«Власть вооружилась. У нее миллионы подготовленных псов»

Салават Фиsalavat_fidaiдаи — художник и скульптор из Уфы. Создает микроскульптуры на кончике карандаша, принесшие ему мировую известность. Сотрудничал с Marvel, HBO, Джастином Бибером и сериалом «Игра престолов». В Тиктоке Салавата почти 13 миллионов подписчиков. После полномасштабного вторжения России в Украину Фидаи с семьей покинул страну. Сейчас по визе талантов проживает в США, где выходит на антивоенные митинги российских политэмигрантов.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Салават Федаи, я художник и скульптор, мне 50 лет. Родом я из Уфы, Башкортостан. Последние 10 лет я занимаюсь тем, что создаю микроскульптуру на кончике карандаша.

«Его работы известны по всему миру, я думаю вы тоже натыкались на эти видео с карандашами. В его аккаунте в тик-токе более 10 миллионов подписчиков. Среди его клиентов коллекционеры, участники списка Forbes, мировые звезды. Он делал проекты вместе с HBO, Marvel, сериалом «Игра престолов» и Джастином Бибером».

Как изменилась ваша жизнь после 24 февраля 2022 года?

— За два месяца до начала войны в Украине я поступил на режиссерский факультет в Московскую школу кино, на подготовительный курс, и планировал начать карьеру режиссера, обучаться этой профессии и перебираться в Москву.

24 февраля 22 года мы проснулись в Москве, узнали, что случилось, что российская авиация бомбит Киев, бомбит украинские города, российские войска вошли на территорию Украины. Я в это до последнего не верил, как и многие, и думал, что это фарс, что это просто бряцание оружием, как говорят. Но это случилось. Мы срочно вернулись в Уфу, в родной город, быстро собрали вещи, объяснили всё детям. Я забрал документы из Московской школы кино. Мы купили первые попавшиеся билеты на ближайшую дату и в начале марта покинули нашу страну. У нас сын, на момент начала войны, ему было 19 лет, и не хотелось, чтобы он стал пушечным мясом, и чтобы ему дали оружие и отправили убивать мирных людей. Также причина была в том, что, наверное, мне совершенно не хотелось уже находиться в этой стране, в стране, которая стала террористическим государством, как стало понятно в последующем, работать в такой стране, жить в такой стране, платить налоги, чтобы государство потом использовало мои деньги на войну. Одна из основных причин, –  мы больше не видели для себя и для своих детей будущего в этой стране.

 Как вы оказались в США?

— В начале марта мы уехали из России. Первым делом мы приехали в ту страну, куда была возможность прилететь без визы и обосноваться. Это была Черногория, мы поселились в Будве. И так получилось, что мы решили немного прийти в себя, сориентироваться и понять, куда нам двигаться дальше, потому что совершенно было понятно, что в Россию мы уже вернуться не можем и не сможем, наверное, в обозримом будущем.

Целый год прожили в Черногории. Дочь у меня пошла в школу в Черногории. Это была школа русско-черногорская, это фонд «Пристанище» организовали Adriatic School для детей релокантов, иммигрантов. И мы решили, что пока поживем здесь. В течение этого времени делали визу в США. У меня виза талантов, я ее делал уже повторно, второй раз, и когда виза была готова, мы собрались и переехали в США. Я не уверен, что это будет постоянным местом жительства надолго, но пока ближайшие годы мы будем здесь.

Насколько вы были политически активны до начала войны? Участвовали в акциях протеста?

— Я считаю одной из своих больших ошибок, когда смотрю в прошлое, что я недостаточно был активным и недостаточно интересовался внутриполитической ситуацией в России. Потому что, я был поглощен многие последние годы больше искусством, и старался абстрагироваться, дистанцироваться от политики, от того, что говорят по телевизору, на каких-то каналах и так далее, старался меньше этим интересоваться. В отличие от меня, супруга моя, Регина, наоборот мониторила с 17-го, с 18-го года все тщательно, ежедневно и мне приходило, пересказывала. Иногда я просто ее останавливал и говорил: «Мне это не интересно, остановись, я не хочу это даже слышать. У меня все хорошо, у меня все нормально». Но наступил момент, когда уже это нельзя было игнорировать.

Первое в чем я принял участие, это был массовый митинг в Уфе. Несколько тысяч человек вышли к администрации, требовали освободить Алексея Навального. Это первая акция, в которой я участвовал, уже непосредственно выйдя на улицу. А так, конечно, я уже переписывался блогерами, с друзьями, делал посты, публиковал свои высказывания, но я бы не назвал это какой-то активной позицией. И только с начала вторжения России в Украину, когда мы покинули Россию, у меня как будто произошло какое-то прозрение, может быть, меня расколдовали. Я увидел всё совершенно прозрачно и отчётливо, и стал более пристально изучать все материалы в интернете, слушать очень много различных каналов, блогеров, политологов. Теперь я сожалею, что я не сделал этого раньше. Возможно, я смог бы внести свой вклад, какой, не знаю, но что-то бы я сделал для того, чтобы Россия не стала такой, какой она стала сейчас.

Когда вы были в Черногории, ваши дети ходили в школу вместе с украинцами и белорусами. Не было конфликтов?

— Часто попадались те, кто приехал из Украины, прямо с места боевых действий, из Мариуполя, где-то с восточной границы, там, где уже российские войска начали уничтожать население, бомбить города. И люди под этим воздействием очень остро реагировали на русскую речь, на русских. И это было понятно, поэтому открытых конфликтов не было, но чувствовалась какая-то очень сильная неприязнь. А те, кто приехал из более спокойных мест, которые были более обеспечены, они поспокойнее ко всему относились. Да, первое время была такая большая дистанция между людьми, но постепенно-постепенно, когда люди проникались вот этим черногорским спокойствием, проходил этот синдром постоянного страха, страха того, что на тебя нападут, с тобой что-то сделают. И люди успокаивались, и начиналось обычное общение, как это было до войны. На моем опыте не было ни одного конфликта и ни одной острой ситуации.

Теперь Россия имеет статус страны террориста. Войска, идеология, пропаганда, все похоже на пропаганду Геббельса, на фашистскую пропаганду. Все, что делают российские войска в Украине, это страшно, это ужасно, и сложно здесь что-то говорить, поэтому нам остается только терпеть любые выпады в нашу сторону, что угодно, нам остается только принимать это и стараться как-то сгладить, даже если что-то такое возникает.

У вас миллионы подписчиков. Вы используете свои площадки в соцсетях, чтобы высказаться против войны?

— Да, я делал это многократно, но, возможно, не очень активно. И я сейчас собираюсь переходить в ту фазу, когда нужно больше давать информации людям, которые на меня подписаны, больше им рассказывать о том, что происходит. Поначалу я думал, что все же сидят интернете, все же и так все знают, все понимают. Сейчас понятно, что многие люди просто не смотрят те каналы, на которых говорят правду. Чаще люди просто смотрят телевизор. Даже среди моих знакомых и родственников есть те, кто пользуется только мессенджером вотсап или Вконтакте, просто для переписки, для обмена мемами, фотографиями, и смотрят телевизор и вот эту зет-пропаганду. Но тем не менее, они подписаны на меня и, может быть, я через свой канал могу им донести то, что им не хочется слышать, или им лень, или они боятся где-то найти информацию в другом месте. Сейчас настал момент, когда нужно многократно увеличить активность с моей стороны, также это рекомендую и другим блогерам делать, увеличить ту информацию, которую мы можем дать своим подписчикам.

Почему большинство крупных российских блогеров не обозначили свою позицию по отношению к войне?

— Причины, я думаю, очень понятны. По крайней мере, понятны мне, потому что я много общался с такими блогерами, у многих спрашивал.

Блогеры-миллионники зарабатывают, это их продукт, это их бренд, это их, так скажем, основной вид получения дохода. Они просто боятся потерять этот источник дохода. Если они займут активную антивоенную позицию, то от них могут отказаться какие-то бренды, которые давали им рекламу. От них начнут отписываться их драгоценные подписчики. Многие хотят не замечать, что происходит в Украине, не замечать эту войну, и иметь возможность переезжать в Москву, уезжать снова в Дубай, ездить по миру, спокойно передвигаться по Российской Федерации, получать контракты и заказы от российских компаний.

То есть, они ставят свои личные интересы, интересы своего собственного интернет-бизнеса превыше интересов общественных, интересов своей страны. Своя рубашка ближе к телу. Но если представить какой-то фантастический вариант, если бы все дружно, единым порывом, все блогеры-миллионники российские взяли и высказали твердо свою позицию антивоенную, заявили, что они против войны и стали бы призывать своих подписчиков что-то делать, выходить на улицу, противостоять этой войне, помогать её прекратить, в этом фантастическом варианте, в параллельной вселенной могло бы произойти. Потому что, взять любого блогера, у которого несколько миллионов подписчиков, если сложить их всех, то это получится как раз вся активная часть населения, которая пользуется интернетом, сидит в интернете. Вот до них можно было донести эту информацию. Но я думаю, это нереально, потому что нет такой мотивации у каждого человека в отдельности, которая бы нас всех объединила.

К сожалению, то что случилось сегодня, то, что случилась такая война, она не стала общей бедой для Российской Федерации, она не стала общей бедой для населения России. Эту войну почувствовали немногие, к сожалению. И эта война стала общей бедой именно только для Украины сегодня. Украина объединилась, Украина объединила все свои силы, Украина изменилась. К сожалению, Россия не стала другой страной, наоборот, она стала деградировать. Ситуация в России становится все хуже и хуже, она закукливается, она уходит в свою раковину. Я думаю, процесс идет к тому, что та часть населения, которая против войны, будет просто вынуждена молчать, как молчали люди при сталинском режиме. И постепенно даже у них станет трансформироваться мышление, и они будут примыкать к большинству, чтобы выжить, если они не могут покинуть страну.

Зачем Путину эта война?

— Лично мое мнение, Путину элементарно нужно сохранить свою власть, это в первую очередь, потому что если бы не было войны, то возможно какие-то демократические силы, в том числе сообщество, которое объединилось вокруг Навального, сообщество, которое сформировало так называемую российскую оппозицию, могло начать движение в сторону свержения этого режима. Авторитарный, тоталитарный режим диктатуры, они требуют внешнего фактора для того, чтобы закрыть страну, запечатать, чтобы узаконить цензуру, узаконить правила военного положения, внедрить диктатуру твердой руки, что и делает Путин, постепенно-постепенно превращает страну в Северную Корею 2.0.

Вспомним сталинскую Россию. Сталин смог Россию превратить в ГУЛАГ, в концлагерь и зажать в кулаке всю страну. Я думаю, у Путина это тоже может получиться, если ему дать больше времени, просто он делает все более медленно и постепенно, и как бы, как часто говорят блогеры, варит раков или лягушку, постепенно повышая температуру и человек, не замечая, превращается в то, во что превратилось большинство населения России. Возможно, у него не хватит возможностей, сил, не знаю, я не могу сказать, какие у него планы, но мне кажется, постепенно будет и ГУЛАГ, будет и Северная Корея, будет и всё сталинское, о чем люди мечтали, когда говорили вернуть бы Сталина назад.

Сегодня в России как никогда сильны антиамериканские настроения. Как вы считаете, почему?

— Потому что, я думаю, зачем изобретать велосипед, когда уже отработаны технологии Советского Союза, можно просто брать их методички и все повторять. Когда нужен внешний враг, НАТО, США — это символ внешнего врага. Нужно дать внешнего врага, чтобы человек обратил свой взор не на внутренние проблемы, какие есть в стране, и перестал внимательно смотреть на то, что с ним делает его собственное государство.

Сейчас Путин может легко отменить выборы, либо оправдать любые недостатки в стране, любые ущербы экономические, любые проблемы тем, что вот есть внешний враг, он нам мешает, он нам вредит, и давайте будем искать шпионов, давайте объединимся, чтобы победить этого врага. Я думаю, дело только в этом.

Насколько важны антивоенные выступления россиян? Могут ли они на что-то повлиять?

— Сначала очень сильно рефлексировал и злился на тех, кто молчит. Даже делал такой пост у себя в инстаграм, что блогеры-миллионники уехали за рубеж или находились уже за рубежом, и они молчат, они никак не высказываются о войне, они, имея миллионную аудиторию никак не влияют на ту ситуацию, которая сложилась сейчас в медиа, в пространстве. Они могли бы даже повлиять допустим на мнение Запада, на мнение других стран, не только на мнение и мировоззрение нашего населения в России. Постепенно стал понимать, что у каждого своя ситуация, каждый подстраивается под свои условия. Наверное, лучшее, что мы можем сейчас сделать, это просто разговаривать со своими близкими, со своими друзьями, понимая, если они заколдованы, если они зомбированы зет-патриотизмом или пропагандой из телевизора, то нужно как-то менять постепенно их мнение, хотя бы чтобы в стране увеличилось количество людей, которые будут хотя бы внутренне против войны, чтобы настроения в стране менялись в сторону прекращения войны.

До свержения режима Путина, я думаю, это не может довести, потому что нет такой ведущей силы, нет такого лидера и нет такой организации, которая могла бы организовать такое протестное движение. И кстати, я хотел бы сказать, что, наверное, настал тот момент, когда мирное протестное движение бесполезно, и оно ни к чему не приведет. То есть, мы можем ходить с плакатами здесь за рубежом, что делали вот совсем недавно здесь, где я живу, в Северной Каролине мы выходили в поддержку Алексея Навального к годовщине его заключения под стражу. Исторически сейчас момент, когда уже мирным путем ничего не сделаешь.

Власть вооружилась, у власти несколько миллионов хорошо обученных, подготовленных псов, которые в различных правоохранительных органах защищают эту власть и готовы к любому террору, готовы к любым репрессиям. И эти люди, эта власть, они будут понимать только язык силы.

Вы участвуете в антивоенных акциях в США?

— В Северной Каролине мы выходили в поддержку Алексея Навального в годовщину его заключения под стражу. Мы находились в одном из парков города Шарлотт, и местная полиция на мотоциклах неожиданно подъехала к нам, где-то на расстоянии 10–20 метров. У меня сразу возник такой животный страх, который стал уже как бы практически закономерным в России, когда ты видишь полицию или Росгвардию, или какие-то другие правоохранительные органы, у тебя внутри что-то сжимается, какой-то холод появляется, и ты боишься того, что они могут сделать с тобой, то есть элементарно арестовать, или избить, или применить другое насилие. Но произошло такое неожиданное для меня, – дети стали фотографировать полицейских, снимать на телефон, родители с детьми стали делать селфи, тут подошли какие-то местные блогеры, стали тоже вместе с полицией общаться, снимать, все смеялись. Это было какое-то развлечение для детей, для взрослых, полицейские поблагодарили, извинились, что им нужно дальше ехать по делам, и они уехали, и на этом все. То есть, вот этот случай показывает, что я не могу себе представить, что бы это когда-либо было при Путине, но может быть, при раннем Путине, когда граждане, вышедшие на митинг не боялись полицию. И теперь я тем более не могу представить, что такое может произойти когда-то в будущем в России. Такое просто невозможно.

Как думаете, возможны ли демократические перемены в России?

— Я несколько раз сам себя спрашивал об этом. Сегодня я могу сказать, что ни о какой демократии в России не может быть и речи. Во-первых, после того, как я стал пристально изучать новейшую историю России, политическую составляющую, мне стало просто очевидно, как говорил, допустим, Немцов, как говорила Новодворская, как постоянно об этом говорил Шендерович и многие другие, – Россия никогда и не была демократической, и это была такая себе демократия, условная, это была такая театральная демократия, когда мы изображали из себя демократическое общество, гражданское общество, а власть изображала из себя демократическое государство. А на самом деле ничего такого не было, потому что после сталинского режима, после 53-го, не было никакой люстрации, чекисты переименовались в КГБ, КГБ переименовались в ФСБ, коммунисты пересели из одного кресла в другое. По сути своей власть в стране никак не поменялась, по своей природе, так скажем. А сейчас тем более, страна идет в сторону тоталитаризма, автократии, террористического государства. Это будет Иран, Северная Корея, или снова сталинская страна. Я не знаю, но в ближайшем обозримом будущем, если будет Путин жив 10 лет, будет 10 лет Северной Кореи. Путин проживет еще 20 лет, будет 20 лет Северной Кореи. И кстати, после Путина, я думаю, будет время большой смуты, это тоже может растянуться на десятилетия. И я не знаю, я не могу загадывать настолько, мы может и не доживем до того времени, когда Россия снова станет хотя бы псевдодемократической страной. И честно говоря, я не верю совершенно в светлую Россию или в прекрасную Россию будущего.

Чего вы боитесь?

— Того, что я никогда не смогу вернуться в Россию, и эта страна для меня потеряна. Я боюсь, что я больше не увижу своих родных, не увижу маму, не увижу отца, брата и сестру. Ещё мой страх, наверное, связан с самой эмиграцией, с тем, что я не знаю, как мы будем жить дальше. Полная неопределённость, потому что это жизнь с нуля. Для меня переезд в Америку, он похож скорее на перелёт с одной планеты на другую, как будто я попал с планеты Земля на планету Марс, потому что Америка, она совершенно другая, здесь всё по-другому, вплоть до каких-то мелочей, и адаптация, и привыкание к этой жизни, это очень тяжело для нас. Это о личных, субъективных страхах. Также мой, наверное, главный страх – страх бессилия и страх того, что я беспомощен, я почти не могу сделать ничего против той огромной машины, которая сейчас навалилась на маленькую Украину, что я не могу остановить никак эту войну. Максимум, что я смог бы сделать, наверное, это больше высказываться в соцсетях, больше разговаривать со своими знакомыми, с друзьями, принимать больше участия в акциях, в каком-то движении, чего, к сожалению, я не делал раньше.