Алёна Лакомкина: «В России имеет смысл партизанский протест»
Алёна Лакомкина не боялась попасть под суд, но все же покинула Россию, чтобы продолжить информационный протест. Она — одна из редакторов оппозиционного телеграм-канала «Закрой за мной Тверь (https://t.me/tverskey)». Из-за него ранним майским утром в квартиру Алёны вломились с обыском силовики. У Алены забрали технику. По словам адвоката, девушке грозило от 5 до 10 лет колонии.
Алёне Лакомкиной — 25 лет, выросла в Татарстане, училась в Твери. Преподавала английский и русский. О протестных настроениях, оппозиции в регионах и уроках «патриотизма» Алёна говорит в проекте «Очевидцы».
Расскажите о себе
— Меня зовут Алёна, мне 25 лет, я из города Твери. В Тверь я приехала из Татарстана, чтобы учиться в университете. По образованию я учитель начальных классов английского языка. Я начала заниматься активизмом в Твери. В семнадцатом году к нам приезжал Алексей Навальный, открывал свой штаб, и тогда я задумалась о том, чтобы там волонтёрить. Но к сожалению, туда не попала. Более-менее активно я начала себя проявлять в 2021-м году.
Ваши первые мысли и чувства 24 февраля?
— Тревога, отчаяние и ужас. 24 февраля я помню, словно это было вчера. Я проснулась от того, что моя сестра пришла с работы и плачет. Я сразу же поняла, что случилось. Когда люди убивают, всегда страшно.
Почему вам пришлось уехать из России?
— Я была вынуждена уехать из России. Я являюсь редактором телеграм-канала «Закрой за мной дверь», и ко мне пришли с обыском по уголовному делу о фейках.
12 мая в 6:20 утра спецназовцы выбили мне тамбурную дверь, ударили меня по руке, выбили телефон из рук, накричали на меня, — почему я не открывала им дверь! Как сказал мне сотрудников ФСБ, это их такой психологический прием — приходить рано.
Они искали запрещенные вещества, оружие и технику, с помощью которой я работала. У меня изъяли ноутбук и телефон. На ноутбуке, который к сожалению был не зашифрован, были материалы, которые можно прилепить к чему угодно. Пожалуйста, шифруйте ноутбуки и устройства!
Мне адвокат сказал: «Просто знай, что тебе светит от пяти до десяти лет». Рано или поздно меня бы задержали, возможно посадили в СИЗО, поэтому я решила уехать. Я собралась ночью 14 мая. 15 мая — мой день рождения. Теперь каждый год я буду отмечать не только свой день рождения, но и свою свободу.
Про что пишет «Закрой за мной дверь»?
«Закрой за мной дверь» — это оппозиционный региональный телеграм-канал. Там пишут неприятные нынешней власти посты, рассматривается распил бюджета. В Тверской области не могут сделать дороги, умирают деревни, но тем не менее, у нас строится много храмов. Недавно мы запускали протестное голосование. Это что-то вроде умного голосования, потому что в этом году в Твери проходили муниципальные выборы. Сейчас пишем про мобилизованных.
Что из себя представляет Тверь?
— Я бы назвала Тверь протестным городом. В январе 2021-го года на улицы Твери вышли на митинг около 4000 человек. Это был один из самых больших митингов в новейшей истории города. Выходили не за Навального. Это был просто предлог выйти, выходили против повышения тарифов ЖКХ, беспредела полиции, выходили просто потому, что все надоело. В Твери люди выходят не только на митинги, люди выходят на антивоенные пикеты, людей задерживают практически сразу же, моментально. Меня задерживали и на митингах Навального, и на антивоенных митингах. Я разговаривала с сотрудником полиции и он сказал мне: «Ален, как ты думаешь, вот у нас, сотрудников полиции, есть вызовы, где-то кого-то убили, где-то кого-то ограбили, и где-то кто-то встал с плакатом. Как ты думаешь, куда пошлют сотрудника полиции?» Я говорю: «Ну, скорее всего туда, где кого-то убили». Он говорит: «Нет, начальник скажет ехать и забирать того, кто стоит с плакатом на площади».
Есть ли смысл в протесте?
— Если человек хочет выйти против войны, сказать, например: «Нет войне», — у него должна быть такая возможность — выйти и сказать об этом, и не быть задержанным. В современной России имеет смысл партизанский протест. Выходить с пикетами и садиться, думаю, нецелесообразно. Информационный протест эффективен, можно разговаривать с родными на кухне, можно разговаривать с друзьями, можно разговаривать с коллегами на работе, рисовать граффити, развешивать листовки с инструкцией, например, как не мобилизоваться.
Я вышла с пикетом в конце февраля, с плакатом «Россия не хочет войны». Я знала, что люди гуляют, и вышла в 11 вечера. Кто-то очень хорошо реагировал, кто-то обнимал меня, кто-то показывал палец вверх, кто-то говорил теплые слова. Были и такие, которые ругались на меня, но не трогали. В одну минуту подошел мужчина из-за спины, прочел мой плакат, порвал его, сказал, что мне не нужно здесь стоять. Двое парней стояли рядом, они начали спрашивать, почему он это сделал? Он достал перцовый баллончик и брызнул им в лицо.
Чего боитесь больше всего?
— Я не боюсь ничего. Посадят, будут пытать, убьют, но будущее все равно не изменится. Мой отец сидел в тюрьме. Он говорил мне про тюрьму, что там сидеть совсем не позорно, что там сидят такие же люди, как и мы. Тюрьмы бояться не надо. Папа у меня плотник. Говорит: «Я работаю плотником, как Иисус».
Как отнеслись близкие к отъезду?
— Мой друг написал мне в телеграме: «Алена, пожалуйста, позвони папе уже скорее, потому что он всем звонит, кричит.» Он искал меня. Мой папа очень вспыльчивый человек. Я думала, что я сейчас позвоню ему, и он на меня накричит. Я ему сказала: «Привет, пап! Как дела?» Он мне говорит: «Привет, Алёна! Тебя хотят посадить?» И я расплакалась прямо в аэропорту. Он положительно отнесся к моему отъезду, потому что ему главное, чтобы я была в безопасности и на свободе.
Ваше отношение к мобилизации?
— Как заявляет господин президент, у нас нет войны, у нас есть специальная военная операция. Я не понимаю, почему нужно мобилизовать людей. У нас в Твери, насколько я знаю, есть план по мобилизации восьми тысяч человек. Я понимаю, что юридически мобилизации для них возможна, но отправлять людей просто, как пушечное мясо на войну — для меня неприемлемо и непонятно. Недавно моей сестре звонил знакомый из Суворовского училища, сказал, что там около 2000 мобилизовали. Он сказал: «Слушай, меня мобилизуют». Она спросила: «Ты в курсе, что сейчас происходит? Ты готов убивать?» Он сказал: «Если надо будет, то да».
Почему власть так легко задавила критическое мышление у населения?
— На мобилизацию тоже идут те, кто верит во все это счастье патриотов.
Я, как учитель, знаю, как патриотизм прививается в школах. Патриотизм, как прописано в федеральном государственном стандарте — это любовь к Родине, любовь к ее природе. Но на деле, патриотизм — это военная форма, маршировка, военные песни, «можем повторить». Никто в школе не вправе что-то пропагандировать детям, это прописано в законе. Но начали спускать методички, невероятные материалы на тему дружбы народов, на тему того что Украина — это то же самое, что и Россия. Я такие беседы со школьниками не проводила. На уроках истории рассказывают о Советском Союзе, о том, что раньше выполняли пятилетки, потом у нас война случилась, и мы выиграли эту войну, мы поставили флаг, мы-то, мы-се. Когда я училась в школе, я приходила домой, рассказывала с таким восхищением: «А вот мы представляешь, пап, а вот мы!» А он мне рассказывал, как было на самом деле, как эти пятилетки выполнялись, несмотря ни на что, как раскулачивали людей, как ссылали в ГУЛАГи, поэтому у меня сформировалось критическое мышление, я потом проверяла всё. У меня было две точки зрения.
Как дети относятся к происходящему?
— Они называют это войной. Они понимают, что происходит, и уроки по патриотическому воспитанию им не нравятся. Они очень сильно вздыхали и говорили: «Ооо, сегодня снова этот урок, мы в телефонах посидим».
Вернетесь в Россию?
— Я вернусь обязательно. Пусть это будет через пять лет, через десять лет, через двадцать. Но, когда я наконец-таки увижу зеленый свет, когда мне махнут рукой и скажут, всё, туда можно ехать, я поеду обязательно. Слово «патриот» очень торжественное, но только в эмиграции я поняла, что такое быть патриотом.
