Реконструкцию одного из главных музеев Кыргызстана планировалось закончить за полтора года. Но спустя пять лет Исторический музей так и не открыли. За это время в нем случился пожар, погубивший ценные экспонаты. Вокруг музея не прекращаются скандалы, а его хранители утверждают, что власти скрывают проблемы внутри учреждения.
Когда в марте 2016 года Национальный исторический музей Кыргызстана закрывали на ремонт, предполагалось, что работы продлятся не больше полутора лет.
Спустя пять лет реконструкция стоимостью 21,5 миллиона долларов так и не завершена. Созданный в стиле советского модернизма величественный музей в центре Бишкека остается закрытым для посетителей.
Работы в здании шли с задержками и всяческими неурядицами: по необъяснимой причине в музее произошел пожар, неожиданно появилось решение захоронить древнюю мумию из его коллекции, а коррупционный скандал, связанный с реконструкцией, в итоге вылился в тюремный срок для экс-премьера республики.
Несмотря на это, администрация Исторического музея и правительство Кыргызстана неизменно утверждали, что 135 тысяч экспонатов (некоторые из них датируются каменным веком) остаются в сохранности.
Однако из бесед с хранителями музея и документов, полученных OCCRP и изданием «Клооп», вырисовывается иная картина.
После пожара в музее в 2016 году многие его сотрудники, отправленные до этого в отпуск без содержания, забеспокоились из-за того, что ценные для национальной культуры экспонаты пострадали в огне, хотя власти и утверждали обратное.
Несколько сотрудников выразили тревогу в письмах (журналисты ознакомились с ними) Министерству культуры, но, судя по всему, никаких шагов за этим не последовало.
«Никто даже не обратил внимания», — посетовала отправленная в отпуск без содержания сотрудница музея. Она и показала журналистам копии писем.
Как и остальные действующие и бывшие сотрудники музея, она согласилась общаться только на условиях анонимности, опасаясь давления властей за разговоры с журналистами.
Журналисты нашли свидетельства, подтверждающие некоторые опасения музейщиков. Из внутренних документов музея следует, что как минимум 18 экспонатов пострадали или были уничтожены в пожаре, что прямо противоречит утверждениям правительства. Ранее не публиковавшийся отчет судебных экспертов содержит предположения, что причиной пожара был поджог.
Документы и интервью по поводу весьма спорного захоронения мумии из музея в 2017 году также не согласуются с официальной версией этого события.
Говорившие с журналистами сотрудники музея признались, что их тревожит отсутствие гласности в связи с этими ситуациями, и предположили: администрация музея пытается скрыть, что не смогла защитить ценные артефакты в ходе реконструкции.
Как рассказала кыргызский археолог Кадича Ташбаева, которая тесно сотрудничает с Историческим музеем, ее привела в полное недоумение та секретность, которой окружили пожар в музее и захоронение мумии: «Должностные лица будто воды в рот набрали, как будто вообще ничего не произошло», — констатировала она.
Анаркуль Исиралиева, которая работала директором музея с 2010 по 2018 годы, не согласна, что с экспонатами неправильно обращались. По ее словам, решения о том, как их хранить и оберегать, принимали власти. Как она заявила журналистам, распоряжение захоронить мумию поступило от правительства.
Горим!
Вечером 22 июля 2016 года на пост пожарной службы Бишкека поступил экстренный вызов: клубы дыма вырывались из конференц-зала Национального исторического музея.
Пожарные тут же выехали на место. Они обнаружили, что три из четырех входов в конференц-зал замурованы кирпичной кладкой. Четвертый вход был закрыт металлической дверью, а ключа в прямом доступе не было. В итоге пожарным пришлось разрушать кирпичные стены. Семь часов десятки пожарных при поддержке пяти спецмашин боролись с огнем.
Сперва официальные лица уверяли, что ничего ценного не пострадало.
Одна из этих чиновников, бывшая директриса музея Анаркуль Исиралиева, в беседе с местной ежедневной газетой уверяла, что пламя уничтожило лишь один экспонат — старую юрту якобы столь малой ценности, что ее и так планировали исключить из экспозиции. Если верить Исиралиевой, все другие экспонаты до этого уже переместили в хранилище.
Однако, судя по разговорам с пожарными и попавшим к журналистам документам, урон от огня, очевидно, был серьезнее, чем заявляла Исиралиева. Трое из пожарных, тушивших актовый зал, сообщили, что он был заполнен коробками, и в некоторых точно были выставочные экспонаты и материалы.
Кроме того, из отчета судебных экспертов, расследовавших причины пожара по запросу районного отделения милиции Бишкека, следовало, что пламя возникло от «открытого источника огня с применением ускорителей инициаторов горения». Наличие «множественных самостоятельных очагов горения» в актовом зале, как сказано в отчете, характерно для «горения разлитой горючей жидкости».
Однако эксперты не сделали однозначных заключений о причине пожара, а собранная ими информация не была обнародована.
Нынешний директор Исторического музея Кенешбек Алмакучуков сказал журналистам, что не исключает версию поджога (на это указывает и отчет судебных экспертов). Еще одна сотрудница музея, помогающая обеспечивать его ежедневную работу, в разговоре с журналистами выразила те же опасения насчет возгорания. Она также просила не называть ее имя, опасаясь «ответной реакции» работодателя.
Однако на момент пожара тогдашнее руководство музея не разделяло версию поджога. 28 декабря 2016 года, через четыре месяца после окончания пожарно-технической экспертизы, Исиралиева и еще пять лиц из администрации музея направили письмо в милицию. Они требовали провести новое расследование и заявляли, что поджог был невозможен, так как актовый зал находился под охраной трех милицейских постов и камер видеонаблюдения.
Как сказал журналистам нынешний директор Алмакучуков, он не знает, что было дальше с этим требованием. В 2017 году кыргызские правоохранители начали уголовное расследование в связи с пожаром, но отвечать на вопросы журналистов об этом деле отказались.
«Клооп» в прошлом году процитировал заявление Алмакучукова о том, что прогресса в этом деле так и нет.
«Был ли поджог? Или огонь возник из-за нарушения техники безопасности? Ответа до сих пор нет», — сказал он.
Спустя почти пять лет после пожара масштаб причиненного ущерба также неясен.
В переданном журналистам внутреннем документе музея указано, что от огня пострадало как минимум 18 ковров. Документ содержит инвентарные номера каждого из ковров и их фотографии до и после пожара. Судя по снимкам, они сильно пострадали.
Журналисты не смогли выяснить, насколько ценны эти ковры. Впрочем, по словам двух бывших и двух действующих сотрудников музея, напрямую знакомых с его этнографической коллекцией, ковры представляют большую историческую ценность.
Документ посмотрела уже упомянутая хранительница (это она передала копии писем встревоженных музейных работников). По ее словам, ковры входили в основной фонд музея и были «очень ценными».
В другом документе, составленном межведомственной комиссией, которая изучала обстоятельства пожара, сказано, что только после этого инцидента ответственные лица решили переместить экспонаты из актового зала. Музейную коллекцию изделий из драгоценных металлов перевезли в Национальный банк, другие экспонаты разместили в подвале здания Министерства культуры. Нельзя точно сказать, что еще могло пострадать во время пожара.
Когда огонь потушили, хранителей музея даже не позвали «помочь высушить» промокшие экспонаты. Об этом журналистам рассказала другая сотрудница музея. «Почему смотрители, технички работали, а нам не давали допуск?» — недоумевала она.
По мнению археолога Кадичи Ташбаевой, действия музейного руководства в той ситуации были безответственными.
«Это бесценные вещи, это история культуры и этнографии кыргызского народа. В один миг они сгорели. По халатности руководителя музея, директора музея, по незнанию музейного дела».
Утраченные экспонаты
В 2013 году в ходе инвентаризации музейной коллекции выяснилось, что пропало более 500 экспонатов. По данным Министерства культуры, среди утраченных предметов были: чокмор-баш — оружие XIX века, шесть серебряных и бронзовых монет, фарфоровые вазы, чаши, старинная конская сбруя, предметы одежды и домашней утвари, множество медалей советского периода.
В 2012 и 2017 годах кыргызские правоохранители начинали расследования из-за пропажи экспонатов. Однако оба раза расследования откладывали, а оперативники так и не установили подозреваемых, о чем журналистам официально сообщило МВД Кыргызстана.
Проклятие мумии
Если о причинах пожара в Национальном историческом музее продолжаются споры, то другая, связанная с учреждением скандальная ситуация, явно дело рук человеческих.
В октябре 2017 года Министерство культуры приказало убрать из музейного фонда уникальную древнюю мумию и захоронить ее.
Археологи в 50-х годах обнаружили мумифицированные останки женщины в Баткенском районе на юго-западе тогда еще Киргизской ССР. Первоначальные исследования установили, что она жила в I—V вв. нашей эры. Это была важная находка для республики и археологической науки. Планировалось продолжить изучение “баткенской царицы”.
Однако в 2017 году кыргызские экстрасенсы и эзотерики потребовали, чтобы мумию захоронили. Они заявили: так как мумия не предана земле, в республике происходят различные катаклизмы и беспорядки. Одна из «прорицательниц» даже заявила, что, пока мумия не упокоится в могиле, президентские выборы 2017 года не смогут пройти мирно.
Когда всего за несколько дней до выборов власти решили захоронить мумию, это выглядело так, будто они пошли на поводу у мистиков. Позже Министерство культуры в своем официальном ответе опровергло версию о вмешательстве экстрасенсов. По версии ведомства, мумию похоронили из-за того, что она разрушалась, а музей не мог обеспечить должную сохранность.
Тем не менее, захоронение мумии взбудоражило научное сообщество Кыргызстана. Группа местных ученых и археологов в письме на имя президента и премьер-министра тогда назвала это «актом вандализма».
Ситуация с мумией вызвала раздражение и у многих простых кыргызстанцев: они восприняли произошедшее как результат негативного растущего влияния религии и все более строгой трактовки исламских канонов в республике. Впечатление лишь усилил тогдашний министр культуры Туголбай Казаков, заявивший, что не предавать мумию земле — значит идти против кыргызских традиций. (Вскоре после скандального захоронения Казаков оставил свой пост, не объясняя причин.)
Полученные журналистами документы и беседы с хранителями не подтверждают официальную версию. Скорее можно говорить о спешной, спланированной и, возможно, незаконной попытке убрать из музея ценную реликвию, оставшуюся от древней цивилизации.
Три кыргызских археолога, которые изучали мумию — Кaдича Ташбаева, Кубатбек Табалдиев и Темирлан Чаргынов, — рассказали OCCRP, что она была в хорошем состоянии, хранилась в нормальных условиях и не была до конца исследована. Даже прежний директор Исторического музея Исиралиева подтвердила журналистам, что состояние останков было «удовлетворительным».
Более того, в правилах обращения с музейными предметами сказано, что ни сам музей, ни государственные органы не вправе просто убрать экспонат из коллекции. Если экспонат поврежден, музей обязан собрать внутреннюю комиссию, задокументировать ущерб, получить заключение от соответствующего официального органа, а ценность объекта должны определить эксперты. Только после этого министр культуры может решить вывести экспонат из коллекции.
Но, по словам одного из хранителей, который должен был участвовать в процедуре оценки, музейную комиссию в ситуации с мумией не созывали. Журналисты также не нашли документальных подтверждений того, что такая комиссия была, а руководство музея не ответило на вопрос, происходило ли положенное экспертное обсуждение.
Однако известно, что вместо этого Министерство культуры сформировало другого рода межведомственную комиссию, которая не имела права выносить заключения по этому поводу. Комиссия, в которой было мало специалистов по археологии, собиралась лишь дважды. Ее решения сопровождались странной спешкой для ситуации, когда речь шла об экспонате из главной коллекции музея.
Протокол второго заседания комиссии от 12 октября 2017 года показывает, что она лишь коротко обсудила ситуацию, а затем решила судьбу мумии.
Однако менее чем за неделю до этого, 6 октября, статс-секретарь Министерства культуры Бактыбек Секимов уже отправил в правительство письмо с просьбой убрать мумию из коллекции Исторического музея и захоронить ее. А за день до упомянутого заседания комиссии и окончательного решения правительство дает распоряжение ряду министерств обеспечить захоронение.
Археолог Ташбаева была одним из немногих членов комиссии, кто голосовал против погребения мумии. Как она рассказала журналистам, ее пригласили в комиссию всего за сутки до заседания.
Захоронение уникальной мумии стало шоком для сотрудников Исторического музея. Настоящая причина ее захоронения до сих пор непонятна.
«За 15 лет я не припомню ни одного случая, когда мы бы списали [экспонат] из основной коллекции», — сообщила одна из хранительниц, находящаяся в отпуске без содержания. «Ни одного не списали, нам не разрешали».
Туманные перспективы
На сегодня работы по реконструкции музея почти завершены, но до его открытия, похоже, по-прежнему далеко.
Как сообщили журналистам в Министерстве культуры, несколько проблемных вопросов не позволяют учреждению возобновить работу. Кыргызские власти до сих пор не выплатили немецкой фирме-подрядчику долг примерно в 226 тысяч евро. МВД республики еще не закончило испытания новой системы безопасности в музее. Кроме того, в учреждении до сих пор проблемы с IT-обеспечением.
И как признало министерство, текущий суд по делу о коррупции при реконструкции тоже может стать препятствием для открытия музея.
В июне 2018 года парламентарий от оппозиционной партии «Ата-Мекен» Каныбек Иманалиев обвинил власти в том, что мебель для музея купили по завышенной цене. На пресс-конференции в стенах музея депутат указал на простой розовый стул и заявил, что его стоимость — 100 тысяч сомов, это примерно 1180 долларов.
«Это бюджетные, наши с вами деньги. Неужели нельзя было направить эти средства на ремонт больниц?» — спросил он.
Журналисты не нашли доказательств озвученных Иманалиевым цифр. На запросы парламентариям ответа не последовало.
Вскоре после этого прокуратура Кыргызстана начала уголовное расследование по этому делу. Следователи пришли к выводу, что экс-премьер-министр страны Сапар Исаков, курировавший обновление музея, и один бывший член президентской администрации нанесли бюджету ущерб как минимум на 1,2 миллиона долларов за время работ по реконструкции.
Сам Исаков на одном из судебных заседаний заявлял, что суд над ним — «политическое дело, за которым стоит лично президент Сооронбай Жээнбеков». Бывший премьер-министр был одним из нескольких политиков, которых арестовали во время конфликта между Жээнбековым и его предшественником Алмазбеком Атамбаевым. Обвинения в отношении политиков — сторонников Атамбаева, таких как Исаков, воспринимались как часть их политической борьбы.
В июне 2020 года районный суд в Бишкеке приговорил Исакова к 18 годам заключения за растрату бюджетных денег в ходе музейной реконструкции и за другие преступления по коррупционным статьям. Через четыре месяца он сбежал из тюрьмы после протестов, которое свергло президента Сооронбая Жээнбекова.
Спустя два месяца после смены власти Верховный суд отменил приговор по делу Исакова. Его и предполагаемых подельников ждет новое судебное разбирательство. С экс-премьером не удалось связаться, однако, как сообщают СМИ, до этого в суде своей вины он не признал. Есть данные о том, что он сбежал из Кыргызстана.
Тем временем музей закрыт. С начала реконструкции прошло пять лет, потрачено 21,5 миллиона долларов. Отправленным в неоплачиваемый отпуск работникам музея уже разрешили вернуться в здание, но, по их словам, доступа к экспонатам у них по-прежнему нет — те остаются под замком в местах временного хранения.
«Сейчас прошло уже столько лет, но музей так и не открыт, — посетовала одна из сотрудниц. — Сложно представить, что стало с экспонатами».
Над расследованием также работала Айдай Токоева.
