Мой папа рисует букву Z

Анастасия Арбузова – в прошлом графический дизайнер, сейчас начинающая актриса театра и кино. Участвовала в антивоенных протестах в Москве, в марте уехала на Кипр, где попросила политического убежища. Об отношении к русским на острове, запоздалом чувстве гражданской ответственности и о разногласиях с самыми близкими людьми на тему войны она говорит в новом выпуске «Очевидцев 24 февраля».

Расскажите о себе.

— Меня зовут Анастасия Арбузова. Мне 39 лет. Я родилась в Якутии, потом жила в Таганроге, потом в Барнауле, потом в Ростове-на-Дону, потом в Москве и теперь я здесь. Занимаюсь я по первому образованию графическим дизайном. В 35 лет ко мне пришло осознание, что я актриса, и ушла в актерскую профессию целиком и полностью.

Вы помните свои ощущения 24 февраля прошлого года?

— 24 февраля я была дома в Москве. Помню, что был ясный, солнечный и морозный день. За несколько дней до этого я плохо спала. Мы все следили за тем, что происходит. Я была политически неграмотной, поэтому надеялась, что этого не случится, когда все остальные люди, которые имели к этому отношение или глубоко изучали этот вопрос понимали, что это уже неизбежно. Утром я увидела, что это случилось. Каждое вечер и утро я гуляю со своей собакой. И я пошла гулять. Я шла и рыдала. Первое, что я сделала — я позвонила папе. В надежде, наверное, услышать какую-то поддержку, или чтобы он разделил со мной эту боль, но тут я столкнулась с тем, с чем мы потом, наверное, все столкнулись — что наши родители воспитаны по-другому. Он не относился к этому так, как относилась я. Мама умерла, и у меня есть только папа. Это моя единственная опора и поддержка, и он поддерживает войну. У меня в голове это никак не укладывалось, и мы долгое время с ним не общались. Потом я просто не стала разговаривать с ним на эту тему. Окей, хорошо, у меня есть свое мнение, у тебя свое. Мы не будем обсуждать эту тему. Я ему сказала это раз, я ему сказала это два, но вот интересный факт: те люди, которые не поддерживают войну, говорят: «Окей, хорошо. Это твое мнение, это мое. Мы не будем спорить на этот счет», но те, кто поддерживают войну, они продолжают спорить. Ты говоришь: «Все, хватит», но они продолжают доказывать тебе свою позицию. И он продолжил мне рассказывать, как он рисует букву Z. Но это мой отец. Война закончится, а другого отца у меня не будет.

Когда и почему вы уехали из России?

— Уехать из России я решила где-то в январе. Я была у своих друзей в Питере, была в немного депрессивном состоянии. Мы просто заговорили о том, что может быть надо куда-то уехать, да и меня ничего особо не держит. Они дали мне визитку женщины, у которой на Кипре шоколадный магазин, сказали: «Ей когда-то нужны были помощники». План был такой: я уеду на Кипр, год, максимум два поработаю, выучу английский и потом поеду уже учиться актерской профессии дальше где-нибудь в Европе, в Америке. Но, как мы знаем, дальше плану было не суждено осуществиться. В итоге я приехала на Кипр в конце марта. Там были, конечно, сложности с вылетом: отменялись одни самолеты, вторые, третьи. Проработала полтора ужасных месяца… Наверное, никогда в моей жизни не было такого опыта, чтобы со мной так обращались и так поступали. Эта женщина через полтора месяца заплатила мне меньше половины зарплаты и просто сказала «до свидания». И вот я с вещами в деревне в горах стою и не понимаю, что мне делать. Потому что на 500 евро я с собакой никуда даже уехать не могла. И так я очутилась в Лимасоле, в хостеле, и прожила там два с половиной месяца. Это был мой первый опыт проживания в хостеле и, надеюсь, последний. Подходила к концу трехмесячная виза. Мне надо было принимать решение: я возвращаюсь в Россию или я остаюсь на Кипре. Я пыталась найти работу по своей первой профессии, как графический дизайнер, и с визой не получилось, и тогда я приняла решение — податься на политическое убежище. Я просто пришла в посольство, написала заявление, у меня забрали паспорт, сняли отпечатки, дали бумажку и сказали: «Ждите вашего собеседования», которого, как мы знаем, на Кипре можно ждать от года до семи лет.

Как на Кипре относятся к россиянам?

— У меня не было каких-то отрицательных моментов. У меня уже есть друзья, люди, с которыми я познакомилась здесь: украинцы, которые приехали после войны, у которых там остались родители и у которых есть причины ненавидеть русских. Но, тем не менее, они как-то смогли это разделить. Из последнего: я периодически арендую машину у себя в Писсуре, и когда женщина, которую я почти не знаю (киприотка), узнав, что я буду Рождество встречать с собакой, написала мне: «Пожалуйста, приходите ко мне на Рождество, я буду счастлива, если вы разделите этот праздник со мной и моей семьей». Я была ужасно тронута, потому что позвать чужого человека… Это приятно.

Можно ли переехав из России на Кипр, продолжать работу в творческой профессии?

— Сложно, например, актерам и режиссерам. Здесь нет того оборудования, нет тех масштабов, которые есть в Москве. Неоткуда взяться. Если что-то есть, то оно местечковое — какой-то любительский театр, какие-то любительские съемки. Но на Кипре есть самое главное — это то, что ты можешь побыть наедине с собой, ответить себе на важные вопросы. Это, наверное, ценнее, на данный момент, чем реализация.

Кто виноват в том, что жизни миллионов людей разрушены?

— Конечно все это начал наш царь. Он сделал этот шаг, и все пошло-полетело в тартарары. Почему люди не выходят? А что люди? Как они могут его свергнуть? Я сама выходила на митинги. Ну вот ты выходишь, идешь, а там стоят эти ребята-омоновцы, которых гораздо больше, чем людей, и это страшно. Это невероятно страшно, когда в твоей стране, в твоем городе ты понимаешь, что не можешь чувствовать себя безопасно. Только ты руку поднимешь или что-то сделаешь, тебя поволокут и будут наказывать.

Вы испытываете чувство вины перед украинцами?

— Первое время мне просто хотелось провалиться. Потому что это твоя страна творит этот беспредел. Это ужасно. Здесь на Кипре я тоже чувствовала это, общаясь с ребятами-украинцами. Они мне говорят: «Настя, да мы все понимаем, мы понимаем, что ты думаешь на этот счет», но я все равно внутри чувствую это, мне стыдно перед этими ребятами. Но тем не менее, я хожу и говорю, что я русская. Я не буду прикрываться чем-то или как-то, уходить от этого вопроса. Сейчас уже нет, но есть люди, которые все понимают. А есть Путин, есть люди, которые наглотались пропаганды. Нельзя всех под одну гребенку.

Вы ходили на выборы в России?

— Когда началась война, когда я погрузилась в это, меня так пробило. Я поняла свою ошибку, что аполитичная позиция: «Я не в этом, за меня все решат. Я не буду в этом разбираться» — это моя ошибка. Я не участвовала в этом, я не пыталась в этом разобраться, не привила это своему ребенку. Безусловно, из таких людей как я складывается Россия. И таких людей большое количество, и мы все виноваты в той или иной степени, но сейчас свергнуть этот режим изнутри мне кажется невозможно.

Чего вы боитесь?

— Я боюсь за сына, которому 20 лет. Он остался в Москве. Это было его решение, и мне было очень тяжело это принять. А я сама, мне кажется, уже ничего не боюсь. Когда первая волна пришла, то я ему звонила, говорила: «Сына, пожалуйста, я куплю билет, приезжай. Что хочешь делай, пожалуйста, приезжай». Дело в том, что мой сын остался там вместе со своим отцом. Под влиянием отцовских настроений он сказал, что не приедет и попросил больше не разговаривать с ним на эту тему. Если Путин все-таки нажмет эту кнопку, то я боюсь, что у нас не будет возможности встретиться с сыном, сесть за стол, как в фильме «Не смотрите вверх», в этой прекрасной последней сцене.

Что бы вы пожелали россиянам, которые остались в России?

— Народ разделился. У нас огромная пропасть между теми, кто в пропаганде, и теми, кто против войны, но почему-то, по каким-то своим причинам вынужден остаться. Наверное, бессмысленно говорить: «Не смотрите телевизор», потому что мы знаем, как работает пропаганда. Ты в безопасности, потому что за тебя приняли решение, и тебе не надо думать. Тебя защитят, и у тебя появляется смысл жизни. Единственное, что я хочу сказать тем людям, которые за войну, чтобы они посмотрели на то, как они живут. Просто обернулись. Чем они занимаются? Чем они увлечены? Счастливы ли они? Как они реализуются? Где их родные? Просто посмотрели на образ своей жизни. Мне кажется, счастливый, удовлетворенный человек, не захочет кровопролития, жертв. «Да сейчас тут наделаем. Мы сейчас всем покажем». Себе «покажите». Разберитесь сначала с собой. Потому что все мы — это маленькие единички, каждая жизнь имеет значение. У меня есть друзья, которые остались и которых разрывает. Потому что им невозможно плохо. Потому что, никуда не выезжая, они оказались вообще в другом мире. Но у них там родители, у них есть какие-то обязанности. Они не могут уехать. И кто-то из них впадает в бездействие, забивается в угол и не хочет ничего делать. Я хочу сказать, что глубоко уважаю тех, кто принял решение остаться и бороться с тем, что мы сейчас имеем, вкладываться в это. Но так же я хочу сказать, что надо что-то делать, каждый день находить даже в страшном говне что-то красивое. Даже в чём-то ужасном надо находить плюс и сохранять страсть к жизни, вдохновляться, смеяться, обниматься, потому что мы не можем сейчас строить таких планов, какие мы строили раньше, ведь всё шатко, ничего не понятно. Но надо продолжать мечтать и продолжать ежедневно что-то делать, маленькие вещи, которые помогут тебе жить, помогут быть лучше.