Александр Осиченко: «Дедушка отмечал в календаре каждую смерть»

«Они видели очень много, у них очень больно внутри. Они хотят эту боль каким-то образом высказать. Поэтому они ищут повод. Им нужно проговаривать это все. И вот достаешь камеру – идут люди и говорят, плачут, рассказывают то, что они видели…». Александр Осиченко – видеооператор на главном телеканале в Болгарии. 22 февраля он приехал в Киев освещать растущее из-за российской угрозы напряжение в украинском обществе. Получилось так, что с видеокамерой в руках наблюдал начало войны. Позже Александр был в командировках в Одессе, Буче, на Чернобыльской АЭС. О том, что из увиденного потрясло его больше всего и какую семейную трагедию переживает он сам из-за этой войны – в новом выпуске «Очевидцы 24 февраля».

Расскажите о себе

Зовут Александр, фамилия Осиченко, я оператор на болгарском телевидении. Родился в Украине, моя мама русская, папа украинец. 

Как оказались в Болгарии?

По любви оказался в Болгарии. Моя жена болгарка, мы с ней познакомились в Петербурге, и решили жить в Болгарии.

Ваши первые мысли и чувства 24 февраля

Это шоковое состояние. Этого не может быть, это не реальность, это какой-то сон, кошмарный сон, который должен закончиться. 

Где вас застало начало войны?

24 февраля я был в Киеве. Мы проснулись утром рано от взрывов, были слышны взрывы, звонил телефон. Потом мы поняли, что происходит война, и что нам прежде всего нужно работать. И это спасло нас, в  том смысле, что ты не впадаешь в шок и в ужас, просто начинаешь работать. Прямые эфиры постоянно, каждые 20 минут, каждые полчаса. Мы приехали 22 февраля, чтобы снимать серию репортажей о напряжении между Украиной и Россией, были оговорены какие-то съемки, интервью. Всё провалилось конечно же, всё отошло на задний план. И мы начали просто отражать то, что происходит в Киеве, опираясь на то, что мы видим, опираясь на те разговоры с моими друзьями в Киеве, которым я мог позвонить и сказать, – там есть русские, нет русских? Есть в магазине хлеб, нет? Исчезли продукты, исчезли наличные деньги из банкоматов, всё перестало работать, и в общем-то, это немного сеющие панику события, как будто бы близится конец всего. Продвижение русских сил, развитие военных событий, – мы следили из интернет-источников. Мы сравнивали, украинское телевидение, сайты, телеграм-каналы, плюс звонки друзьям. К счастью, не знаю, к счастью ли, может быть для журналиста – это не к счастью, но для человека это счастье, для моей семьи в том числе, – у меня не было непосредственно доступа к военным действиям, я не видел как убивают людей, рядом со мной не взрывались бомбы. В воздухе это всё витало, были слышны взрывы, были видны вспышки, пролетали самолеты. Мы ждали, что рано или поздно, считанные дни, часы, и придут русские солдаты, танки. Была большая вероятность, судя по той скорости, с которой они двигались со стороны Беларуси,  со стороны Чернобыля в сторону Киева. Была высадка десанта в Гостомеле, это пригород Киева, это совсем рядом. И вот когда вокруг тебя воет сирена и постоянно слышны взрывы, и уже на второй день были даже слышны помимо взрывов и автоматные очереди, то есть в Киеве было очень много диверсионных групп, и начали бороться с этими диверсионными группами. Мы жили в центре, на Майдане, в гостинице. По центральным улицам, по Крещатику ездила военная техника, танки, БТРы, я не знаю какая разница в них, военные машины ездили. Постоянно включались сирены воздушной тревоги, и в Google активировалась карта бомбоубежищ Киева, то есть нужно было указать, где ты находишься, Google  локализировал тебя и предлагал пройти в убежище. В принципе, это удобно. Крещатик – одна из самых глубоких станций, там постоянно спальные мешки, палатки, там открыли туалеты, и поезда ночью, когда не было движения,  открывали вагоны, и люди могли спать в самих вагонах. Просто заходишь – многолюдная станция метро, которая живет уже своей жизнью, жизнью войны.

Что вы наблюдали в Украине во время следующих командировок?

Мы были в Одессе и в бессарабской части Украины, там где население, в основном болгары,  там боевых действий не было, там ждали нападений, потому что был план брать и Одессу. После Херсона, Николаев, Одесса, направление. Николаев держал оборону, поэтому до Одессы не дошли. В Одессе, мы когда приехали, тогда просто центр был заминирован, сложены противотанковые укрепления, колючая проволока и знаки “заминировано”. Попасть внутрь исторического центра физически невозможно, заминирован весь пляж, порты, всё, ждали высадку десанта. Время от времени пускали ракеты в сторону Одессы. Они разрывались где-то на окраинах, и конечно же постоянные воздушные тревоги. Третий раз, когда мы были, мы были, когда русские войска ушли из-под Киева. Мы снимали то, что осталось, то что они оставили, то что они сделали. В Буче, в  Бородянке, в Ирпене, в Чернобыле. 

Что больше всего потрясло из увиденного?

Стиль военных действий, ведения войны, который русские солдаты, мне кажется даже не офицеры, солдаты, вели. То есть, какое-то бессмысленное убивание людей, гражданских людей, не военных. И бессмысленное уничтожение домов, бессмысленное уничтожение машин. Ты военный, ты должен убить другого военного, но когда перед тобой человек невооруженный, или ребенок, или семья, или какой-то человек, нету автомата, ты пользуешься своей силой, своей грубой  силой и убиваешь его по какой-то невероятный причине, по пьянству ли, или просто он тебе не нравится, сомневаюсь, чтобы был какой-то приказ. В Буче, например, очень легко работать. Остались люди, которые были во время оккупации. Другие, которые уехали, они еще не вернулись. И все люди, которые там на улицах, их немного, но они есть, они видели очень много, у них очень больно внутри, эту боль они хотят каким-то образом высказать, поэтому они ищут повод. Им нужно проговаривать это всё,  и вот вытаскиваешь камеру, идут люди и говорят, плачут, рассказывают то, что они видели, там того убили, того убили. Например, впечатление яркое, – дедушка, в календаре, знаешь, традиция отмечать дни рождения, какие-то праздники, а он отмечал в календаре смерть – убили того, убили того, умерла соседка, сегодня бомбили очень много, сегодня было нормально, можно было даже выйти на улицу. Вот в этот день отметил “красный день календаря”, когда русские войска ушли, вот там несколько дней пустых, вот в этот день пришли уже украинские, вот прошла неделя принесли еду, вот наконец-то мы смогли что-нибудь поесть. И он ходит, показывает, у нас тут такой пятиэтажный дом рядом, там вот вырыли могилки, нам не разрешали никуда, мы здесь рядом с домом и хоронили. Не было электричества, не было воды и мы куда-то ходили, колодец там был рядышком в домах, ходили туда за водой, но это тоже было опасным, да просто убивали, по пьяни. Готовили на костре, вот здесь у нас костер был,  мы тут пекли картошечку, готовили суп. 

Что вам запомнилось из поездки на Чернобыльскую АЭС?

Первое, сложно было доехать, потому что все мосты разрушены. Вместо мостов понтонные переправы, некоторые мосты разрушили русские, некоторые украинцы, чтобы остановить движение русской армии. Второе, всё заминировано. Мы получили очень точные и ясные инструкции – не выходить, на полшага невозможно, нельзя отходить от тех дорог, которые уже проверены. Вот асфальтированная дорога по которой мы двигаемся, ни кусты, ни лес,  ни трава, нельзя ни в вправо, ни влево, потому что очень много мин, везде. Продолжают люди взрываться на этих минах. Русских солдаты было немножко жалко даже, потому что они совершенно бессмысленно получили огромные дозы радиации. По глупости офицеров, что ли, они рыли окопы в местах, где нельзя рыть, где под землёй, под поверхностью земли очень высокие дозы радиации. Там танком проезжаешь и уровень скачет уже в десятки раз, потому что танк гусеницами поднимает верхний слой. Они там рыли укрепления. Они получили огромные дозы. Показывали дозиметры и пакеты с едой, которые остались после русских, там в сотни раз превышен уровень радиации этой еды, которую они ели. Потом они обокрали всю станцию, всю технику, которую можно использовать, они украли. Компьютеры, всякие измерительные приборы. По домам ходили – воровали всё,  что там было. Там, конечно, очень мало было по домам, но тем не менее. В Чернобыле, я был удивлен, но там какие-то люди живут.

У вас есть близкие в Украине?

Они живут в Александрии, это в центральной части Украины, один раз только этот город бомбардировали, пускали ракеты, но с ними всё хорошо. Как и все украинцы, они смотрят новости,  постоянно читают телеграм-каналы, смотрят сайты,  очень активно ищут информацию, пытаясь успокоиться, чтобы увидеть свет в конце туннеля в этом кошмаре . 

Как изменились отношения с близкими после начала войны?

С некоторыми членами моей семьи я перестал разговаривать, и перестал отвечать на звонки и сообщения, потому что они заняли активную антиукраинскую позицию. Я очень много и долго жил в Украине, также долго жил в России. Никогда не ощущал какого-то конфликта между русскими и украинцами. Такое ощущение, что 

все-таки этот конфликт спровоцирован, искусственно создан и раздут. Поставили задачу поссорить два народа, которые очень близки между собой. Немножко нонсенс – одно государство решает напасть на другое государство, убивать их людей, детей, не знаю, как можно это все оправдать. Скорее всего это воздействие пропаганды. Я выбрал позицию – перестать общаться в надежде, что может быть, время лечит. Двоюродной брат, который живет в России, ходит постоянно военкомат, хочет записаться в русскую армию. Не знаю по какой причине его всё еще не берут, то ли слишком старый, то ли слишком негодный, но он постоянно проявляет желание идти воевать на стороне России, чтобы убивать украинцев. Второй брат, с украинской части моей семьи, тоже самое делает, пытаясь записаться в украинскую. Единственно, что он хочет воевать, а ему предлагают территориальную оборону, держать оружие, но не активные военные действия. Как придет война в его родное место, он пойдет даже в тероборону, будет стрелять. История повторяется, такие же ситуации были во время гражданской войны, после 1918-го года, после революции. Это была российская империя, братья убивали братьев. И может быть сейчас – скорее всего, кто первый выстрелит. Я думаю, что если у тебя хватило ума, я имею ввиду отсутствие ума, все-таки пойти и убивать, я думаю, что нажмет на курок или один, или второй. Это кошмар. Это ужасно.

Что ждёт Украину?

Украинцы победят, я в этом уверен. Может быть, рано или поздно, хотелось бы рано, чем поздно, но они победят. Потому что, у них есть мотив, у них есть внутреннее настроение это сделать, они защищают свою землю, они очень мотивированы. Это невероятно, такой дух украинский, среди всех людей, с которыми я встречался, невероятно. У них есть цель защитить свою землю, и они достигнут цели, я в этом уверен. Мне кажется, что у  Украины довольно-таки светлое будущее, которое они сейчас завоевывают с оружием в руках. 

Что ждёт Россию?

Все сценарии, они плохие. Потому что, если, например, Путин уйдет от власти, тогда тут же начнется дележка власти. Там когда делят власть в России, всем людям очень плохо. Они не называют то, что происходит войной. Это очень важно, чисто лингвистически, произнести слово “война”. Что-то где-то там, это меня не касается, это моя жизнь – пойти на работу, получить зарплату, магазин, семья, рыбалка, огород, выпить. Я не знаю, что с ними будет, когда вдруг Россия проиграет. Они почувствуют какую-то пустоту, глубину, вдруг кто-то по телевизору, который они привыкли смотреть, скажет, что Россия проиграла. Такой вот глубокий экзистенциальный вакуум образуется. Так и вся страна, это огромная масса проигравших, не очень хорошо для общества.