«День опричника — наше потенциальное будущее»
Евгению Иржанскому — 41. Родился в Питере, рос на севере, работал в Москве. Одним из поводов для отъезда из России стало дело Константина Котова, которого из-за мирного протеста осудили по «дадинской статье» и отправили на четыре года в колонию.
Евгений жил в Сербии, организовывал концерты антивоенных спикеров и артистов — «Касты», «Ляписа Трубецкого», Веры Полозковой, Дмитрия Быкова. В конце августа власти решили аннулировать вид на жительство Евгения и выдворить его из страны.
Расскажите о себе.
— Мне 41. Изначально я из Санкт-Петербурга, родился там. Большую часть детства провел на Севере, в Мурманской области. До Сербии жил в Испании, до Испании жил в Москве. Сейчас полтора года нахожусь в Белграде, занимаюсь консалтингом в сфере продаж для европейских клиентов и еще организовываю концерты российских исполнителей. В основном это, конечно же, люди из черного списка в России. Мы начали организовывать концерты с декабря прошлого года, начали с певицы Гречки, были Каста, Анакондас, Мгзавреби, были спикеры – Шендерович, Быков, Парфенов, группы – Луна, Animal Jazz, поэтесса Вера Полозкова.
Как изменилась ваша жизнь после 24 февраля 2022 года?
— Я встал, погулял с собаками, увидел новость, и забежал сразу же в спальню, жене это сказал. Жена проснулась, у нее истерика была очень долгая. Она два-три дня не работала, у моей супруги есть украинские корни, она это очень близко к сердцу воспринимает. У меня их нет, но я точно так же не понимаю, зачем дружественным, близким по истории народам заниматься этим уж в 21-м веке. Жизнь сильно поменялась еще по другим причинам, потому что я работал на тот момент на российско-украинскую компанию. Как я понимаю, наш завод в Одессе почти сразу же попал под бомбежку, или еще что-то с ним случилось, он был закрыт. С российским юрлицом, с основным, которое находился в Москве, все клиенты отказывались работать. По порядку все пошло, запретили с российскими юрлицам работать, продавать или покупать у них не могли. Собственно, это было, наверное, одной из первых причин того, что я оказался в Сербии. То есть, мне компания предложила релокацию с повышением финансового интереса, с повышением должности, потому что они хотели здесь открыть производственную фабрику, чтобы производить то, что производилось в России и в Украине, и дальше работать с клиентами, которые находились реально по всему миру, и в Европе, и в США.
Сталкивались ли вы или ваши знакомые с преследованием в России?
— Я не могу сказать, что я был сильно активен в России. Я ходил на какие-то акции периодически и на митинги. Ну, во-первых, я никогда не попадал, меня не увозили в обезьянник, не было административных задержаний. Сестра моей супруги, она и на Болотную ездила, живя в Санкт-Петербурге. Теща моя, она давно, так скажем, в хорошем смысле, пятая колонна. Супруга моя намного менее активная, чем ее мама, чем ее сестра, но мы тоже всегда поддерживали то, что делает, например, Алексей Навальный и оппозиция к текущей власти. Коллега мой из московской фирмы, с которым мы работали, Костя Котов, он выходил на одиночные пикеты в Москве, получил 4 года в той колонии, в которой изначально сидел Навальный. И, собственно, это тоже было для меня маркером того, что действительно надо срочно уезжать. При приезде в Испанию почувствовалась какая-то свобода. Вот мы организовывали сами несколько акций в Испании, когда Алексей Навальный вернулся из Германии, из клиники «Шарите» после лечения, когда его сразу же арестовали. Вот тогда мы выходили на центральную площадь нашего города, где мы жили, и несколько человек к нам присоединились.
В конце августа вы сообщили, что вас выдворяют из Сербии. Насколько это стало неожиданностью?
— Я могу цепочку событий рассказать. Я не знаю, связано ли первое событие со всеми остальными, но, так скажем, это был вообще первый момент общения с местной полицией у меня.
Я был на футбольном матче. Я любитель такого, так называемого, граундхоппинга. Это когда ты ездишь по стадионам разных стран и разных клубов, абсолютно всё равно какой матч, просто фишка в том, чтобы побывать на том стадионе. То есть, это не фанатизм, это другая сторона, это именно любовь к футболу и любовь к путешествиям, наверное, так. И в перерыве этого матча, это был матч “Чукаречки” с кем-то, мы хотели выйти, кто-то хотел попить, кто-то до туалета дойти. И нас останавливает полиция, говорит, никто вот из этой части сектора не уходит, давайте проверять ваши документы. У меня паспорта не было, я никогда документы с собой не носил ни в России, ни в Испании, ни в Сербии. У меня фотография паспорта была, я показал, данные переписали.
Это было начало мая этого года. А в конце мая этого года я подавал на второй боровак, на второй вид на жительство. В начале июня звонок в дверь утром, стоит полицейский в форме и говорит: «Подпишите документ, бумажку о том, что вам нужно прийти тогда-то в главное управление МВД Сербии». Заходим в комнату, там сидят три следователя, никто не представился, звание не назвал, и девушка-переводчик с русского на сербский, с сербского на русский. И, собственно, как они это называют, начался разговор, но это был допрос фактически, потому что узнавали у меня все. Где родился, где учился, какое образование, кто родители, где жил до Сербии, почему переехал в Сербию, чем я здесь занимаюсь, отношение к Путину, к Навальному. Знаю ли я Петю Никитина, есть ли у меня его номер, когда последний раз я с ним общался. Показывали фотографии неизвестных мне людей, действительно неизвестных. То есть, как-то сбоку где-то снято, и даже непонятно, где. Где-то на улице человек стоит, или еще что-то. Спрашивали, знаю ли я их, или нет. В основном говорил нет, потому что, действительно, я их не знал.
В конце июня я получаю продление своего боровака. Где-то 26 июня я его получил. И вот 28 августа раздается звонок мне на телефон, говорят: «Евгений, это звонят из МУПа, из управы застранцев, подъезжайте, пожалуйста, у нас есть к вам вопросы. Это стандартные вопросы для новых и не только новых ИП и ООО, мы просто будем узнавать, как ведется деятельность, все ли хорошо, есть ли там проблемы». Это, сказали, стандартный опросник.
Я вообще был в ВПР, получал выписку по своей компании, хотел шенгенскую визу в Германию получить, потому что я хотел в начале октября пробежать на Мюнхенском марафоне. И я прямо с паспортом был, сел на автобус, приехал. Меня провели в комнату, там тоже какие-то офицеры были, а может быть и не офицеры, я не знаю. Спросили, чем занимаюсь, можно ли проверить то, чем я занимаюсь в интернете. Я говорю, да, пожалуйста, сайт букинг-агентства нашего, он есть в зоне com, пожалуйста, можете посмотреть там все анонсы, все концерты, которые были отмечены.
Я на эти все вопросы ответил. Он говорит, – хорошо, можно ваш паспорт отксерокопировать? Я отдал паспорт вообще без какой-либо задней мысли. Человек ушел, возвращается, вручает мне паспорт обратно и говорит, что ваш боровак отменен немедленным эффектом. Сейчас мы, говорит, еще поставим штамп о том, что вы не можете въехать в Сербию до 28 августа 2024 года и до 4 сентября 2023 вы должны покинуть Сербию. Я даже спросил, в чем причина, он говорит, – я не знаю, это как бы пришло из другого ведомства, или отдела, или еще чего-то. Дали подписать ту бумагу, в которой написано, что я являюсь угрозой национальной безопасности Сербии.
Насколько сильны в Сербии пророссийские настроения и поддержка Путина?
— Мне кажется, пророссийские настроения более сильны в Сербии, чем проевропейские. Точно в процентах не могу сказать, но по моему ощущению, из того, что я здесь вижу, наверное, 60 на 40. Это 60 – пророссийские, 40 – проевропейские. Опять же, зависит это еще от возраста людей, которые говорят, что мы за Путина, мы футболки с «Z» хотим носить. Чаще в основном это те, кому, наверное, за 50–60. Бывает молодежь, конечно, которая ходит в футболках «Z», ни раз, ни два, и ни три видел. Для меня это было шоком, откровением, но я переубеждать никого не пытался. Опять же, Сербия небольшая страна, между двух больших, так скажем, огней сейчас находится. Часть хочет в Евросоюз, часть ближе к России, считает Путина заступником всего славянского мира, защитником. Третий Рим, все дела. Они не понимают, что это сильно не так. Будучи гражданином России, в России ты не можешь ничего сказать фактически, не имея потом последствий, конечно.
Почему многие музыканты участвуют в России в концертах в поддержку войны?
— В основном — это деньги. Во-вторых, есть те, кто действительно считает, что война началась по правильной и адекватной причине и продолжается. Но в основном, мне кажется, что все-таки это деньги. Потому что, большое количество музыкантов антивоенных уехало, эту пустоту как-то надо заполнять. И люди, которые давали примерно 50 концертов в год, теперь могут давать 100. И другие цены, скорее всего, им тоже предлагают, гонорары. Я думаю, это в основном деньги. Надеюсь, что это всего лишь деньги.
Что может остановить войну и Путина?
— Мы все с большим интересом смотрели восстание нашего лысого повара, Евгения Пригожина. И, честно сказать, я был уверен в том, что ничего не получится, никуда он не дойдет. Или его сразу убьют, или попозже. Когда было понятно, что он разворачивается и уходит в Беларусь, я сразу же сказал всем, что его убьют чуть попозже, месяца через два, через три, может, через полгода. Но Путин такого не потерпит. Особенно от одного из ближайших соратников в прошлом. Без вариантов. Что, собственно, и произошло. Я на 100% уверен, что там какая-то бомба была или это сбили с земли. Меня даже убеждать не надо, что это так и было.
У нас узурпация власти. Мы будем ждать, наверное, как было с Брежневым, когда уже человека вывозили на кресле – каталке, и он что-то там бурчал, а был какой-то комитет, который за него решал, а он только подписывал. Я думаю, что нас в ближайшие годы такое ждет. С каждым годом, наверное, у Владимира Владимировича будет ухудшаться здоровье, и кто-то будет больше входить в ближний круг для него и, соответственно, больше влиять. Это мог быть Пригожин, если бы он не пошел против.
Что должны делать те, кто против войны в России и за границей?
— В России акциями и митингами, конечно, такого, на мой взгляд, не добиться. Это только какие-то, наверное, силовые варианты. Но мы можем посмотреть, что произошло в Беларуси. Там люди в большом количестве выходили, я не могу сказать, что они там что-то силовое делали, но со стороны государства и государственных органов они получили такой отпор, что это сейчас может повлиять и на россиян, потому что они примерно понимают, что будет. Но тут, мне кажется, если народ встанет, то в любом случае без крови не обойтись. То есть, вспоминаем 91 год, наверное, можно как-то до такого эскалировать данную ситуацию и, наверное, и нужно, потому что, ну, сейчас Россия с каждым годом падает в Средневековье, и эти странные законы, и доносительство, и большие преференции для органов, для полиции, для армии, это опять же такое разделение. Можно вспомнить «День Опричника». Вот это прекрасное свидетельство будущего потенциального, того, что может происходить в России. Россия будет придатком Китая и будет абсолютно полицейским государством, что в принципе сейчас, на мой взгляд, и происходит.
Чего вы боитесь?
— Я, честно сказать, боюсь только за своих родителей, за своего брата, живущего в России, в Санкт-Петербурге. В основном, я больше ничего не боюсь. Я не боюсь, что со мной что-то случится. Я, так скажем, вообще был никем до прошлого понедельника. И если бы я с Петей Никитиным не общался до этого на наших концертах, или они не организовывали какие-то продажи мерча российского демократического общества, белградского, наверное, мы бы даже с ним, может и не познакомились, если бы мы не проводили здесь концерты. А так, честно сказать, только думаю о родителях и о младшем брате. В остальном, я совсем разберусь. Уже миллион переездов, не первая страна, в которой я живу, и были и огромные финансовые проблемы, и периодически они вот так волнообразно всегда идут.
В 14 году я бизнес потерял, когда Россия забрала Крым у Украины, поэтому мне не впервой, главное, чтобы у моих родственников все было хорошо и их не трогали, потому что я — это я, я взрослый человек, я отвечаю за свои слова. Наверное, не хотелось бы в данной ситуации случайно оказаться в России. Этого тоже я боюсь. И, наверное, учитывая то, что я говорю в интервью, мне бы предложили где-нибудь недалеко от Алексея Навального зайти в хату. Или отправили бы на передовую в Украину, или самое, наверное, было бы неприятное, сделали бы из меня какую-нибудь говорящую голову дурачка, который поменял мнение и переехав Россию обратно, стал бы всем говорить о том, что сильно ошибался, и прожив несколько лет в Европе, я свои взгляды поменял, извините меня, пожалуйста, с Ромой Зверем бы выбегал на сцену.
О чем вы мечтаете?
— Ну, если я скажу о прекрасной России будущего, это будет достаточно просто.
Я, честно говоря, мечтаю о том, чтобы вообще все войны прекратились в этом мире, и люди всегда находили возможности договариваться без силовых методов. Ребята, посмотрите по сторонам, выключите телевизор, откройте Ютуб, который скоро, наверное, закроют в России. Честно говоря, главное, чтобы не было войны, с остальными бедами тоже, наверное, человечество разберется. И проблемы с водой, и с климатом это серьезные проблемы, но хотелось бы, чтобы локальные войны никогда больше не начинались.
