«Протестный  информационный фон – это уже хорошо»

Максиму 44 года. Специалист в области высоких технологий, родился в Хабаровске. Сделал карьеру в Москве. Объездил всю Россию. Успел поработать в ведущих европейских и американских IT-компаниях. Сразу после начала войны в Украине эмигрировал в Аргентину. Максим всегда знал, как анонимизировать протестные действия в России и воевал с системой в Интернете. В эмиграции продолжает свою «подрывную» деятельность и помогает строить жизнь русской диаспоре.

– Что касается политики России и непосредственно восприятия Путина, было несколько моментов,  когда я ощущал «п***ец». Первый раз, когда Ельцин говорил, что «я устал», я «мухожук», «вместо меня будет Путин». Я подумал: какого черта за меня это решили? Второй момент – когда мы отжали Крым. Я понимаю «крымнашевцев», но так же не делается. Сейчас не 19-й век.

Потом показательно убили Немцова. Красочно, постановочно. Мне, честно, очень хотелось видеть его Президентом. Когда его убрали, я понял, что перспективы в России – «все». Потом Навального отравили.

Тем не менее, для меня открытая политическая позиция была невозможна. Делать это в России можно только анонимно. Я как-то раз оказался на Болотной площади во время разгона. И понял, что во времена Немцова как раз все это случилось. Я попал под раздачу. Осознал, что не вправе просто сесть в тюрьму, обеспечив своей семье проблемы. Мало кто на такое способен. 

Но если себя анонимизировать – очень просто через соцсеть создать профиль какого-нибудь Ивана Ивановича – это можно делать. Молчать нельзя. Даже анонимное выражение своей позиции – это уже хорошо: создается протестный  информационный фон. Я общался с «кремлеботами».  Оперировал фактами: «в городе нет тротуара и фонарей» и т.д.

Молчать недопустимо. Может, люди, которые это читают, хоть как-то сомневаться начнут. Я глубоко кланяюсь тем, кто открыто идет против режима. Но всегда боялся, что система пойдет дальше и, как во времена КГБ, возьмется за их родственников, друзей. Поэтому мой протест был анонимным.

Вся пропаганда из телевизора напоминала  какие-то учебники истории, когда рассказывали про крепостных: ты вообще никто, и об тебя можно вытирать ноги. А социальные лифты есть у тех, у кого папа – ФСБшник. И вот эту сегрегацию я четко ощущал.

Я имею большой опыт работы на иностранные компании. Много путешествовал, общался с людьми из Европы и США. Понимал, что IT сектор в России вообще завяз. Эта индустрия движется в сторону кладбища семимильными шагами.

 Некоторые  родственники работают в ФСБ или вооруженных силах, поэтому в феврале за неделю до 24-го я уже знал, что все будет. Ребятам-военным,  которые уехали в Беларусь на учения, сказали: «Вы не вернетесь в феврале».

У меня была беременная жена. Нужно было решать, что делать. Было ясно, что будущее ребенка зависит от того, в какой стране он родится. И я понимал,  что в России ни у меня, ни у ребенка нет перспективы.

24 февраля меня охватило чувство безнадежности. Я понял, что ничего не могу сделать. Это будет не война, это будет геноцид. Вообще не важно, кого геноцид. Все, что живое, что движется, попадет в мясорубку. Что Путин начинает этот «трындец», а разгребать будет весь мир. 

Когда мои знакомые «аля патриоты» говорили, что к 8 марта мы все захватим, я не верил. Было понятно, что в Украине такие люди, которые не сдадутся. Что они упрямые. Сейчас очевидно, что эта война будет проиграна. И основная причина для этого в том, что нет идеологии. Вторжение обосновано ложью.

Все уже понимают, что даже если 1000 человек нацистов в Украине наберется – это не причина бомбить всю страну.

Если раньше люди верили телевизору, то сейчас начали просыпаться. Новости стали смотреть не по телевизору, а по холодильнику: начинается зима, халявная еда заканчивается, санкции начинают действовать. Как бы ни рисовали курс, все равно дорого все. Правительство как будто включило замедленную тактику и варит лягушку на медленном огне, чтобы она сама не заметила, как сварилась. Но когда лягушка сдохнет, может быть, кто-то пепельницей Путину башку проломит. Я ожидаю резкий обвал рубля, как в 90-е был.

Мне было что терять в России, поверьте. Перед отъездом мы достраивали в Подмосковье дом.  Это была моя мечта.  Мы копили на свой дом, в чистом месте, красивый, добротный. Оставались только кровля, отделка – я это все быстро закончил, но все равно купил билеты в Аргентину.

Аргентину выбрали, потому что мы ждем ребенка, а там максимально просто получить легализацию. Тут я купил автомобиль простенький, мебель, технику. Мы живем совсем не так шикарно, как жили в России. Зато тут я уверен за свое сегодня. Тут отличные продукты, мясо, хорошая бесплатная медицина, бесплатное образование – тоже хорошее. Думаю, здесь есть будущее для моих детей. В России остались родители, дом, братья, сестры, две машины.

У меня очень много знакомых в IT. Все сбежали кто куда. Все волнуются за своих детей. Кто-то раньше, кто-то позже, но очень многие уехали. Обстановка накаляется.

Я очень надеюсь, что война закончится сменой власти. Что  на смену придет более народная власть.

Основа экономики – общество потребления. Это общество должно существовать в определенных условиях. Когда у людей нет ни дорог, ни горячей воды, то и нет такого общества. Если после периода «смуты» наступит рост,  Россия станет великой.  Если после «серых» придут «черные», жутко представить, что будет. России тогда ничего не светит.

Сейчас эту войну невозможно выиграть ни экономически, ни идеологически. А вот Украина, надеюсь, довольно быстро станет государством с приятной атмосферой, куда будут приезжать туристы, и люди там будут счастливы.