«Даже дети у нас знают, что Россия – это зло»

Наталья Бортко родом из Львовской области. Работала режиссером на Одесской областной телерадиокомпании и частном спутниковом канале «ОК». 23 апреля 2022 года Наталья стала свидетельницей прилета российской ракеты в жилой дом, унесшего жизни 8 мирных жителей. О том, как война искалечила жизни украинцев, Наталья Бортко рассказала в интервью «Очевидцам 24 февраля».

Расскажите о себе.

— Я из Львовской области, меня зовут Наталья Бортко. Я режиссёр по специальности, последние 15 лет прожила в Одессе. Сразу после университета я работала на одесской телестудии, позже у меня родился ребёнок. Уже год как я нахожусь в Болгарии из-за войны в Украине.

Как для вас началась война?

— Я крепко спала и не слышала, но мои родственники слышали ночные взрывы и начали друг другу звонить. Я как раз готовилась на работу, звоню директору, он говорит: «Приходите, пока нет никакой информации». Была паника, страх, я не знала что делать: идти на работу, собирать вещи, куда-то уезжать? Что будет дальше? Через час был звонок с работы. Директор сказал: «Нет, мы никуда не идём, началась война». Первая мысль: «Я собираю вещи». Только куда ехать? Война везде, в Украине нет сейчас безопасного места. Мы решили переждать это время, никуда не торопиться. Переночевали дома, собрали вещи и поехали к друзьям за город, ближе к румынской границе. Там мы находились несколько месяцев. Потом в апреле я решила с ребенком поехать домой. Мы готовились к празднику, я хотела подготовиться к Пасхе и пойти праздновать. В субботу мы с ребенком красим яйца, на телефон приходит сообщение о тревоге, и я слышу звуки сирены. Я спокойно к этому отнеслась, но тут мне звонит сестра и говорит: «У вас в Одессе тревога» — «Да, я знаю» — «Вы прячетесь в бомбоубежище?» — «Сейчас пройдет, закончится через несколько минут». Я кладу телефон и в эту же секунду слышу очень громкий взрыв. У меня в этот момент руки затерпают. Замираешь на секунду — пауза. Ребенок смотрит и не понимает, что произошло. Я выхожу на балкон и вижу, что из соседнего дома идёт столб чёрного дыма. Потом я узнаю, что в соседний дом прилетела ракета, погибли люди, погибла молодая семья. Мы принимаем решение, что надо собираться и уезжать. С апреля по июль мы были во Львовской области, позже начались слухи, что со стороны Белоруссии готовится какое-то нападение, а в Болгарии у нас были родственники, поэтому мы решили уехать в безопасную для нас страну.

Российская ракета попала в соседний с вами жилой дом. Как ваша пятилетняя дочь на это отреагировала, и помнит ли она этот случай сейчас?

— После взрыва тревога не прекращалась. Вечером ребенок ложится спать и говорит: «Мама, уйдём в коридор, я боюсь спать в кровати». Мы закрывали окна подушками, разными вещами, потому что если вдруг прилетит что-то, это хоть как-то обезопасит нас, хотя я понимала, что это мало на что влияет. Когда мы уехали из Одессы в село, чтобы было более-менее безопасно, меня ребенок буквально перед сном спросил, ей на тот момент было пять с половиной лет: «Мама, а как выглядит флаг России?» Я ей показываю. Ребенок берет бумагу, карандаши и рисует. Делает отпечаток своей руки, второй, и разрисовывает одну руку в цвета флага России, а вторую в цвета флага Украины. Где рука России, она рисует ракеты, которые летят на Украину. А рука Украины останавливает те ракеты, защищается. Уже у этого поколения есть сформированная мысль, что Россия — это зло, это плохо.

Чем вы занимаетесь в Болгарии?

— Когда я приехала, у меня было так. Просыпаюсь — и в телефон: что там в Украине происходит? Постоянное беспокойство. Но я понимаю, что ничего изменить не могу и надо продолжать жить дальше. Я начала здесь, в Болгарии, искать таких же украинцев, таких же мам. Мы объединялись вместе с детками, собирались в компании, придумывали как развлекать наших детей. Сейчас мы живем в отеле. Естественно, это не дом. В Украине ты мог себя оборудовать, у тебя было свое пространство. Тут у тебя есть комната и место, где ты можешь приготовить еду. Так как я очень активный человек, я не могу сидеть на одном месте. Если я буду просто сидеть на одном месте и пережидать, когда закончится война — это падение в депрессию. Поэтому я утром встаю, отвожу ребенка на подготовку к школе, и сама нахожу себе какие-то занятия, где могу быть полезной. Сегодня я режиссер, завтра я актер, послезавтра я няня. Лишь бы не сидеть, не ждать. Потому что вначале, когда я приехала в Болгарию, я думала: «До зимы мы посидим, а зимой уже будет понятна ситуация. Может все закончится?» И много таких людей, которые приехали просто на какое-то время, в ожидании, что все вот-вот закончится. Зимой мы увидели, что это не заканчивается и закончится не скоро. После событий на Каховской ГЭС всё дальше продолжает развиваться, ничего не заканчивается, становится все хуже и хуже, и я понимаю, что надо продолжать жить дальше и не останавливаться. Сейчас я нахожу любую занятость.

В Украине вы сталкивались с ущемлением по языковому признаку?

— До начала полномасштабной войны я жила в Одессе 15 лет, работала на государственном телевидении и, естественно, все программы велись на украинском языке. Но после того, как заканчивалась программа, все разговаривали на русском языке. У нас была полностью русскоговорящая среда. Я помню, приехала в Одессу, говорила на украинском языке и очень часто слышала: «Говори на нормальном языке, чтобы мы тебя понимали» — «Что значит на нормальном?» — «На русском языке говори». Да, бывали и такие неадекватные случаи. Либо: «О, наверное, бандеровка или с Западной Украины приехала». Почему-то было такое отношение, что это не твой родной язык, это не язык твоей страны, а язык села либо Западной Украины. Сейчас в Одессе я лично знаю многих — знакомых, друзей — которые нанимают репетиторов украинского языка, чтобы правильно говорить. Я до войны спрашивала: «А почему вы говорите на русском?» -«Я так всегда говорила, так говорила моя бабушка, говорила мама, и я не хочу коверкать язык». А сейчас люди начали, как говорится, свідомо переходити українською мовою, свідомо, добровільно нанимать репетиторов, чтобы вообще ничего не связывало с русской культурой. Больше никто не хочет слышать о России, о русской культуре, о русском языке.

Почему вы согласились дать это интервью на русском языке?

— Потому что нас смотрят многие русскоговорящие. Мне несложно переходить на любой язык, на котором меня будут понимать. Украинский — мой родной язык. Но я могу говорить на русском, могу говорить на английском. Если ко мне обращаются на английском, я буду говорить на нём. Просто украинский язык — мой родной, а потому в приоритете.

О чем вы мечтаете?

— У меня есть идея — заняться сыроварением. В Болгарии есть сыры, но такого разнообразия я не видела. Это у меня мечта. Я просто хочу попробовать себя в этом. Мне нравятся сыры, и хотелось бы их делать для своих. И еще мне очень нравится готовить, и я думала о кафе с домашней кухней. Хотелось, чтобы это было для детей, чтобы они могли приходить и учиться готовить. Пусть это будут домашние продукты, сырнички, налистники, пиццы, но чтобы это было пространство для детей.

Чего вы боитесь?

— Я боюсь, что никогда не смогу вернуться домой. Я хочу, чтобы Украина сохранилась как независимое государство, но боюсь, что этого независимого государства может не стать. Для меня это страшно. Естественно, у меня есть ребенок, и я боюсь за ее жизнь, за наше будущее. Но самый большой страх у меня всё же, что я не смогу вернуться домой.

Смогут ли украинцы когда-нибудь простить россиян?

— Россияне оставили глубокий след даже не сейчас, а еще во время Второй мировой войны, когда людей вывозили в Сибирь. Моя бабушка рассказывала истории об этом, я знаю это не из книг. Людей вывозили за то, что они просто украинцы, за то, что у них своя позиция, за то, что они хотели независимости. Целыми семьями расстреливали либо увозили в Сибирь. Сейчас растет новое поколение, дети, которым пять лет, как моему ребёнку. Она уже знает, что Россия — это зло, что русские — это плохо. Я не знаю, что должно произойти, мне кажется, что люди не забудут то зло, ту боль, которую причинили русские в Украине. Это искалеченные судьбы, искалеченные жизни, это дети — сироты, жены — вдовы. И я не знаю, что должно произойти, чтобы это забыть. Хоть Библия учит нас прощать своих врагов, молиться за врагов, но я не знаю.

Чтобы вы пожелали своим соотечественникам?

— Очень сложно что-то говорить, потому что у нас у всех глубокая боль, у всех болит душа, у всех искалечены жизни. Мы оставили свои дома, оставили свои семьи. Семьи разделены: жены с детьми здесь, мужья остались там. Мне хочется верить, что добро победит, что наступит мир, и все семьи смогут объединиться. Сейчас это говорю и хочу верить.

Что бы вы сказали россиянам?

— Единственное, что мне хочется сказать россиянам — кем они хотят быть? Они хотят быть свободными людьми или просто рабами власти? Они хотят взять власть в свои руки? Можно убить тело, но душу ты никогда не убьешь. Надо бороться за свою независимость, за свою свободу, не быть ничьим рабом.