Владе 35 лет. Она родилась 24 февраля в Донецкой области. Там закончила университет. Потом переехала в Киев. 10 лет работала в правоохранительных органах. Вплоть до 24 февраля 2022. Войну встретила в Ирпене: «У них была цель посеять ужас у спящего мирного населения». Из Ирпеня успела выехать в последний момент. Сейчас живет в Канаде с 6-летним сыном. Занимается волонтерством. О том, какой была Донецкая область до 2014 года, хотели ее жители больше в Евросоюз или в Россию, и почему эту войну можно назвать геноцидом, Влада говорит в проекте «Очевидцы».

Расскажите о себе.

— Я хочу почати інтерв’ю українською мовою і звернутися до тіх українців які будуть слухати це інтерв’ ю. Я вільно володію державної мовою, вважаю її єдиною мовою в Україні яка має використовуватися публічно і в побутовому вигляді також за сприятливих умов. Тоб то я проті політики нав’язування. Я хочу щоб моя рідна мова звучала в кожному куточку світу але це не має бути примусово. Це інтерв’ю я буду давати российской мовою для тіх слухачів які будуть прослуховати це інтерв’ю і виходці які з різних країн світу. Для того щоб мене зрозуміл кожний.

[Я хочу начать интервью на украинском языке и обратиться к тем украинцам, которые будут слушать это интервью. Я свободно владею государственным языком и считаю его единственным в Украине языком, которым надо пользоваться публично и в быту. То есть я против политики навязывания. Я за то, чтобы моя родная речь звучала в каждом уголке мира, но это не может быть принудительно. Это интервью я буду давать на русском языке для выходцев из разных стран мира, которые будут слушать это интервью, для того, чтобы меня понял каждый.]

Меня зовут Влада, мне 35 лет. Я родилась 24 февраля в Донецкой области, выросла там же. Я закончила Донецкий университет по двум факультетам и в 2012 году переехала в Киев в поисках карьерного роста. Последние 10 лет я работала в Украине финансовым следователем в правоохранительных органах, вплоть до начала полномасштабного вторжения 24 февраля. Уже полтора года я живу в Канаде со своим сыном, на сегодняшний момент ему 6 лет. Здесь я работаю бухгалтером.

Вы родом из Донецкой области. Какой она была до 2014 года?

— Мне нравится этот вопрос. Я хочу, чтобы в обществе сломался стереотип мерзкого термина «выходцы из Донбасса». Я хочу, чтобы это снова звучало гордо. Донецкая область образца 2013-го года, хотя после 2014-го всё изменилось, это очень развитый и благополучный регион с людьми, которые не знают усталости и успешны благодаря своему труду, своим навыкам и знаниям. Я понимаю, что в каждом регионе, в каждой стране есть прослойка общества, которая может вызывать отталкивание, и там точно так же, как и везде, были эти криминальные прослойки общества. Но кроме того, это был регион, который дал жизнь очень многим деятелям науки, искусства, бизнеса. Быть дончанином, выходцем из Донецкой области — это была большая гордость. Моё место рождения дало мне очень сильную волю, настойчивость, амбициозность, прекрасное образование и сильный характер. Для меня не существует выражения «это невозможно». Я знаю, что возможно всё, и, к сожалению, как хорошее, так и плохое, но всё по воле человека. Я хочу особенно подчеркнуть, что несмотря на то, что преподавание у меня в школе велось в основном на русском языке, к моменту поступления в университет в 2001-м году Украина полностью перешла на болонскую систему, и образование в университетах уже велось на украинском языке. Никогда не было даже мысли о том, чтобы ощущать себя гражданином любой соседней страны. Мы идентифицировали себя только как украинцы, граждане Украины, единой страны, и мы гордились нашей страной. В моей школе — это был лицей — я училась на украинском языке. Мы были присоединены к казачьему кругу. У нас проводились казачьи сборы с национальными играми и кулешами. Ми співали гімни, ми співали козацькі пісні, давали присягу українському війську, козацькому гетьману України. То есть Украина в наших сердцах, в наших мозгах, и это было гордостью, патриотизмом в хорошем понимании этого слова. Я не встречала большого желания даже просто ездить в Россию туристом ни в своем окружении, ни у знакомых. Это была очень похожая на нас соседняя страна, и нам, по большому счёту, вообще не было абсолютно никакого дела до событий, которые происходят у них. Может быть, это было в силу моего возраста, потому что я родилась в конце Советского Союза и не застала его в сознательном возрасте. Я считаю себя и по сей день рожденной в Украине, а не в Советском Союзе. Даже в документах я везде всегда указываю, что родилась в Украине, хотя независимость она приобрела в 91-м году, а я родилась в 88-м. И настроения, которые впоследствии передавались средствами массовой информации о том, что мы сами их звали — это абсолютная пропагандистская ложь. Никто в Донецкой области не звал Россию.

Российская пропаганда утверждает, что Донецкая и Луганская области были в упадке и их нужно было спасать и поднимать. Как на самом деле обстояли дела?

— Это абсолютная ложь. Во-первых, мы можем взять экономические и статистические данные для того, чтобы думающий человек просто, просмотрев цифры, понял, что это абсолютное вранье. Это были экономически очень высокоразвитые регионы. Большое количество заводов, огромное хранилище полезных ископаемых и люди, которые умели этим всем управлять. Мы жили очень хорошо. В 2012 году в Украине проводился чемпионат по футболу «Евро-2012», и несколько городов Украины — Львов, Днепр, Киев и Донецк — стали городами, в которых проводились матчи. Я считаю, что Донецк стал визитной карточкой этого чемпионата: к 2012 году обновили дороги, был построен абсолютно новый аэропорт и новый стадион — «Донбасс Арена». Я помню, что приехало большое количество фанатов футбола со всего мира, и мне было очень приятно ощущение выходца из Донбасса, потому что было не стыдно принимать иностранцев. Новые высотки, классные дороги, яркие кафе, рестораны, улицы усыпаны аллеями — город рос. Донецк был городом роста. Это было яркое событие. Назвать такой регион загнивающим — просто невозможно. Есть видеофакты и доказательства. Много моих друзей работало на этом чемпионате мира, потому что у них был высокий уровень английского языка, и они могли поддерживать не просто беседу, а профессионально оказывать услуги иностранцам. Я не могу ничего сказать по поводу Луганска, я там никогда не была, но Донецкую область я знаю очень хорошо. Во многих городах я была, в том числе в Мариуполе. Я помню Мариуполь — это индустриальный город, там есть заводы Азовсталь и завод Ильича, которые давали огромное количество рабочих мест. Соответственно, и уровень жизни за счет этого у города рос.

Что же произошло на Донбассе в 2014 году?

— Это заранее подготовленная, продуманная акция, которая привела ложь и захватничество. Я допускаю некое количество людей, действительно проживавших в Донецке и в Донецкой области среди тех, кто скандировал «Россия», но их большую часть составляли люди, которые приехали из-за поребрика, это однозначно. Потому что, возможно, та волна, которая вспыхнула по всей стране после «революции достоинства» и не была поддержана в Донецке с таким энтузиазмом, как в Киеве, но всё же она была. Донецк тоже хотел в Евросоюз, Донецк тоже хотел в Европу, и Донецк не хотел в Россию. Я не была в Донецке в момент его захвата, но я была в своем городе в Донецкой области — это 60 километров от Донецка, в 2014 году это был прифронтовой город. Майские праздники, я приехала проведать свою семью, как вдруг непонятные люди в военной форме целенаправленно зашли в город на три точки, так же как в других городах — Славянске, Краматорске, Дружковке. Это полицейский участок, городской совет и телевышка. Они объявили о том, что захватили город. Кто они? Они себя не называли. Довольно быстро их выгнали из города, но я помню, что звучала стрельба. Я решила вернуться в Киев, и буквально на последней маршрутке уехала в Донецк, а оттуда одним из последних поездов уехала в Киев из захваченного Донецка.

Были ли тогда демонстрации в поддержку России?

— Конкретно в моем городе демонстраций ни в поддержку Путина, ни в поддержку Евромайдана не было. Я могу судить по спутникам Донецка, там этого тоже не было. Вся картинка сосредоточилась в Донецке, конкретно на площади Ленина. Вот там были митинги как в поддержку Евромайдана, так и в поддержу не присоединения, конечно, но якобы помощи от России. Этот механизм был настолько отработан по методичкам, что если обратиться к митингующим: «Зачем вы сюда пришли?», кроме лозунгов с их плакатов, они ничего не смогут вам объяснить. Им дали конкретное задание, но для чего они там стоят, объяснить не могут. Потому что это были люди, которые к происходящим событиям не имели никакого отношения. Если спросить любого митингующего из сторонников Евромайдана: «Почему вы здесь находитесь?», то, скорее всего, вы получили бы четкий ответ, что мы хотим смену власти, что мы устали от коррупции в стране, что мы хотим курс на евроинтеграцию, что мы хотим быть частью Европы, что мы хотим безвиз. То есть это те тезисы, которые звучали от людей, которые действительно понимали, почему они там находятся.

Каким был ваш день 24 февраля 2022 года?

— Не день. Я встретила ночь 24 февраля на работе. Видимо, о готовящихся событиях уже знали — нас вызвали на работу, и мы занимались эвакуацией документов. Утро 24 февраля я встретила недалеко от одного из украинских аэропортов. Первые взрывы в 4-5 утра происходили буквально на моих глазах. Ужас, непонимание, неприятие, страх — это те эмоции, которые я ощущала. Я слышала выстрелы в 2014 году, но концептуальная разница между тем вторжением и полномасштабным вторжением сейчас в том, что в 2014 году они всё-таки не воевали с мирным населением. 24 февраля 2022 года — это день массового убийства в том числе и мирного населения. Им было без разницы, что бомбить. Вернее, наверное, у них как раз была цель посеять ужас и панику убийством спящего мирного населения.

Лично вы были свидетельницей военных преступлений? Российская пропаганда подает их как фейки.

— Утром 24 февраля я вернулась в Ирпень. Всё это время над Ирпенем летали истребители, вертолёты, вёлся захват Гостомельского аэропорта. Расстояние от Ирпеня до Гостомеля в пределах 30 километров, то есть всё видно, всё слышно, а для авиации это вообще практически ничего. Ты из собственного окна видишь авианалёты. Я видела, как бомбят Ирпенский военный госпиталь. Взрывалось буквально всё. Мой ребёнок слышал разговоры взрослых, когда мы находились на паркинге, и он меня спрашивал: «Мама, почему эти люди пришли нас убить?» Ему на тот момент было 4 года, и у меня не было ответов на этот вопрос. Мы переночевали в паркинге, хотя это было сложно назвать «переночевали» — мы, естественно, не спали. Непрекращающиеся взрывы и перестрелки, потому что тогда они как раз захватывали знаменитую Бучанскую дорогу, снимки с которой облетели весь мир. Это тоже было очень близко ко мне, буквально полтора километра. Мы пытались понять, что вообще происходит, что нам делать, из обрывков новостей. Когда из новостей стало ясно, что все выезды из Ирпеня либо захвачены российскими танками, либо подорваны мосты, и оставался только один выезд из города, я приняла решение, что мы выезжаем. Комендантский час наступал буквально через час, и мы выезжали через единственный выезд, на котором впоследствии были расстреляны эвакуационные колонны с людьми из Ирпеня. Вечером 25 февраля мы выехали из области. Дальнейший путь был сложным, но мы остались живы. По поводу фейков. Это мерзость, которая звучит из российских телевизионных каналов, она поднимает еще большую волну ненависти. Эти люди не просто пришли с войной — они пришли, чтобы максимально уничтожить украинцев. Это геноцид. Я занималась некоторой частью расследований военных преступлений, и я могу рассказать одну небольшую историю. В Ирпень и Бучу переехало очень много донецких и луганских жителей. Они начали свою жизнь с нуля после 2014 года. Даже были некоторые кварталы, в которых возле жилого массива стояли только машины с номерами АВ и АН выходцев из Донецка. Люди отстали с регистрацией, потому что уехали тогда без ничего, просто побросали свои дома, переехали в Ирпень и начали новую жизнь. Я знаю случай, когда от семьи из четырех человек из Луганской области остался только номер от машины. Они просто сожгли целую семью, от них ничего не осталось. Все международные свидетели были на местах этих преступлений. Это невозможно сыграть, это невозможно подстроить, это действительно было, и я хочу, чтобы виновные понесли наказание. Я хочу помсти [мести]. Я хочу, чтобы эти люди предстали перед судом.

Когда началось полномасштабное вторжение, многие украинцы призывали россиян выступить против. Почему отзывов было очень мало?

— Я просила, и все мои друзья. Мы обращались, потому что нам казалось, что если правду и призыв о помощи услышат от нас, то люди, которые являются нашими родственниками и друзьями, помогут. Но мы не получили ответа и отклика. Конкретно в моей семье близкие родственники из России сказали: «А по телевизору показывают, что это всё неправда. Подождите, мы вас освободим». Мы говорим: «Нас сейчас убивают», а они говорят: «Нет, это неправда». Я не могу ответить на вопрос «Почему?», потому что я не нахожусь в той стране. Я не могу понять эту логику, потому что в моем понимании не существует ситуации, когда на улице несколько сотрудников полиции избивают человека, а окружающие просто пройдут мимо либо достанут телефон и будут это снимать. В моём мире, в Украине, этих так называемых правоохранителей мгновенно растащат прохожие и не позволят избивать человека, либо, не дай бог, убить его. Поэтому ответить на этот вопрос я просто не могу. Откуда это равнодушие в людях? Откуда этот страх? Мне сложно понять.

Как украинцы относятся к тем россиянам, которые выступают против войны?

— Те, кто находятся в данный момент в Украине, плохо. Я думаю, только единицы могут сказать несколько хороших слов даже о тех людях, которые не просто не поддерживают, а всячески помогают, часто точно так же — ценой прощания со своим домом, потому что для них после этого путь домой закрыт, пока действует эта власть. Но я не осуждаю их. Находясь там, сложно проявлять понимание, сочувствие или вообще какие-то хорошие чувства. Мне не нравится этот термин, но он есть — «хороший русский». За границей по-другому. Здесь люди объединились против войны вне зависимости от своей национальности.

Кто и что может остановить войну?

— Люди. Те, кто её развязали — люди. Также и остановить её могут только люди. Именно поэтому я сейчас говорю на русском языке — я хочу, чтобы те, кто меня слышат, услышали. Я понимаю, что геноцид русскоговорящего населения начался не в Украине, он начался в России. И первая страна, которую начали уничтожать изнутри, это именно Россия. Народности, которые там проживают, были брошены на войну в Украину первыми, потому что их просто не жалко. Я понимаю, что людьми движет страх выйти на митинги и сбросить власть. Страх вырабатывался очень долго системой наказаний и системой стукачества. Но вам сейчас не просто закрыли рты, а отобрали возможность думать, жить, растить своих детей не только на убой. Есть, знаешь, такая банальная фраза «всех не пересажают». Но, к сожалению, те, кто выйдут первыми, пострадают. Только массовость может победить это зло.

Опасаетесь ли вы, что многие страны устанут поддерживать Украину?

— Нет. Я не могу себе позволить думать по-другому. Все устали от войны, я понимаю. В этом и была его цель: истощить и вывести на переговоры, которые устроят только Россию. Но помощь от всех стран не прекращается, ни военная, ни гуманитарная, ни финансовая. Она продолжается и будет продолжаться, потому что абсолютно всем ясно, что если падет Украина, Россия пойдет дальше — на всю остальную Европу. Я смотрю по новостям: начались массовые учения в европейских странах на границе с Россией, в том числе в западных. Все готовятся, потому что понимают, что аппетиты России растут.

Насколько тяжело было начинать жизнь с нуля за границей?

— Не с нуля, с минуса. Когда говорят, что жизнь с нуля — у тебя нет никакого бэкграунда за плечами. А у меня там осталось все, вся моя семья. Я уехала вдвоем с ребенком. Решение было сложным, но оно было принято практически сразу и оказалось верным. У меня была замечательная жизнь. Последний год перед войной я просыпалась с предвкушением нового дня. Я буквально кайфовала от жизни. Я построила жизнь так, как хотела. У меня была прекрасная работа, семья, у меня были друзья — семья, которую выбрал ты. У меня были хобби, я путешествовала. Жизнь прямо манила, и я с удовольствием ее проживала. И в один день все это ушло, перестало быть. Смириться с этим было очень сложно. Несколько месяцев для меня были борьбой, чтобы не смотреть назад, не сравнивать, понять, что все это закончилось и больше не вернется.

Как вы представляете сосуществование России и Украины в будущем?

— С нынешним правительством — никогда, невозможно. Это вопрос не только о существовании Украины и России, это и о других странах тоже. Россия стала изгоем для всех, кроме таких же террористических стран, которые якобы являются ее друзьями, но которые как крысы с тонущего корабля покинут ее в первую очередь.

Что бы вы хотели сказать россиянам?

— Я не жду от вас геройства. Я не хочу, чтобы вы шли на верную смерть. Я не хочу, чтобы это был безмозглый выход одинокой женщины. Но я хочу, чтобы вы хотя бы пытались найти альтернативные новости, слова, оценивали ситуацию с разных сторон, а не только с тех, с которых вам предлагают разрешенные массовые издания, телевизор и радио. Я хочу, чтобы вы думали, чтобы вы не забывали, что вы люди, матери, чьи-то дети. Не забывали, что у нас в Украине тоже наши дети и отцы, которые погибают за свою страну, защищая ее. А солдаты России на территории нашей страны воюют, а не защищают.

Расскажите о своей волонтерской деятельности в Канаде.

— Волонтерить я начала еще в Румынии, когда мне удалось оказаться в безопасности. Я благодарна тем людям, которые буквально спасли наши жизни. Я с большой теплотой вспоминаю падре Николая, в доме у которого мы жили. Он с помощью переводчика, потому что знал только румынский, а я только английский, предложил: «Если ты знаешь кого-то, кому нужны убежище, дом, еда или медицинские услуги, мы готовы принять всех». Так получилось устроить одну семью: три женщины и два грудных ребенка, младшему на тот момент был всего лишь месяц. Мы смогли устроить их и еще 30 семей. Я помогала с медицинскими услугами и переводом, потому что знала английский. Когда я приехала в Канаду, я никого не знала. Через интернет я нашла информацию про организацию WE HELP! Ukraine Toronto to GTA и её директора Нину Блинову. Мы с ней созвонились, и буквально через несколько дней она нашла для меня хост-фемили. Это замечательные люди, канадцы Линдси и Нил Пател и их сын Макс. Они приняли нас на первые два месяца. Чувство вины преследует меня до сих пор, что я не там, что я не дома, что я не участвую. Оно, наверное, мой самый большой двигатель волонтерской деятельности. Я хочу помочь как можно большему количеству людей. We Help to Ukraine — это различная помощь, от встречи в аэропорту новых семей до информационной помощи или помощь в арт-классах, которые Нина проводит каждую субботу для украинских детей уже второй год. Все это бесплатно не только для детей, но и для взрослого поколения. Мне очень радостно видеть их счастливые лица. Есть семьи, которые переехали из Донецка в Мариуполь после 2014 года. Вы видели серьезных детей? Они не улыбаются. Это страшно. Но я вижу, как после этих занятий у них расцветают улыбки, хоть и не сразу. Взрослые, особенно старшее поколение, приехали сюда, например, из Харькова, им некуда возвращаться. Здесь на занятиях они хотя бы находят общение, вместе вяжут, делятся своими историями, новостями. И они тоже как маленькие дети. Еще один мой проект: все мы приезжаем сюда со страхом, что наши дети не знают английский, а оказалась, что проблема в другом — дети очень быстро забывают наш язык, и русский, и украинский. Когда я это осознала, я начала искать занятия для своего сына, и поняла, что там, где я живу, их нет. Я начала узнавать, как это организовать, и таким образом вышла на Toronto District School Board. Я спросила их о такой возможности, и они сказали, что если будет 23 желающих студента, то они организуют нам такие классы на базе школы. Я нашла 56 студентов и очень рада и горда этим. Первые занятия по вивчення української мови для наших детей стартовали на этой неделе в двух школах абсолютно бесплатно. Наши дети будут сохранять свой язык — это прекрасно.

Как канадцы приняли украинцев?

— Канадцы — это невероятная нация. Они принимают не только украинцев, а всех с распростертыми объятиями, с огромным сочувствием и невозможным желанием помочь. Даже когда ты не просишь о помощи, они подумают наперёд за тебя. Мы все-таки не умеем принимать эту помощь, не умеем просить. Но здесь этого и не надо делать, потому что отказаться — это как раз дурной тон. Здесь люди невероятно добрые, невероятно открытые и позитивные. Первые дни своего нахождения здесь я была в эйфории, потому что здесь все улыбаются, спрашивают: «Как дела?», хвалят твоего ребенка за то, как он проехался на самокате и желают тебе доброго дня. Я очень поддерживаю эту культуру и хочу, чтобы в Украине было так же. Когда ты видишь на улице хмурые лица, отягощенные проблемами, ты перенимаешь эту мимику на себя. А когда тебе улыбаются, сложно не улыбнуться в ответ, особенно, если эта улыбка искренняя.

Чего вы боитесь больше всего?

— Что зло победит.

О чем мечтаете?

— Увидеть Украину в полном своем составе. Я хочу, чтобы все территории вернулись домой. Я хочу увидеть Донецк с украинскими флагами. Я знаю, что была длительная оккупация, я понимаю, что это будет не так, как было с Херсоном. Но я знаю, что в Донецк придет очень много людей с украинскими флагами. Хочу вернуться домой.