«Обычная жизнь мчится ногами зарубленных куриц»
Ольга (имя изменено) – репетитор математики из Омска. Ей 28 лет. Внешне все вокруг нее остается прежней, но жить становится все труднее. Все сложнее находить общий язык с людьми, с которыми Ольга «существует как будто в разных мирах».
– Как и у многих очевидцев, моя жизнь тоже разделилась на «до» и «после». Может, мне будет легче, если я об этом напишу.
Я не следила за новостями, и начало войны стало для меня полной неожиданностью. Пропаганда, конечно, сбивает с толку, но она не может затмить разум человека. Войну нельзя оправдать ничем. У нашей семьи есть знакомые в Киеве. Первое, что они нам сказали, было: «Не верьте тому, что вам говорят. У нас настоящая война!» Этого мне было достаточно.
Мы поначалу созванивались с ними каждый день, потом уже реже. И они каждый раз пытались опровергнуть российскую пропаганду, которую мы в семье и так не смотрим. И я чувствовала, что очень важно просто все это выслушать, что это их как-то успокаивает. Хотя так странно, когда тебя пытаются разубедить в том, во что ты и так не веришь – и ты просто молчишь и слушаешь.
А потом я узнала, что у них есть родственники в России и в Крыму. И хотя их папа и мама – украинцы, они себя считают русскими. Они смотрят телевизор и пересказывают его своим родным в Киеве. И предлагают им «любить Россию, а Украину не любить». Это за гранью моего понимания. Как пропаганда смогла обмануть людей, у которых в Украине родственники?
Это же очень просто: ты звонишь, и близкий тебе человек присылает фото из своего окна, как ракета в асфальте застряла прямо посреди жилого микрорайона. А тебе с утра сказали: «высокоточными ударами по военным объектам». Должны возникать вопросы. У меня, например, вопросы возникали.
Однажды они рапортовали, что «освободили» какие-то населённые пункты и «там продолжается обычная жизнь». Слушаю и думаю: а обычная жизнь в таких условиях – это как? Я нахожусь за три тысячи километров, где не слышно выстрелов и воздушных тревог, но у меня НЕ продолжается обычная жизнь. Вернее, она продолжается, но она «мчится ногами зарубленных куриц». Вроде бы и нужно выполнять все свои обычные дела, а, с другой стороны, это как-то дико. Работа, на которой нужно усилием воли заставить себя сосредоточиться, а когда она заканчивается, и я иду домой, снова в голове весь этот кошмар. Обычная жизнь?
Знание, что есть люди, которые вот так легко предают родных, очень пугает. А еще есть люди, которые идут на войну, причем некоторые даже добровольно. И я боюсь даже спросить себя, кто все эти люди? Боюсь узнать, что это мои одноклассники, однокурсники, соседи.
«Это работа, за нее платят деньги», – так мне сказал один мой знакомый, собравшийся было идти по контракту. Я была шокирована. Осторожно спросила: «Как ты представляешь себе результаты своей работы?» Ожидала услышать какой-нибудь пропагандистский бред. Наивно я предполагала, что он рвется кого-то спасать и защищать. Но он ответил правильно: «Разрушенные города». Конечно, у меня не может быть ничего общего с человеком, согласным на такую «работу». Больше мы с ним не общаемся.
Но эта краткая переписка навечно теперь со мной. Я попыталась напомнить, что ценой может оказаться жизнь (это-то должно же человека волновать). Следующее, что я помню: «Если убьют, родственникам заплатят 2 миллиона». Тут я резонно заметила, что его ближайший родственник, который получит эти деньги – его мать, которая его не воспитывала, а отдала бабушке с дедушкой. У него с матерью плохие отношения. Он ответил, что не хотел бы, чтобы матери досталась хоть копейка, но по этому поводу он спокоен: «От наших чиновников не дождешься ничего!» Каким-то образом эти взаимоисключающие идеи умещаются у него в голове…
Я не верю в свою способность убеждать других людей: мало позитивного опыта в этом деле. Но я наблюдаю за людьми, пытаюсь их понять. Для себя я выделила три уровня: ценностный, деятельностный, информационный. Есть люди, которые разделяют ценности, которые раньше назывались общечеловеческими: что нельзя убивать людей, посягать на чужой дом и так далее. Но как называть их теперь, когда оказалось, что их не все разделяют? Как и о чем говорить с людьми, которые не разделяют их? В текущих реалиях это просто опасно.
Есть люди, у которых те же ценности, что у нас. Но они постоянно твердят, что «ничего нельзя изменить» и «от нас это не зависит». Им говоришь: «Я сейчас ехала в автобусе, и школьник хотел оплатить проезд телефоном, а у кондуктора эта система оплаты не работает, так она его чуть не высадила из автобуса, а это поздний вечер был. Мы и этого-то автобуса еле дождались». А они: «О да, кондуктора чуть ли не все такие, и ничего нельзя изменить». Да можно изменить! Я просто за паренька вступилась. Разъяснила кондуктору, что она обязана принимать и эту форму оплаты, а что у нее не работает – это не проблемы пассажира. И эти люди, выслушав, обязательно повторят: «Нет, я ничего изменить не могу».
Это жизненная позиция. Как убедить человека захотеть ее изменить? Разве это выгодно – быть неравнодушным и пытаться изменить если не целый мир, то хоть что-то? Нет, невыгодно и даже опасно. Поэтому эта «ничего-нельзя-изменить» позиция очень удобна для отдельного человека. В отличие от тех, чьи ценности позволяют воевать или одобрять войну, «от-нас-ничего-не-зависит» вроде бы хорошие добрые люди. Но в ситуации, где нужно что-то предпринять, они бесполезны. Переубеждать их бессмысленно. Ну, поймут они правду. Дальше что? Что они с этой правдой будут делать?
Остаются люди, у которых все в порядке и с ценностями, и с деятельным началом. Но их можно обмануть или ввести в заблуждение. Это про те случаи, о которых пишут: вот я или мой родственник изменил свое мнение. Когда у человека в порядке ценности, и он хоть сколько-нибудь активен, но на уровне информации он запутался. Вот тогда имеет смысл рассуждать, предоставлять доказательства. Но в своем окружении я таких людей не вижу.
Мы уже никогда не будем прежними. Но не все. У меня соседка моего возраста, и она живет с парнем. Как-то разговорились с ней, когда началась мобилизация: она уверена, что его не призовут. Откуда у людей такая уверенность, и как они так живут? Иногда складывается ощущение, что мы в каких-то разных мирах существуем.
Вроде бы со мной все в порядке, но мне нужно каждый день заставлять себя жить. Сложно из-за чувства одиночества. Мы разобщены и, кажется, ничего не можем сделать, чтобы прекратить этот кошмар. Ощущение бессилия очень угнетает. Иногда я захожу в чаты помощи беженцам, выбираю какую-то просьбу о помощи и чем-то помогаю. Люди пишут «спасибо!» и желают всех благ. Мне это приятно, но на самом деле я делаю это, чтобы ощутить, что я жива, что я человек и могу хоть что-то сделать. Сбросить это ощущение паралича.
