Башкирский рэпер Алтынай Валитов уехал из России в США сразу после протестов в Баймаке. Долгое время он воздерживался от интервью, предпочитая публиковать новости о себе в соцсетях. В беседе с проектом «Окно» артист рассказал, как ему удалось выбраться из страны, каким маршрутом он добирался до Соединенных Штатов и как устроился на новом месте. Валитов также поделился мнением о сотрудничестве башкирских артистов с властями и своих творческих планах.
Алтынай Валитов родился 11 апреля 1992 года в деревне Байназарово в Бурзянском районе Башкортостана.
В 2013 году прошел кастинг в проект «Большие танцы» на телеканале «Россия-1», где дошел до полуфинала.
Закончил в Старосубхангулово (районный центр Бурзянского района) профессиональное техническое училище, получив профессию столяра и плотника.
Учился в Башкирском республиканском колледже культуры и искусств в Стерлитамаке на отделении эстрадного творчества.
Работал акробатом в составе танцевально-цирковых коллективов в Турции и Египте, а также в коллективе заслуженной артистки Башкортостана и Татарстана Гузель Уразовой.
Участвовал в защите шихана Куштау, выступал в поддержку осужденного башкирского активиста Фаиля Алсынова.
После протестов в Баймаке в январе 2024 года уехал из России под угрозой уголовного преследования. После эмиграции артиста из спектакля Башкирского государственного академического театра драмы имени Мажита Гафури убрали песни артиста.
Сейчас Валитов с семьей живет в США.
«Я СЛЕДИЛ ЗА СОБЫТИЯМИ В БАЙМАКЕ — И ВНУТРИ МЕНЯ ВСЕ ПЕРЕВОРАЧИВАЛОСЬ«
— Алтынай, прежде чем начать наше интервью, вспомним одну поговорку: «Если ты не занимаешься политикой, то рано или поздно политика займется тобой«.
— Я, конечно, эту поговорку знаю. Хотя я артист, а не политик, но эта мысль, выраженная в этой поговорке, коснулась меня напрямую. Я ведь не хотел заниматься политикой, но оказалось, что без этого никак.
— Мы к этому еще вернемся, а пока давайте вспомним те январские дни в Башкортостане. Разгон народного схода в Баймаке 17 января, ваше яркое выступление в тот же вечер с призывом выйти на протест уже в Уфе, визит силовиков, угрозы в ваш адрес и как итог — ваш отъезд за границу. Наверняка вы пережили целую гамму эмоций за какие-то несколько дней?
— Да. Тот мой эфир в «Инстаграме» был прямой. Я, конечно, переживал, чтобы не сказать ничего лишнего и в то же время сказать то, что думал, о чем переживал.
В тот момент, когда я онлайн следил за событиями в Баймаке, мне было обидно за свой народ — и внутри меня всё переворачивалось. И злость брала, и такое состояние было, как будто я нахожусь во сне. В общем, был большой эмоциональный всплеск.
Я чувствовал, что я должен что-то предпринять, как-то высказаться. В моей голове крутилась мысль, что мы ведь несколько лет назад отстояли Куштау! И сейчас в нашу сторону вновь направлено всё внимание СМИ, общественности. Я думал, что если скажу сейчас обо всем, то меня услышат многие. Мне казалось, что [после разгона] внутри у всех кипит…
— Складывалось ощущение, что так и было…
— И я сделал видео с призывом выйти на следующий митинг в Уфе 19 января.
— Вы понимали, что на это непременно обратят внимание и власти, и силовики?
— Конечно, понимал. Семью я в тот день отправил к родственникам, сделал видеообращение и остался дома ждать развития событий. И события стали разворачиваться тут же.
Буквально минут через пятнадцать после публикации видео в «Инстаграм» его начали репостить (18 января стало известно, что Генпрокуратура заблокировала это видео во «ВКонтакте» — «Окно») . Это было уже ночью. И тут мне звонят и министр культуры [республики], и её заместитель, и чиновники из администрации главы Башкортостана, и какие-то неизвестные мне люди. Знакомые мне пишут: «Алтынай, удали это видео, пока не поздно!« А кто-то пишет, что за мной непременно придут силовики. После этого я понимаю: меня услышали — и обратного пути уже нет.
— После этого вы решили покинуть страну?
— Нет, сперва я, уйдя из дома в ту же ночь, поехал к друзьям. В тот момент я ещё не осознавал всего масштаба происходящего, не предвидел, какие развернутся репрессии, какая начнется травля. И у меня не было какого-то конкретного плана, что я буду делать дальше. Я думал, что отсижусь какое-то время в лесах. Я умею жить в лесу в зимнее время. Из дома я взял рюкзак, газовую горелку, теплые вещи…
— Вас уже искали?
— В ту же ночь мне написала жена, что в дом к родственникам, куда я её с ребенком отправил, ломятся полицейские. Я снял сторис в «Инстаграм», попросил всех, кто может, туда прийти, подъехать, чтобы люди были свидетелями происходящего. Пришло много людей — и полицейские ушли.
На следующий день мне написали соседи, что возле моего дома весь день стоит какая-то «левая» машина. Стало предельно ясно, что меня ищут и хотят задержать. Я посоветовался с друзьями — они сказали, что мне нужно уезжать из страны.
Когда соседи написали мне, что та машина уехала, я приехал домой, быстро собрал документы, кое-какие вещи и уехал к границе с Казахстаном. Через несколько часов после отъезда в мой дом ворвались силовики, перекрыли всю улицу, опрашивали соседей. Но меня они уже упустили.
«У НАС БЫЛО ВСЁ КАК У ВСЕХ ЭМИГРАНТОВ«
— У вас был длинный путь — Казахстан, Турция, Мексика, США…
— Длинный и в чем-то даже опасный. До казахстанского КПП мы ехали где-то часов пятнадцать. Днем 19 января я по пути читал новости из Уфы и увидел, что на площадь к памятнику Салавату Юлаеву пришло не так много народу, как я ожидал. Стало ясно, что ничего мы, к сожалению, изменить не смогли.
В тот же день я пересек границу с Казахстаном. Я уже рассказывал в «Инстаграме», что казахи — народ гостеприимный и сочувствующий нам, башкирам. Они меня приютили, накормили, помогли поменять деньги и купить билет до Турции. Там уже ко мне присоединились жена с ребенком, которые быстро сделали загранпаспорта и вылетели в Турцию через Казань.
— В чем была опасность?
— Во-первых, мы решили, что оставаться в самой Турции небезопасно для политических беженцев из России. Как раз когда я там был, на провластном канале «Техас Хабирова« мне угрожали убийством, намекая на участь летчика Кузьминова (российский летчик Максим Кузьминов в августе 2023 года перегнал из России в Украину военный вертолет Ми-8; летчик рассказывал в видео украинской разведки, что сам вышел на связь с властями Украины; Кузьминова застрелили 13 февраля 2024 года на подземной парковке жилого дома в Вильяхойосе (Испания), где он жил — «Окно»). Сейчас я, конечно, понимаю, что всё это было лишь запугиванием, но в тот момент я находился в эмоционально нестабильном состоянии — мне было страшно и за себя, и за семью.
Между тем в Турции находятся столько непонятных россиян: то ли эмигрантов, то ли туристов, то ли еще кого-то… В общем, мы решили ехать дальше.
Кстати, в Турции мы и встретились с Загиром Мухамедьяровым, который сейчас тоже в США. У нас в Алании он прожил три дня. А познакомились мы довольно неожиданно — я изучал в эмигрантских чатах ситуацию с пересечением американской границы, вижу, один парень по имени Загир пишет, что он из Башкортостана; я ему написал, узнал, что он — участник баймакских событий.
А в Мексике — по пути к американской границе — мы опасались бандитских картелей, а также полиции. До границы мы с женой, с ребенком и ещё с шестерыми эмигрантами ехали часа четыре. Я «включил» артиста, старался выглядеть как мексиканец. Ну, всё обошлось — седьмого апреля мы перешли границу с США.
— Границу пересекли без особых проблем?
— Нас задержали американские пограничники, поскольку мы хоть и зарегистрировались в приложении CBP One (приложение, разработанное погранслужбой США, позволяющее беженцам и соискателям политического убежища пересечь границу с США легальным способом — через запись на предварительный прием на официальном пограничном пункте — «Окно»), но не воспользовались им, потому что ждать нужно было очень долго, а у нас уже кончалась мексиканская виза. Поэтому со мной и с другими мужчинами всё было, как в фильме — руки на капот, наручники… Я ещё подумал — жаль, что никто не снимает этот экшн.
Дальше нас отвезли в бордер (помещение для задержанных на границе — «Окно»), продержали там пару суток и выпустили под поручительство. Поручителем выступил один башкир из Лос-Анджелеса; у него мы и жили первое время.
— Как вы прошли адаптацию в США и как восприняла всё это семья?
— Дальше у нас было всё как у всех эмигрантов. Сняли однокомнатную квартиру, поначалу спали на полу. Но на ноги мы встали довольно быстро — где-то за полгода. Обзавелись мебелью, необходимыми вещами; я купил машину.
Еще до эмиграции я занимался криптовалютами, это мне и здесь очень помогло. Но и многие люди — особенно на первых порах — нам очень помогали, в том числе и деньгами, и жильем. Так было и в Казахстане, и в Турции, и в Мексике.
Семья чувствует себя здесь нормально. Учу потихоньку английский язык, общаемся пока на нем на бытовом уровне. Жена Алсу сидит дома с ребенком: он у нас совсем маленький, ему полтора года.
— Как она восприняла все эти события?
— Она меня, конечно, и 17 января отговаривала выходить в эфир с обращением, и сейчас переживает из-за всего, что с нами случилось. Она сильно скучает по дому. Но она всегда со мной, всегда там, где я. Я ей очень благодарен за поддержку.
«БАШКИР, ТАТАР, УРОЖЕНЦЕВ СТРАН СНГ ЗДЕСЬ СТАЛО ЗАМЕТНО БОЛЬШЕ«
— Вы общаетесь с башкирской и татарской диаспорами в Калифорнии, бываете на сабантуях, на праздниках, на разных встречах. На ваш взгляд, как много уроженцев этих республик оказалось в США в последние два-три года?
— Да, здесь очень много и башкир, и татар. Это и стало одной из причин, почему мы для эмиграции выбрали США. Мне рекомендовали сюда переехать, потому что здесь безопаснее. Кроме того, мне ведь нужно было думать не только о близком, но и далеком будущем: как и на что мы будем жить, в какой среде очутимся, как я буду реализовывать свои творческие планы. Я ведь артист, а здесь и Голливуд, и очень развитый шоу-бизнес.
Башкир, татар, уроженцев стран СНГ здесь стало заметно больше именно в последние годы — и будет еще больше. Мне часто пишут люди, которые хотят сюда приехать.
— Недавно в США прошли президентские выборы. Интересно ли вам было наблюдать за ними?
— Лично мне было не так это интересно, как другим россиянам: и эмигрантам, и оставшимся в России. Я только удивлялся, насколько все российские соцсети, каналы, сообщества — и не только политические — были этим переполнены. Мне было непонятно, почему у нас больше интересуются выборами в США, чем выборами в России.
— Не опасаетесь ли вы, что новый президент может ужесточить политику по отношению к мигрантам? Какие сейчас перспективы получения вами политического убежища?
— Я вижу, что ситуация в целом уже становится жестче. Суды выносят много отказов эмигрантам. Много также переносов слушаний на длительные сроки. Так, наше мастер-слушание (предварительное слушание в суде — «Окно») перенесли на апрель следующего года, хотя сперва оно должно было пройти 14 ноября.
Что касается нашей ситуации: я общался здесь со многими эмигрантами из Башкортостана — и все говорили, что у нас сильный кейс, перспективы хорошие. Наш кейс уже в судебной системе, а негативные последствия, думаю, коснутся тех эмигрантов, которые находится в стране совсем нелегально.
«БУДУЧИ ПУБЛИЧНОЙ ФИГУРОЙ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ БЫТЬ ВНЕ ПОЛИТИКИ«
— Так что вы скажете о той поговорке про политику, которую мы упомянули в самом начале? Вы согласны с ней?
— Вполне согласен. Очень многие мои коллеги по цеху — башкирские артисты — говорили мне: «Я не занимаюсь политикой, я артист«. И всё равно политика их достала. Вспомните Куштау: туда на шоу, которое устроили 15 августа [2020 года] республиканские власти и содовая компания, отправили выступать целый ряд артистов — группу «Каравансарай«, Зайнетдина. И они не смогли отказаться. Их потом освистали, их спрашивали: «Вы что, против народа идете?«
Будучи публичной фигурой — артистом ли, поэтом, музыкантом, блогером — ты не можешь быть вне политики. Рано или поздно ты будешь или с властью, под властью, будешь закрывать глаза на всё происходящее или даже активно поддерживать власть, или ты будешь с народом. Но в последнем случае тебе, может, придется уехать…
Многие артисты в Башкортостане прекрасно осознают это, но уже не могут иначе.
— Уже 1 000 дней идет война России против Украины, а Башкортостан — лидер по количеству погибших военнослужащих. Эта война как-то отразилась на вашем творчестве?
— Я, если честно, не хотел бы отвечать на этот вопрос… Поймите: мы сейчас живем здесь, в США, и я себя утешаю, что, мол, мне здесь лучше, чем в России — безопаснее, можно заниматься бизнесом и так далее. Но всё равно очень сильно хочется домой. Мы очень скучаем по родителям, по близким, по родной деревне, по своему дому. Я не знаю, когда у нас в стране поменяется ситуация, сколько придется ждать — пять, десять, двадцать лет… Но нам хочется иметь возможность хотя бы иногда приезжать домой. Поэтому я бы воздержался от ответов на такие острые политические вопросы — вы сами понимаете, почему.
— Предположим, вы вернетесь на родину — а там всё, против чего вы выступали, чем возмущались, осталось по-прежнему. Как же вы тогда поступите как артист?
— Тут выбор невелик: или подлизываться к властям, или замолчать. Я это понимаю — и не знаю, что во мне может одержать верх: тоска по родине или опасения стать таким же, какими стали многие мои коллеги по цеху…
Иногда мне в голову приходят разные мысли, особенно когда мне кто-нибудь напишет: мол, я предатель, такой-сякой, убежал и тому подобное. Начинаешь на эмоциях думать: ведь я пожертвовал своей карьерой, домом, комфортом, можно сказать, всей жизнью ради народа. А, может, ну его это всё? Зачем я стараюсь что-то изменить? Может, стоит жить для себя, для семьи?
Вот такие мысли закрадываются в голову иногда по вечерам, когда я думаю о родине; скучаю, иногда и плачу. Но — утром встаю, похлопаю себя по лицу и живу дальше.
«ЕСЛИ МНЕ ДАН ТАКОЙ ДАР, Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ГОЛОСОМ НАРОДА«
— Хотелось бы поговорить о вашем творчестве. Почему вы выбрали рэп?
— Я не выбирал — этот стиль, это состояние души у меня было с детства. Я родом из Бурзянского района, где живут почти исключительно одни башкиры. Моя мама в молодости писала кубаиры — это такой речитативный жанр, исполняемый сэсэнами (народный сказитель у башкир, традиционно исполняющий сказания и импровизации в форме песенного речитатива — «Окно»), поэтами обычно под домбру (струнный щипковый музыкальный инструмент — «Окно»). Это своего рода рэп. Мамины кубаиры я слышал с детства.
А когда я учился в школе, открыл в себе дар сочинительства. Я не учился специально писать стихи — просто неожиданно обнаружил где-то в 3-4 классе, что легко могу рифмовать. И даже задаваемые сочинения я писал в стихотворной форме.
Словом, я всем этим очень увлекся, участвовал в различных районных и республиканских конкурсах, брал первые места. Потом — в подростковом возрасте — стал слушать иностранных и российских рэперов.
— Какие башкирские сэсэны, поэты вас вдохновляли?
— Естественно, это Мифтахетдин Акмулла, Шайхзада Бабич, Рами Гарипов. Их образы, их творчество у меня в голове. Изучая историю сэсэнов, я знал, ощущал с детства, с малых лет, что они были голосом башкирского народа. Я думаю, если мне дан такой дар, я тоже должен быть голосом народа. Поэтому когда я начал писать в формате рэп, я старался отражать в моих песнях события истории и культуры башкирского народа, его отношение к каким-то большим несправедливостям, его переживания и чаяния.
— Какие творческие планы у вас на ближайшее будущее? Есть ли возможность эти планы осуществить?
— Раз уж я по воле судьбы оказался в США, значит, это неспроста. Я должен здесь что-то сделать. Что именно? Этот вопрос для меня ясен. Я ведь рядом с Голливудом и должен рассказать американцам, миру про башкирский народ, про его культуру, историю, про его страдания и чаяния.
Сейчас я жду, когда получу разрешение на работу, поскольку без него я не могу участвовать в кастингах в кино, в музыке. Как только получу разрешение, так и начну.