История 24 мобилизованных, погибших под Херсоном
«Гробы идут потоком», «Сколько еще за эту дату?», «Столько трупов и ни слова». Такие комментарии с конца октября стали появляться на сайте волгоградского издания v1. За, неделю по официальным данным, в городе похоронили 19 мобилизованных с общей датой смерти — 24 октября. Власти региона упорно отмалчивались, а председатель совета ветеранов на вопросы журналистов ответил так: «Мы знаем, что там случилось. Без подробностей». В чате волгоградских мобилизованных их родные выясняли подробности и искали очевидцев. Им никто не отвечал. Мы поговорили с семьями погибших — они рассказали о том, как и почему их близкие добровольно поехали на войну, где их учили убивать мирных жителей. О грязи, голоде, пьянстве, страхе и о том, почему они считают своих мужей и сыновей «героями». Еще мы нашли выживших в обстреле — тех, кто просто видел, что произошло и тех, кто вернулся из Украины инвалидами. Они говорили о страшной, нелепой, бессмысленной смерти на войне и о том, почему они хотят вернуться на фронт. Ниже — история о том, что случилось с волгоградскими мобилизованными 24 октября, сделанная совместно с самиздатом «No future».
«Страшно? Очень»
В зале для прощания стена завешена тяжелыми драпировками и черными тюлем. Вдоль нее в ряд стоит караул — военные в серых шинелях и квадратных ушанках молча смотрят перед собой, вытянув руки по швам. Вдоль другой стены венки на подпорках — синтетические цветы выкрашены в цвета российского флага. На черных пластиковых стульях горбятся родственники и друзья. Звучат речи. «Он был человеком, который тянется к свету. Он был очень верующим и добрым», — рассказывает вдова. «Сын отечества, сын России. О нем мы будем помнить всегда», — говорит председатель городского совета ветеранов. На экране в углу — фото покойного. Коротко стриженный мужчина в белой рубашке, заложив руки в карманы джинсов, улыбается на фоне пышной летней зелени. Парень с рюкзаком позирует у Исаакиевского собора. Юный блондин держит в раскрытых ладонях ежика. В углу напротив — крышка гроба, обтянутая малиновой тканью. Сверху — в той части, которая закроет лицо — к ткани приклеена зеленая фуражка. Открытый гроб не у всех, некоторых хоронят прямо в запаянном цинке. Цинк не открывают в двух случаях — если тело там давно и покрылось пятнами, запахло. Или если вместо тела — останки. В цинке маленькое окошко — мало что разглядишь. Мужей и сыновей опознавали по татуировкам, по тому, что осталось от лица. В заключениях о смерти — коды из МКБ-10. Вдовы и матери пытаются переводить с медицинского на русский, получается — «разорвало».
«Мне показалось, что что-то с телом было. Он лежал не в форме, белый, накрытый до шеи. В свидетельстве о смерти — большая кровопотеря. Я понимаю — это его разорвало», — говорит Марина Гузева. Ее муж, Александр Гузев, последний раз выходил на связь 23 октября в районе 6 вечера. Предупредил, что им приказали вытащить из телефонов сим-карты и закопать вещи — роту переводят на другую точку. На заднем плане кричали: «Стройся!». Через три дня Марине позвонили из военкомата и сказали, что муж погиб под обстрелом на мосту через Днепр в Херсонской области.
«Нам ничего не говорят. Я не знаю, зачем их везли. Зачем они так по-скотски поступили с ними? Я знаю, что они нам жизнь сломали. Получилось, это мясо. Обычные работяги поехали и они — мясо. Мою жизнь просто разобрали по всем частям, меня просто убили. Мы с ним прожили 26 лет — худо-бедно, но мы всю жизнь с ним жили», — говорит Марина, — «Он был в 19 лет в Чечне, а щас-то человеку 45 лет. Работал вахтовым методом, электромонтажником, обычный мужик. Дома делал ремонт, ходили с собакой гулять. Спортом не занимался уже. Какие-то болезни свои, давление. У него были проблемы со зрением малешка. Мы очки одеваем».
Марина до последнего не верила, что мужа мобилизуют — по телевизору сказали, что забирают мужчин до 35 лет. Когда по городу поползли слухи, что людей хватают на улицах, Гузев сам пошел в военкомат просто сообщить о смене адреса, но вышел оттуда с повесткой. На следующий день он был в военной части.«Я говорю: «Ты че вообще ненормальный, да? Какая повестка? Ты делаешь ремонт, на вахту тебе ехать, какая повестка? Тебе 45 лет.» Он говорит: «Марин, ну а че делать? Лучше уж мы пойдем, чем молодежь пойдет. Вон у нас как сын умер [в августе 2022 года от рака]. Молодых жалко», — вспоминает Марина.
Александр действительно был самым старшим из официального списка погибших. Волгоградского сварщика Геннадия Тарбушина, который погиб в той же машине, что и Гузев, похоронили за день до его 26-летия. До войны от закончил ПТУ, отслужил «срочку». Детей у него не было, были крестницы — дочери его родного брата, Валерия. «Когда он узнал что будет крестным, он [купил] такого медведя, красивый букет. Именные иконки искал, золотой крестик. Там счастья было. Он мальчишка очень такой добрый, сентиментальный», — рассказывает жена Валерия, Ирина. Перед отправкой на фронт Ирина и Тарбушин встретились, забрали ее дочку из садика и пошли гулять. Сидя на лавочке, они обсуждали войну. Ирина передает их диалог:
— Страшно?
— Очень.
— Давай тебе ногу сломаем?
— Нет. Я лучше буду там, чем буду сидеть в тюрьме.
— Вот алкаши, цыгане, которые плодятся, у них по десять детей, они ими не занимаются, беспорядки устраивают — их не забирают. Что ты такого сделал?
— Ир, ну давай цыган туда отправим и алкашей. Ты понимаешь, что на следующий день придут бомбить нас? У меня сестра здесь, мать, крестницы. Я иду защищать в первую очередь вас.
Ирина рассказывает, что Тарбушин радовался, когда после мобилизации его определили в старшие снайперы: «Он отправлялся с мальчиком туда [в Украину], этот мальчик — ветеран войны, когда он воевал, он был снайпером. Так того поставили просто снайпером, а Гену — старшим снайпером. Хотя у него просто «срочка» в ЖД войсках, опыта снайпера не было от слова «вообще». Он так этим гордился, говорил: «Смотри, я старший снайпер!».
«Не поднял руки — его в расход»
Тарбушина зачислили в 3 роту 4 батальона 255 полка — в ней служили почти все мобилизованные, погибшие 24 октября. Почти все были стрелками. Работника автосервиса Алексея Копанева в военкомате хотели записать в водители — он отказался — считал, что их на войне убивают чаще и быстрее всего. «Он сказал: „Напишешь — убью. Сами лично приеду и убью. Я на транспорт не сяду, их бомбят больше всего. Пиши меня пешеходом. Ну вот его и записали в мотострелки. Пешеход. Только никого это не спасло“, — злится жена Алексея, Светлана. Еще ее раздражает, что мобилизованным ничего не выдали — только форму на 3-4 размера больше.
Копаневы продали машину и потратили 75 тысяч, чтобы собрать Алексея на войну: купили ему форму, берцы, белье, шапку, „разгрузку“ — жилет с множеством карманов под магазины и обоймы — которая так и не пригодилась. Из военкомата мобилизованных отвезли на „Максимку“ — в войсковую часть, 20-ю отдельную мотострелковую бригаду. Там они, по словам Ирины Тарбушиной, две недели „игрались в телефонах“ и один раз съездили на полигон, расстрелять по десять холостых патронов из снайперской винтовки.
Родственники рассказывают, что мобилизованные бунтовали и требовали возить их на учения чаще, на что один из командиров в части ответил: „Вы — мясо“. Ирина Тарбушина говорит, что дело закончилось дракой. „Не верь ничему, что говорят в новостях“, — объяснял Копанев жене, — там пиздят, ни одного слова правдивого, полное вранье».
У Копанева на «разгрузке» была нашита большая Z в цветах георгиевской ленточки — в ней он, широко улыбаясь, позирует у автобуса, на котором мобилизованных 12 октября привезли на вокзал. Там их загрузили в 13 вагонов и увезли в Джанкой — сказали, что будут проводить учения, потому что волгоградский полигон переполнен и на всех не хватает патронов.
Провластные СМИ писали об отправке волгоградских мобилизованных к «местам боевого слаживания» в начале ноября — в статье «Комсомольской правды» говорилось, что солдаты после курса подготовки в учебном центре Минобороны продолжат занятия «на полигонах». В некрологах погибших 24 октября дата отправки не указана. Некоторых волгоградцев отправляли на войну через неделю после объявления мобилизации — в материале местного издания 102.ru мать мобилизованного из Волгограда утверждает, что ее сын оказался на фронте 29 сентября 2022 года.
В поезде начался инструктаж — командиры ходили по вагонам и рассказывали личному составу, что делать с местными, если они «не сдаются».
— Там доверять вообще никому нельзя — ни бабушке, ни ребенку, никому. Там есть мирные жители, которые относятся к российским солдатам чуть ли не как к детям родным, а есть жители, которые пропагандируют Бандера, которые за Украину, их называют оккупантами там, ненавидят. Им объясняли — если мирный житель не сдался, не лег, не поднял руки — его в расход, — рассказывает Ирина Тарбушина. — Он даже может сдаться, а потом подняться, откуда-то достать оружие — у мирных там оружие есть. В этом плане там очень тяжело. Многие мальчишки по глупости погибают. Потому что мирные — это люди, [они их] жалеют, а они — вот.
— Он смог бы безоружного человека убить?
— Я не знаю. Наверное бы смог. Если ты понимаешь, что этот человек — убийца, и так далее. В любом случае он мужчина, он мог за себя постоять. Он не забитый.
Ирина рассказывает, что среди солдат были добровольцы с военным опытом, которые «поднимали боевой дух» и «все объясняли» мобилизованным. Один из них — бывший оперативник уголовного розыска Алексей Михалев. Его девушка Дарья говорит, что в 2008 году он служил в Грузии и, когда объявили мобилизацию, сразу уволился, потому что захотел поехать на войну. «У него там были сослуживцы бывшие и вообще это все его тема, он очень патриотичный человек, вся эта военная тематика близка по духу. Он, наверное, и в полицию поэтому пошел», — рассуждает она. Алексей с первых дней рвался на фронт и злился, что приходится сидеть на «Максимке». «Он говорил: „Я уволился не для того, чтобы здесь сидеть. Чему они могут меня научить?“» , — цитирует Дарья, — «Я так понимаю, что люди, которые не в первый раз видят автомат, их толком ничему и не обучают. Только память освежают и туда».
«Пусть сюда вообще не рыпается»
Никакого обучения в Джанкое действительно не было — ни для тех, у кого есть боевой опыт, ни для всех остальных. Мобилизованным выдали форму, бронежилеты и отправили под Херсон. Они рассказывают, что по дороге их обстреляли на переправе через Днепр — тогда никто не погиб, потому что сработала ПВО.
Найти подтверждение этому в открытых источниках не удалось, но в сводке Conflict Intelligence Team (CIT) за 13-16 октября со ссылкой на российских военкоров и спутниковые снимки пожаров говорится об украинских атаках и активизации боев на Херсонском направлении.
16 октября их небольшими группами раскидали по лесополосе в 30 километрах от Херсона и велели рыть окопы.
На вопрос, какие города и села были рядом, мобилизованные отвечают по-разному — Дарьевка, Понятовка, Никольское. Дарьевка и Понятовка — в Бериславском районе Херсонской области на правом берегу Днепра. Бериславское направление с начала контрнаступления ВСУ в августе 2022 года появлялось в военных сводках почти каждый день. 4 октября Институт изучения войны (ISW) написал, что ВСУ взяли важный плацдарм в 50 километрах от Берислава. Начальница объединенного координационного пресс-центра сил обороны Юг Наталья Гуменюк заявила, что российские силы зажаты между украинскими подразделениями и правым берегом Днепра. Эксперт CIT Кирилл Михайлов рассказал «Медиазоне», что удерживать Херсон становится слишком затратно — дисбаланс сил пытаются уравновесить мобилизованными, но результата это не дает. По данным Генштаба ВСУ, за 21 октября в Херсонской области было 2000 российских мобилизованных. Михайлов заметил, что сдавать Херсон нужно было еще в апреле, но «Путин сам загнал себя в политическую ловушку», слишком много раз повторив, что Херсон — это Россия.
Первые два дня на фронте было затишье — начались ливни. В окопах стояла жидкая грязь, не утихал надсадный кашель и пьяный мат. От страшного ночного холода помогала только выпивка. Баки с горячей едой — праздник, а не данность. Иногда машина снабжения не приезжала и есть было нечего. Те, кому приходила зарплата, ходили в магазин, но ее успели получить не все. Солдаты звонили домой и просили «прислать что-нибудь покушать». Марина Гузева вспоминает — ее муж радовался, как ребенок, когда в окопы привезли сок в коробках. «Он был шокирован, ну, по голосу. Их бомбили эти хаймерсы какие-то. Это было, да. Он говорил, сильно бомбили. Я так поняла, их каждый день там бомбили».
К 14 октября ВСУ освободили 75 сел в Херсонской области, 15-го в пророссийском телеграмм-канале ZАПИСКИ VЕТЕРАНА появился пост о «тяжелейших боях» в Херсонской области. По карте «Рыбаря» от 16-го октября линия фронта была в 55 км от окопов. HIMARS уничтожали российскую артиллерию, штурмовые группы ВСУ наступали на Бериславском направлении, российские переправы через Днепр взрывали.
Ирина Тарбушина подтверждает — стреляли. Гена купил украинскую симку и звонил почти каждый день. Она вспоминает диалог с мужем:
— О, квадрокоптер.
— Ты че!
— Да успокойся, меня одного бить нет варианта. Они здесь всегда летают, от них не спрячешься.
— А что бахает на фоне?
— Это не рядом с нами. Они не замолкают вообще ни на минуту. Я уже привык под это спать. Скажи Валере, пусть и сюда вообще не рыпается.
В котле
Волгоградский полк просидел в окопах восемь дней. На вопрос «что вы там делали?» все отвечают одинаково — ничего, просто окопались и сидели. «Нам тоже это интересно было — зачем мы здесь сидим? Какие задачи, где противник — нет, не говорили, это тайна наверное военная, не разглашается», — рассказывает мобилизованный Владимир (фамилию ROMB он не сообщил).
О том, где на самом деле были солдаты, родные не знали. Вдова погибшего 24 октября Сергея Шмелева, Наталья, до последнего была уверена, что муж в Новой Каховке на левом берегу Днепра. Город оккупировали в первый день войны, но активных боевых действий там не вели. Наталья говорит, что они все время были на связи — Сергей звонил, отправлял фото. Она смонтировала из них ролик и выложила на своей странице во «ВКонтакте».
«Встанем! Герои России останутся в наших сердцах», — тянет Z-певец Шаман. Его Наталья выбрала в качестве саундтрека. На кадрах — небритые мужчины в «разгрузках» и касках позируют на фоне жухлой осенней растительности, закинув руки друг другу на плечи. Они победно сжимают кулаки, кто-то поднял большой палец, кто-то показывает знак «peace». На каждом висит по «калашникову» с триколором на прикладах. Магазины автоматов были пустые — ни одного патрона мобилизованным не дали.
«После моего вопроса о том, почему нам не дали патроны, нам сказали: „А вы не едете воевать, вы будете в охране“», — рассказывает мобилизованный из 3-й роты Кирилл Бурда [настоящая фамилия не известна, вероятно, «Бурда» — его позывной], — «Мы были записаны в мобильное штурмовое подразделение. Когда происходит минометный обстрел, мы обязаны бежать на врага, кричать „За победу!“ и идти в бой. Но, как вы понимаете, далеко ты без патронов не убежишь. Куда мне бежать с пустым автоматом? В ломбард сдавать его?».
По позициям ходили слухи — они в окружении, в котле. Солдаты пытались сориентироваться и по очереди ходили в разведку. «Мы сами не знали чего ожидать от них [ВСУ]. Может, они как-то бы пробрались с машинами в нашу дислокацию. С людьми бы пришлось воевать — нам, грубо говоря, нечем было бы», — говорит 19-летний Юрий Бедов. Его опасения реальны — 22 октября украинские военные опубликовали фото захваченных под Херсоном российских позиций с подписью «кто-то даже пожрать не успел» — из 10-литровой кастрюли, с покрытым слоем земли обедом, торчат половники, вокруг разбросаны банки из-под тушенки и мусор.
Украинские источники написали о «котле для 15 тысяч оккупантов» под Херсоном 18 октября. Генерал Суровикин заговорил о «непростых решениях» по Херсону. 20-го Рыбарь в своей сводке назвал ситуацию под Бериславом «огненным адом» — «десятки тысяч человек и сотни единиц бронетехники из стран НАТО» рвались к городу. За ночь уничтожили 3 баржи понтонного моста через Днепр.
Мобилизованные вспоминают, что 23 октября им приказали собрать вещи — переводят на другую позицию. Около 11 вечера подогнали машины — два военных «Камаза» и «Урал» с тентом вместо крыши. Места не хватало. Половину кузовов забили вещами, грузились битком, друг на друга, головой упирались в тент. Началась ругань — мобилизованные возмущались, офицеры подгоняли. Они воспроизводят перепалки:
— Машины переполнены! Мы так не поедем!
— Если будет обстрел, атака, ближний бой, мы отсюда просто не вылезем!
— Времени нету, нету, нету! Быстрее садитесь!
Что делать, куда бежать и где собираться в случае обстрела, не объяснили. Велели только скинуть бронежилеты, чтобы не утонуть, если обстрел будет на мосту. До моста они не доехали — около трех ночи на подъезде к Каховской ГЭС путь колонне перерезала гражданская машина. Комбат скомандовал остановиться. Через минуту — страшный свист, взрыв, вспышка. Потом еще раз и еще. Военные говорят, что ракету не видно и не слышно — о том, что она рядом, узнают за пять секунд до прилета. Дальше — ударная волна, от которой рвутся барабанные перепонки и внутренние органы. Осколки сквозь бронежилеты врезаются в мясо, дробят на куски кости. Шрапнель разлетается во все стороны и прошивает животы, легкие, руки, ноги и головы.
«Я сначала думал — это просто розыгрыш, фейерверк. Есть такие хлопушки, которые просто кидают, чтобы солдаты не скучали. Типа петарды. Чтобы бдительность не теряли», — рассказывает мобилизованный Олег Машков. Он ехал в одном из «Камазов», — «А когда я уже увидел что Бурда валяется „трехсотым“ и кровь с него течет, и рядом со мной лежит „трехсотый“ с подбитым брюхом — в него тоже залетел шарик — я уже понял, что это достаточно все серьезно».
В «Камазах» были раненые — ракета упала в нескольких сотнях метров от машины. Другая взорвалась прямо над «Уралом», где, по официальной версии, никто не выжил. Оказалось, что это не так.
«У меня просто полчерепа нет»
«Взрыв, хлопок и через секунд 15 ударили в мой „Урал“. Зеленая вспышка, у меня каска вылетает просто, падает на землю. Я не пойму, что происходит в этом „Урале“, пацаны все склонили головы, я спрашиваю: „Все живы? Все живы? Все живы?“. И у меня начинает с головы течь кровь. Я начинаю выкидывать своих пацанов, которые начали стонать, с „Урала“. Остальные были полностью молчаливые, их просто убило. У меня просто полчерепа нету, я начинаю закидывать в первой же попавшейся канаве с лужи землю в голову. У нас даже не было аптечек, нам никто их не давал. Пацаны все врассыпную бегут. Потом я лег, просто забил на всех хрен, потому что я уже начал вырубаться. И все. Четвертого ноября я вышел с комы», — рассказывает мобилизованный Дмитрий Лобачев.
У него парализованы два пальца, галлюцинации и провалы в памяти. Дырку в черепе закрыли титановой пластиной. Сейчас он собирается оформлять инвалидность. До войны Лобачев работал в волгоградской полиции. Когда объявили мобилизацию, он уволился и пошел добровольцем на войну.
— Почему?
— Потому что я не стал ждать повестку. Я больше всего боюсь, что мне поставят А1 на ВВК [категория годности, которую присваивают призывникам, не имеющим никаких заболеваний и годным к военной службе].
На момент выхода материала Лобачев обратился в прокуратуру, потому что получил «А1» от пяти врачей. Они сочли, что он может идти воевать дальше, несмотря на пластину в голове.
У Виктора Сластена, которого Лобачев перекинул через борт «Урала», пластины в голове нет. Пока у него на черепе только вмятина 13 на 11 сантиметров. «Просто кожа, прогнутая вниз. Там нет кости», — описывает Виктор, ожидая операции. Говорит он с трудом, потому что во время обстрела ему выбило зубы. Инвалидность, по его словам, ему дадут «по-любому» рабочую — ходить он может, руки и ноги работают. Кем он будет работать, он пока не знает — раньше он был разнорабочим на ферме, но теперь это для него не под силу.
Третий выживший, Юрий Бедов, тоже вряд ли сможет нормально работать без правого глаза, с парализованной левой рукой и осколком в позвоночнике — бронежилет не помог. Ходит он с трудом и с палкой. Пластину в голову и глазной протез ему, по его словам, поставят «ближе к лету». Его мобилизовали сразу после «срочки», сейчас ему 19.
Раненные до утра пролежали на месте обстрела рядом с «Уралом», полным трупов. «На следующий день мы узнали что там людей не хватает, никто никого найти не может. Наше руководство стало искать людей», — рассказывает доброволец Юрий Латохин, — «В итоге оказалось, что там целый „Урал“ с погибшими остался. Вернулись за ними, открыли борт, а оттуда — „двухсотые“ люди. Уже неживые». Лобачев говорит, что сначала его «кинули в катафалку» к трупам, но потом все-таки поняли, что он жив, и отвезли в госпиталь.
«Кинул раненых, кинул мертвых»
Большинство мобилизованных сходятся на том, что таких жертв можно было избежать. По их мнению, нельзя было так набивать машины. Во-вторых, нужно было ехать быстрее: не 40 км/час — средняя скорость из разных показаний солдат, — а 80. В-третьих, расстояние между машинами должно быть не 25 метров, а 100. Нельзя было ехать без прикрытия. Наконец, гражданскую машину у ГЭС нужно было протаранить.
«Нарушений миллион. Это не первая моя военная кампания. Я это все знаю еще с Чеченской, с Абхазской войны. В случае артобстрелов и артвойны на обычных „Камазах“ тентованных не перевозят, хотя бы перевозят на машинах „Покемон“ — в мое время так назывался бронированный „Урал“, там какая-то хоть есть защита», — рассказывает доброволец Дмитрий Пархоменко. Он ехал в одном из «Камазов» и говорит, что видел взрыв над «Уралом» своими глазами, — «Колонна должна идти с определенной скоростью, ее должна прикрывать бронированная техника — хотя бы БТРы. Если бы в мое время вылетел какой-нибудь легковой автомобиль перед колонной, ее бы снес „бэтэр“ нафиг и было бы пофигу, мирные там жители, не мирные. Ни одного „бэтэра“ не было ни спереди, ни сзади».
Уцелевшие из «Камазов» пошли пешком через Каховскую ГЭС. Доброволец из 3-й роты Юрий Латохин вспоминает, как командир роты догнал их и спросил: «Ну че, пацаны, что будем делать, куда идти?». И он, и командир батальона, который руководил маршем, тоже были мобилизованными, «такими же энцефалитами», как и их подчиненные. Солдаты во всем винят командование — ротный и комбат заставили людей сесть в переполненные машины, не согласовали марш с руководством, отправили колонну без прикрытия и поехали по опасному маршруту. «[Комбат] кинул раненых, кинул мертвых, и просто сбежал оттуда. Когда пацаны остались под обстрелом, он покинул свою позицию и уехал в другое место, якобы смотреть на новые позиции и ждать там пацанов. Такого быть не должно, комбат должен постоянно находиться со своим подразделением», — объясняет Кирилл Бурда, — «Мы ехали через ГЭС, где проводился постоянный обстрел, каждые сутки. Об этом знали все. Я очень бы хотел знать, почему нас там повезли».
Латохин подтверждает — ГЭС была вся в «дырках» от постоянных атак. В ту ночь из-под Херсона уезжал не только их батальон — точное количество машин никто назвать не может, цифры варьируются от 5 до 100. Все сходятся на одном — к колонне прикреплялись автомобили других полков и через ГЭС поехали не все. «Там еще был понтонный мост, в другую сторону от ГЭС. Я общался с людьми, которые пошли через понтонный, они говорят — все нормально было, все живые, нормально переправились», — рассказывает мобилизованный Владимир.
Российские военные захватили Каховскую ГЭС в первый день войны. Мост вдоль дамбы ГЭС был одним из трех путей снабжения российской группировки на правом берегу Днепра. В конце октября Украина и Россия обменялись обвинениями в подготовке подрыва Каховской ГЭС. Эксперты ISW предупредили, что Кремль может готовить провокацию под чужим флагом, чтобы отвлечь внимание от отступления российских войск под Херсоном и замедлить преодоление водной преграды для ВСУ. На карте BBC от 18 октября Антоновский мост, переправа в Дарьевке Бериславского районе и мост Каховской ГЭС помечены как непригодные для использования. 9 ноября командующий тогда российской группировкой в Украине генерал Сергей Суровикин предложил Сергею Шойгу отвести войска с левого берега Херсонской области. 11 ноября в Херсоне появились украинские флаги. За Россией осталась только правобережная часть Херсонской области. Жители Херсона рассказывали о пытках, которым их подвергали оккупанты.
Переправившись, солдаты начали окапываться на левом берегу Днепра в 30 километрах от села Алешки в Херсонской области. Обстрел на ГЭС никто не прокомментировал. Комбат извинился за переполненные машины, мобилизованные отмахнулись — «лирика, о мертвых все что угодно можно сказать». Точное количество погибших тоже никто не назвал. У «клуба 24» появилась альтернативная история — с сотнями жертв, мобильными крематориями и коррумпированной сетью предателей, которые специально бросили колонну под HIMARS.
Все выжившие в обстреле утверждают, что колонну атаковали кассетными HIMARS — по их словам, это было очевидно по характеру травм у погибших и раненых и по тому, какую шрапнель извлекли из машин, которые ехали в колонне. Военный обозреватель Русской службы Би би си Илья Абишев утверждает, что обстреливать колонну грузовиков с живой силой логичнее осколочно-фугасными HIMARS — кассетные чаще используют, атакуя большие площади. «Грубо говоря, обычный осколочно-фугасный заряд — это один мощный взрыв, кассетный — это много маленьких, но на большей площади», — объясняет Абишев, — «Но мало ли — срочная информация от разведки поступила, центр управления огнем отдает команду батарее, а у той в данный момент заряжены именно кассетники, но приказ надо выполнять. Но это чисто предположение».
«Нас продали»
— Нас продали, — говорит Кирилл Бурда, — Гражданский автомобиль как там оказался? Это наводчики. Которые дают координаты, куда будет производиться выстрел. Это все было заготовлено. Нашу колонну продали.
— Кто?
— Вышестоящие офицеры.
— Какие? Зачем?
— Если бы я знал ответы на большинство этих вопросов, я бы давно уже пошел в прокуратуру и подымал бы этот вопрос. Вот раньше киллерам платили, чтобы человека убили. Ну нахрена платили? Чтобы он его убил. Так же и они [ВСУ] платят деньги командующему выше. Крысы есть везде. Так же было в Афганистане, Чечне.
Полная версия Бурды такая: на марше было больше 70 машин с разными полками. Стреляли всю ночь — на правом берегу одним ударом убило 70 человек, остальных добивали на левом. В Волгоград приехало почти 300 рефрижераторов с трупами, больше половины — мобилизованные. Бурда лично опознал 32 человека из «Камазов», когда лежал в госпитале. Из госпиталя он позвонил Наталье Шмелевой — вдове Сергея Шмелева, который погиб в «Урале». Сказал, что боится «остаться дураком» из-за ранения и хочет ей все рассказать.
Наталья говорит, что знала о предательстве и из своих источников — ее семье информацию предоставили «близкие люди из военного ведомства»: «Сам военком, с которым мой папа общался, он ему сказал без свидетелей, что это предательство.
Сдали нахождение этой колонны, точную позицию. Велся этот расстрел точно по координатам. Но это настолько все секретно. Там целая сеть коррумпированная. Там и высшие, и низшие», — рассказывает Наталья, — «Собирали ребят двое суток. Все морги переполнены были. В Анапе в морг тоже привозили, даже на площади перед госпиталем складывали, потому что не было мест. [Количество] погибших и пропавших без вести исчислялось несколькими тысячами. У меня дядя работает на кладбище, он принимал документы на ребят, которых привезли — 275 или 285 человек по Волгоградской области погибших именно этим днем».
Сначала Бурда говорил, что готов приехать и дать интервью на камеру, обещал сфотографировать могилы похороненных в Волгоградской области сослуживцев, которые не попали в официальные списки погибших, дать контакты, кто сможет подтвердить его версию. Через пару дней тон сообщений неожиданно сменился:
«Свидетелей много но к сожалению у меня телефон новый так что почти нет номеров пацаны сами звонят» — «Как их найти?» — «Даже не подскажу. Наверное в части». (Здесь и далее орфография сохранена — прим. ROMB)
«<…> пожалуйста, подскажите, куда именно в Волгоградскую область нужно ехать и на какое именно кладбище. — «Запрос вам в помощь удачи. <..> Я прекрасно понимаю и знаю кроме отписок вы ничего не получите но не вижу смысла совершенно левому человеку предоставлять информацию».
Одновременно с этим Наталья Шмелева стала спрашивать, как я оказалась в чате мобилизованных, если я «не в Волгограде и даже не в России». Откуда я узнала о том, сколько погибших привезли в Волгоград и почему пишу именно об этом, когда в обстреле погибли тысячи человек из разных городов. «Похоже на какой-то курсовой проект — есть вот тема, на которую нужно написать и что-то озвучить», — делала предположения она. Через несколько дней меня удалили из чата, а Наталья написала: «<….> То что вы втерлись в доверие и я с вами откровенно разговаривала, просто делясь своими переживаниями, и тем что сама знаю, это была моя ошибка. Поначалу я вам поверила и искренне хотела вам помочь в вашем „расследовании“ Как оказалось человечности в вас нет, только корыстные цели и нициатива <…> Имейте совесть и такт к людям, которые потеряли близких. Все под Богом ходим».
Подтвердить или опровергнуть эти истории мне не удалось. Некоторые мобилизованные говорят, что так и было — иначе зачем бы комбат стал тормозить колонну перед гражданской машиной? Другие считают, что это домыслы — коптеры кружат над окопами круглосуточно, противник знает, где они, и просто ждет подходящего момента для удара. Цифры по погибшим тоже разнятся — кто-то насчитал 70 трупов, кто-то — 40, другие — 25. По открытым источникам, данным издания The Insider и фото с кладбищ, предоставленных редакции проектом «Дозор» в Волгограде, нам удалось подтвердить 24 имени.
Вот полный список: Геннадий Смирнов, Дамир Майтанов, Никита Поклонский, Денис Осадченко, Геннадий Тарбушин, Александр Кузьмин, Алексей Копанев, Алексей Михалев, Александр Кузьмин, Евгений Макаровский, Евгений Орлов, Сергей Горубнов, Сергей Мартыненко, Михаил Саратовцев, Сергей Шмелев, Дмитрий Сысоев, Александр Забалуев, Александр Томарев, Александр Тевянов, Евгений Костриков, Александр Гузев, Гурген Хачатрян, Константин Лысенко, Михаил Садчиков, Ильнур Арсланбеков (уроженец Тюемнсокй области, погиб 24 октября в Херсонской области), Махматов (Махмадов) Ильхом (уроженец Вологодской области, погиб 24 октября в Херсонской области)
Украинские источники тоже не называют точного числа погибших. Об ударе в районе Новой Каховки в 00:05 24 октября написал телеграм-канал «Николаевский Ванек», но подробности не уточнялись. Новость о волгоградских мобилизованных в украинских СМИ распространялась со ссылкой на The Insider и российские источники. По данным, которые ВСУ предоставило изданию The Insider, 24 октября в Херсонской области было накрыто одно скопление российских военных в Забарино (около 70 погибших) и два в Алешках на левом берегу Днепра, а также колонна снабжения на трассе Р-57, в которой, по данным украинских военных, погибло около 7 человек.
Министерство обороны РФ, губернатор Волгоградской области и пресс-служба Южного военного округа на момент публикации не ответили на запрос о количестве жертв и обстоятельствах обстрела.
Военный обозреватель Русской службы Би би си Илья Абишев объясняет, что навести артиллерию на цель можно по-разному, и использовать для этого легковой автомобиль необязательно: «Способов много. Это и информация от наблюдателей на передней линии, и от действующих в тылу ДРГ, и от агентуры. Есть также разведывательные дроны, спутники, передвижные и стационарные станции слежения. Что касается средств визуального контроля, то состоящие на вооружении НАТО и поставляемые ВСУ современные ручные приборы военной разведки и целеуказания могут не только обнаруживать, но и идентифицировать цель на большом расстоянии, в том числе и ночью».
Мобилизованный Максим (имя изменено по просьбе героя), который на войне был «небольшим начальником», объясняет обстрел так — это война, на войне люди умирают.
— Есть противник, который хочет наших смертей, который на это нацелен. В первую очередь виноват в этом противник.
— Как можно было избежать таких жертв?
— Таких жертв можно было избежать, не начав эту войну. Но, начав ее, мы предотвратили нечто более страшное.
«Победа будет за нами»
Максим мгновенно удаляет сообщения из чата, едва успев прочитать. На его аватарах лицо закрыто до самых глаз — черной балаклавой, горловиной синего вязаного свитера. Видно большие зеленые глаза, лоб без единой складки и покрытую веснушками переносицу. Самое свежее фото — от 4 февраля. Максим в камуфляжной куртке на фоне жилого дома, голых веток и длинного забора. После вопроса о том, где он — еще в Волгограде или уже на фронте, — он стирает весь чат полностью.
В конце января эшелон с мобилизованными из Волгограда ушел в Украину. Кто-то был не против. «Почему „жесть“? Если не мы, то кто? Победа будет за нами. Все будет хорошо», — смеялся мобилизованный Олег Машков. Другие говорили, что не хотят возвращаться на войну, но деваться некуда — контракты, которые они подписывали в военкоматах, действуют до тех пор, пока не выйдет указ о завершении мобилизации. Но, по мнению президента Владимира Путина, «указ не нужен». Правила распространяются и на тех, кто пришел в военкомат по повестке и на тех, кто не стал ее ждать и «сдался» сам.
— Я думаю пока просто по здоровью уйти оттуда, — говорил Юрий Латохин. Он — из числа добровольцев.
— А что у вас со здоровьем?
— Буду придумывать.
— Чем вы до войны занимались?
— В «Красном и белом» работал грузчиком.
— Почему вы решили пойти?
— Не знаю, просто решил.
— Не пожалели?
— Пожалел.
14 февраля Юрий Латохин написал, что он «на Донецком направлении». На вопрос, где именно и в каких войсках он служит, он
Первые сообщения об отправке мобилизованных под Донецк появились еще 30 сентября. С июля в Донецкой области Генштаб Украины сообщал, что они воюют в районе Красного Лимана, который, по словам главы самопровозглашенной ДНР Дениса Пушилина, взяли в полукольцо ВСУ. В начале октября СМИ рассказывали о мобилизованных, пропавших после переброски в Донецкую область. 6 ноября издание The Insider написало о подвале в поселке Завитне Бажання Донецкой области, где держат больше 20 мобилизованных, отказавшихся воевать. 1 января в результате удара по ПТУ в Макеевке погибло несколько десятков человек — BBC удалось установить имена 107 из них. 26 января издание сообщило о гибели мобилизованных сахалинцев, убитых в районе населенного пункта Сладкое в Донецкой области.
В Донецкой области идут ожесточенные бои — главная горячая точка войны, Бахмут, уже разрушен на 60%. Битва за город продолжается. В материале ВВС от 13 февраля говорится, что потери личного состава, скорее всего, будут стремительно увеличиваться — Кремль начинает наступление на Донбассе, а основной силой некоторых передовых частей как раз являются мобилизованные.
Сослуживец Латохина, человек с ником «Арчи Калашников», в феврале опубликовал фото, на котором он в военной форме и с автоматом сидит на корточках возле снеговика. У снеговика на голове красное ведро, в подтаявшей впадине носа — грязная морковь. Ниже — большая, торчащая вперед снежная грудь с дырками, изображающими соски. На одном рукаве у Калашникова большая черная Z, на другом — шеврон ВДВ с каской и автоматом на фоне российского флага. За спиной — коровник с маленькими окнами, на одном из них белой краской нарисован бык. Под грудью у снеговика висит медаль. На медальоне нарисована блондинка, похожая на маму из «Простоквашино», и надпись «Любимой сестре».
«Не побыл, не повоевал и не выстрелил»
29 января в Волгограде похоронили мобилизованного, погибшего под Донецком. Оценить, сколько еще жителей региона убили в Донецкой области, сложно — место смерти указывают далеко не во всех некрологах. Ясно только, что «груз 200» приходит часто. Например, в феврале на v1.ru вышло девять таких статей, в январе — 11.
Ирина Тарбушина говорит, что рядом с могилой Гены — три свежих, в одной — 20-летний парень. Ей обидно — администрация города игнорирует эти смерти, Волгоград празднует Новый год, запускает салюты, по погибшим 24-го не объявили траур. «Даже Волгоград был возмущен. В комментариях писали: „Клуб 24“. Столько мальчишек погибло. Не было даже никакого траурного дня».
Но она тут же оправдывает военное руководство региона и говорит, что сейчас оно «исправилось» — мобилизованных стали обучать на полигонах перед отправкой на войну. «Сначала мальчишек похоронили, а потом исправились. Они туда шли защищать абсолютно всех, вообще не моргнув глазом. Хотя звонили и говорили, что да, страшно. Очень тяжело его смерть далась. Мы квартиру собираемся менять, потому что он у нас каждый день был. Муж круглыми сутками на работе, чтобы только дома не сидеть. Он там и не побыл. Не повоевал, не выстрелил. Его мама говорит: «Я, может быть, рада, что он никого не успел убить. Что его душа туда пошла без греха».
Что делать?
Адвокат Андрей Федорцов рассказал ROMB, как военнослужащие могут избежать смерти, увечий и выполнения преступных приказов.
«Гражданин РФ имеет право на жизнь, оно гарантированно конституцией. Поэтому, если так случилось, что человек оказался мобилизованным, то он должен понимать, что его жизнь в его собственных руках. Формально он может обращаться с заявлениями в адрес вышестоящих командиров, в органы прокуратуры, но надо понимать, что обращения, если вообще уйдут из части, то идти будут долго. Как один из способов — оформить доверенность на кого-то из близких родственников или заключить соглашение с адвокатом. Чтобы можно было оперативно направлять соответствующие обращения в случае возникновения проблем».
«Несмотря на принятые поправки в УК, которые усиливают ответственность за самовольное оставление части, за дезертирство, добровольную сдачу в плен, есть пункт, где говориться, что лицо, совершившее такое преступление впервые, освобождается от уголовной ответственности, если оно было совершено в силу стечения тяжелых обстоятельств. К ним относится в том числе и нарушение порядка несения военной службы со стороны командования, болезни близких родственников, ухудшение состояния здоровья (в случае если не оказывается медицинская помощь). Целый перечень обстоятельств дает основание человеку оставлять воинскую часть в качестве крайней меры. В этом случае он имеет возможность избежать привлечения к уголовной ответственности».
«Если бы родственники мобилизованных из этой колонны создали неформальную общественную структуру, которая представляла бы их интересы, то было бы больше шансов на то, что государство как-то отреагировало на их жалобы. Так в ряде случаев благодаря огласке удавалось добиться отмены решения призывной комиссии и возвращения человека на волю».
«Если человек откажется садиться в этот транспорт и попытается скрыться, то он может занять позицию и говорить, что испугался и это угрожало его жизни. Есть, по крайней мере потенциальная возможность добиться освобождения от уголовной ответственности».
«Если мы говорим о том, когда они располагаются в чистом поле в палатках и не обеспечиваются никакими предметами первой необходимости — очевидно, что эта ситуация угрожает их здоровью и это является ненадлежащим исполнением обязанностей со стороны командования. В данном случае имеют место тяжелые обстоятельства, которые препятствуют несению службы. На этом основании человек может заявить о том, что это тяжелые обстоятельства и он был вынужден покинуть воинскую часть».
«Ответственность наступает только по факту получения повестки. Если будут введены законодательные новеллы, связанные с получением повесток через госуслуги — не открывать это письмо. Повестка, брошенная в почтовый ящик без подписи призывника никаких обязательств не порождает».
Текст: Анна Воробьева
Редактор: Антон Кравцов
