигрантов, отсюда и острая реакция на соотечественниц, встречающихся именно с другими мигрантами. Это также вбитое мужчинам право на владение женщинами. Мы владеем ею, даже если не знаем ее. А самое страшное, что за это нет никаких легальных наказаний, а если и есть, то это скорее исключение, чем правило».

(Имена некоторых героинь изменены по их просьбе)