школа

Теперь в российских школах Новый год празднуют так — с автоматами и музыкой для марша

Школа села Афанасьево выложила во «ВКонтакте» пост об открытии очередной «парты героя».

«Право сидеть за такой партой получили Ковалевы Роман и Егор, сыновья Ковалева Б.Ю., погибшего в зоне специальной военной операции», — сообщили педагоги.

Отца детям никто не вернет, зато они смогут посидеть рядом с его портретом

Пока по телевизору рассказывают о замерзающей Европе, школьникам в России приходится сидеть на занятиях в куртках. Ученики из Брянской области рассказали «Сирене», что температура в школе не поднимается выше 17 градусов

Почему 10-летнюю девочку забрали в полицию и как ее маму «политически перевоспитывают»

У Елены Жоликер двое детей — Варе одиннадцать, а Соне девять. Соня говорит, что раньше не понимала, почему мама называет Путина плохим. Варя спрашивает, не посадят ли ее в тюрьму. Комиссия по делам несовершеннолетних считает, что Елена — «ненадлежащий» родитель. У Елены есть адвокат — Николай Бобринский. Он говорит, что впервые ведет дело о политическом перевоспитании семьи. 

Однажды Варя сидела на уроке по русскому. Дверь приоткрылась, в проеме появилась ее классная руководительница и поманила пальцем — «пошли». «В смысле, зачем?», — удивилась Варя. «Надо», — сказала классная. И привела ее в кабинет, где ее ждали другие учителя и люди в форме. Полицейские спрашивали, как дела у них дома, с кем они живут, есть ли у нее папа. «Нет папы», — честно сказала Варя. Она не сразу поняла, что ее допрашивают. 

Оказалось, что директор ее школы вызвала полицию, потому что Варя написала в чате класса: «Вы за кого? Чтобы Путин убивал украинцев или за мир?» и поставила себе на аватарку мультяшную Святую Джавелину — изображение Девы Марии с американской Javelin в руках на фоне украинского флага. Инспектор группы по делам несовершеннолетних ОМВД России по району Некрасовка Диана Мжельская позвонила Елене Жоликер из школы и сказала, что Варю сейчас отвезут в отделение, а если она не заберет ее через три часа — в «распределитель». Елена сорвалась с работы и поехала в школу — там Мжельская встала между ней и Варей, не давала подойти, не разрешала поехать в полицию в одной машине. Варя плакала и кричала, и Елена все-таки уговорила Мжельскую посадить их вместе, но к машине мать почему-то не вели, а тащили за руки. В отделе допрос продолжился — Варю спрашивали, как она относится к войне, к власти, к Путину. Она молчала и смотрела на маму — полицейские подумали, что она боится отвечать при Елене и поехали к ним домой, чтобы «обследовать условия жизни» Вари. 

Дома полицейские рылись в их вещах, в постельном белье, в ноутбуке. Компьютер Соня заранее спрятала в диван — Елена успела ей написать до приезда полиции. Переписку прочитали — просто выхватили телефон у нее из рук и залезли в WhatsApp. «А куда звонить, в полицию? У меня тут и так полиция», — вспоминает Елена свою бессильную ярость. 

Потом полицейские ходили по квартире и скрупулезно фотографировали все желтое и голубое — желтые стулья на кухне, желто-голубые занавески в детской, магнитик из Киева, который Елене подарила подруга. «У меня с детства все желтое», — оправдывалась Елена, — «На прошлой квартире вся кухня желтая и потолок желтый». Не помогло.

На Елену составили протокол по статье о ненадлежащем исполнении обязанностей родителя. Полиция решила, что она проецирует на детей свои политические взгляды и не пускает их на «Разговоры о важном» — еженедельные патриотические беседы, на которых рассказывают о лидерстве и силе России и формируют «соответствующую внутреннюю позицию личности школьника». 

Когда ROMB снял историю об этом задержании, аватарке и полиции, казалось, что она закончилась. В ролике Елена говорила, что у них сейчас все в порядке — их, вроде бы, оставили в покое, дети чувствуют себя хорошо. Но после съемок она написала в редакцию и сказала, что у нее начались проблемы. 

«А меня в тюрьму не посадят?» 

«Они ночью просыпаются и ко мне приходят. Варя взрослая, но она ночью описалась. Говорит: «Мне было страшно». Спрашивает: «Мам, а меня в тюрьму не посадят?». Плачут, особенно Соня «Мы пошли к психологу. Варе сказали, есть проблемы. То, что она боится. Ее попросили нарисовать школу и Варя нарисовала страшную полицейскую. Лицо было страшное, такой рот на всю голову почти с такими зубами некрасивыми. Она [Диана Мжельская] — большая женщина, с попенцией, вот она такая и была. Нарисовала фигуру ее, там можно узнать», — рассказывает Елена. По ее словам, после истории с полицией детей стало трудно уговорить идти в школу. 

«Я не буду ездить», — говорит Варя, поднимая на маму глаза. Она сидит на полу и гладит пушистого рыжего кота, Соня в детской роется в шкафу. Они собираются в школу — обычно мама отвозит их в туда на машине, график работы позволяет. Мама — ученый, кандидат физико-математических наук, она работает преподавателем в Сеченовском университете, ведет занятия по статистике в медицине на английском языке. Она говорит, что на работе не знают, что происходит в ее семье. Когда Варю задержали в школе, она не стала рассказывать об этом начальнику — ей казалось, что в такую историю никто не поверит. 

— Ты вот так вот пойдешь? Без кофты? — мама ловит Соню в коридоре, заправляет футболку поглубже в штаны. Сборы идут медленно, с возней и пререканиями, — А на улице будет физкультура, ты сверху что наденешь? Куртку свою?

В лифте Соня с Варей переглядываются и улыбаются. Варя смотрит на номера этажей. Лифт останавливается. «Двенадцатый. Сейчас кто-то придет», — испуганно говорит Варя. Соня берет маму за руку, прячется за ее спиной. 

По словам Елены, дети начали нервничать, когда ей стали звонить из полиции — в конце октября ее вызвали на заседание комиссии по делам несовершеннолетних, чтобы решить, виновна она в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей или нет. На комиссии подтвердили, что поведение Вари в последнее время изменилось — на уроках она постоянно оглядывается, не выпускает из рук телефон и не идет на контакт с учителями. 

В составе комиссии было больше 20 человек — полицейские из отдела по делам несовершеннолетних, врач из районной поликлиники, три помощника межрайонного прокурора. Елена пришла на заседание с адвокатом, но ему слова не дали — комиссия единогласно проголосовала против того, чтобы он выступал ее защитником.

Собравшиеся несколько часов разбирали Елену и установили, что она проецирует на Варю свои политические взгляды, уклоняется от обязанностей по ее духовному воспитанию и препятствует тому, чтобы Варя посещала «Разговоры о важном». Из-за этого у Вари «отсутствуют знания родной истории, ориентация в политической ситуации в стране и мире». Елену признали виновной в ненадлежащем исполнении обязанностей по воспитанию несовершеннолетних и поставили всю семью на профилактический учет. 

По закону на учет могут поставить семью, в которой ребенок находится в «социально опасном» положении. Опасность могут представлять его родители — например, если они пьют, не заботятся о ребенке, бьют его или унижают. Сам ребенок тоже может быть социально опасным. Причин много — от кражи до курения вейпа или бутылки пива на улице. Ответственность дети несут с 14 лет, до этого — родители или другие взрослые, которых называют «законными представителями». На Варю даже составили протокол по статье о дискредитации армии, но возбуждать дело не стали из-за отсутствия состава и того, что Варе нет 16. Родители ее одноклассников написали классной руководительнице, что обеспокоены «деструктивным поведением» Вари. 

— Они думают, в нашей семье что-то изменится?, — комментирует Елена решение о профучете, — Как у нас было, так и будет. 

«Есть на земле большая страна» 

— Есть на земле большая страна…, — громко затягивает Варя. 

— На страны поменьше распадется она, — подпевает Соня. 

— ….Ты-ды…широкий край….все загребет Китай!

— Че бы приличное спели, Варь, — говорит мама, глядя в телефон. 

— Слаавься, родная моя, всеобщая мобилизация. 

Мама улыбается, не поднимая глаз от телефона. Соня подносит ко рту сжатый в микрофон кулак и врывается с другим, непереводимо-тиктокерским речитативом. 

— Какофония получается, — говорит мама, — Сонь, включи, пожалуйста, компьютер. Она ждет начала трансляции — школа, в которой учатся Варя и Соня, проводит прямой эфир, можно присылать свои вопросы. Елена бесконечно скролит одну и ту же страницу и смотрит в экран пустыми глазами, явно не вникая в то, что видит. В последнее время у нее проблемы с концентрацией: «Я все что-то ищу и никак не могу найти». С тех пор, как ее вызвали на комиссию, у нее начались «панические атаки» — каждый раз, когда приходится иметь дело с кем-то из школы или из полиции, пульс у нее подскакивает до 120, мысли путаются, руки трясутся, хочется плакать. Елена отбрасывает телефон и поднимает глаза на Варю.

— Варь, че делаешь? Варь? Варь? Иди на пианино поиграй, Сонь. У тебя пианино. Сонь. Щас буду ругаться, щас буду ненадлежаще выполнять свои функции. Буду ругаться. Глянь, как будто это… я кому говорю вообще? И тебе, и тебе.

— Я смотрю, — отвечает Варя. 

— Че ты смотришь? 

— Кое-что. 

— «Кое-что» — это что? 

Соня и Варя сдвигают макушки — светло-русую и рыжую — вплотную над планшетом. 

— [Написано] Сорок четыре видео, [но] видео никаких нет, — говорит Соня, тыкая в экран. 

— Ну блин, вот. Пикули. Набираем «Пикули».

Елена говорит, что Антон Пикули — любимый блогер Сони и Вари: «Вот они просто фанатки этого Антона. Там и фотки у Вари есть, и они все его выпуски смотрят, у него там и про политику». Песня про большую страну — это его пародия на клип луганских «Сестер победы», где две девушки поют о том, как в «родной России» сберегли достоинство и честь, а подтанцовка в костюмах сестер милосердия марширует и выстраивается буквой Z. На канале у Пикули выходят обзоры российской телепропаганды и новостное шоу «А что случилось». Один из роликов называется: «Россияне не za войну: как нас обманывают соцопросы?».

«Я их не сажала и не говорила: „Вот это плохо, а это хорошо“», — говорит Елена. Она рассказывает, что в их семье есть украинские корни, и дети об этом знают, что они любят смотреть сериал «Слуга народа» с Зеленским и очень переживают за украинцев. На Сонином пианино — несколько листочков с желтой и голубой полосой. Елена говорит, что не знает, кто из детей и когда это рисовал. Как-то еще до войны она нашла у них в вещах военную пилотку, которую кто-то им подарил — вместо красной звездочки спереди была желто-синяя из пластилина. Еще дети давно боятся полицейских — шарахаются от них на улице, называют «космонавтами». Елена такого страха раньше не разделяла, спрашивала: «Чего их бояться? Мы просто идем». 

«Я новости начала смотреть, когда Навального посадили. До этого я особо не смотрела. [Начались] эти митинги, я смотрела новости и плакала. Дети это видели и сами, думаю, понимают, что это плохо. Я верю, что, если бы у меня были другие взгляды, у детей бы они тоже были другие. Но я считаю, что у моих детей нормальные взгляды. Я горжусь своими детьми».

Наконец трансляция начинается — две учительницы говорят с экрана, что ждут вопросов от участников. Елена пишет в чат прямого эфира сообщение: «Вы считаете нормальным, что из школы детей могу забрать полицейские и спецслужбы, учитывая, что ребенок не совершил никакого преступления?». Ей не отвечают, трансляция зависает. Елена говорит, что хотела встретиться с Вариной классной руководительницей и спросить, зачем она написала на Варю донос, но та отказалась, перестала брать трубку и отвечать на сообщения. 

«Я не хочу на них ходить» 

Адвокат Елены, Николай Бобринский, объясняет, что в целом забрать школьника в полицию — не преступление. По закону ребенка 14 лет и старше можно задержать и отвезти в отделение, если он нарушил Уголовный кодекс, от 16 и старше — даже если Административный. «Мало ли, какая-то драка в школе, в этом случае можно и полицию вызвать, и, в зависимости от возраста участников, можно доставить их в отделение, даже наложить какой-то штраф», — объясняет Бобринский, — «Но так, чтобы за аватарку — я с такой ситуацией сталкиваюсь впервые». 

В отделении Варю, по словам Бобринского, фактически допрашивали — закон позволяет это делать только в присутствии психолога или педагога. Ни того, ни другого в отделе не было. Бобринский планирует подавать иск против полицейских. 

В Вариной аватарке адвокат ничего противозаконного не нашел: ни Джавелина, ни украинский флаг, ни надпись «Слава Украине» не входят в список экстремистских материалов Минюста. Ответственность по статье о дискредитации ВС РФ Варя нести не может из-за возраста. На «Разговоры о важном», с точки зрения закона, ходить необязательно — они относятся к внеурочной деятельности. По государственному стандарту посещать внеурочные занятия нужно, но выбирать их ученики могут сами. Например, заменить «Разговоры о важном» волейболом или плаванием. 

Гражданские объединения «Альянс учителей» и «Мягкая сила» призывали родителей и учителей бойкотировать «Разговоры о важном», называя их «уроками пропаганды» — в начале сентября на уроках детям рассказывали об Украине и «специальной военной операции». «Альянс учителей» выложил в сеть шаблон заявления об отказе от «Разговоров» для родителей.

— Мама распечатала где-то отказ от этих уроков, написала: «Отказываюсь от уроков о важном». Это как дополнительно образование, мама сказала. Я ей [учительнице] отдала бумажку, что отпустите меня в 13:40, мне надо в музыкалку. Она [говорит]: «В музыкалку, да? А на каком инструменте играешь?». Я такая: «На фаготе». Она такая говорит: «А вот у нас на „Разговорах“ было о музыке. Ты бы могла нам что-то рассказать». Я такая: «Блин, вбейте, что такое „музыка“, в Chrome. Лучший помощник». Но я это, конечно, не сказала, — говорит Варя, — Мама узнала, что ввели еще уроки мужества. Где собирают пушки вот эти вот, что-то говорят, я не знаю. Мама такая спрашивает: «У вас еще нету таких уроков?». Нету. Я говорю: «Сразу печатай отказ от этих уроков». Я не хочу на них ходить. 

Уроки мужества действительно уже несколько лет проходят в российских школах и детских садах. Методические рекомендации для них размещены на сайте Фонда социально-культурных инициатив. В 2016 году на форуме guns.allzip.org для занятия в одной из московских школ военные искали тубусы гранатометов от ПТРК «Фагот». И нашли. 

Варин фагот лежит в большом черном чехле с карманами — чтобы играть, надо сначала его собрать. Варя надевает специальные подтяжки — они ложатся на спину широким черным крестом. Потом достает большую трубку с отверстиями — это нижнее колено или «сапог». На нем пробковая насадка — ее нужно смазать, чтобы надеть малое колено, еще одну трубку, изогнутую. Варя вставляет ее в сапог и проворачивает, закрепляя. Дальше щелкают еще две трубки, к ним сбоку Варя прикручивает тонкую трубочку с сине-золотой насадкой. Потом открывает ноты, дует в трубочку, получается низкий, суровый, напряженный звук. 

«Я считала себя матерью года — у меня дети учатся на отлично, ходят в музыкальную школу, я их одна воспитываю. Я думала, мне премию надо дать», — говорит Елена. И рассказывает, что недавно ей позвонили из семейного центра «Гармония» — такие есть в каждом районе, они обычно работают вместе с опекой. В основном их клиенты — неблагополучные, малоимущие, многодетные семьи. Помощь семьям называется “социальное сопровождение” — к нему “приговорили” семью Жоликер на комиссии. Сотрудник центра сказал Елене, что им нужно вместе составить план по перевоспитанию ее семьи. 

«Предполагается какая-то слежка» 

В законе не уточняется, что конкретно значит «социальное сопровождение» — сказано только, что его проводят по индивидуальной программе. Эту программу «Гармония» и хотела составить вместе с Еленой. 

Бывшая сотрудница отдела опеки и попечительства из Нижнего Новгорода Алеся Соловьева говорит, что программа социального сопровождения зависит от причины, по которой семье его назначили. Если родители страдают зависимостями, их обяжут отмечаться у нарколога, если не работают — встать на биржу труда. «Политических», по ее словам, в ее практике еще не было, и как их можно сопровождать — непонятно. «Скорее всего будут какие-то визиты к психологу. Сотрудник КДН или детской комнаты полиции может приходить домой, назначать какие-то патриотические беседы и ликбезы как для девочки, так и для мамы. Это вообще очень патовая ситуация». Соловьева отмечает, что подростки в школьных чатах часто обсуждают политику, многие поддерживают Украину. «Но «чтобы на учет ставить и в полицию — это бред какой-то», — возмущается она, — «Может быть, администрации надо сдавать отчеты о том, что такие случаи есть. Тут явно есть неудовлетворенность со стороны школы — если бы они не сообщили в полицию, то никто бы об этом и не узнал. Школа ничего больше не придумала, дабы снять с себя ответственность — написала кляузу в КДН. Какая-то показательная порка». 

— Что во мне может быть такого плохого?, — с детской обидой в голосе спрашивает мама, застывая в вопросительной, требовательной позе — одна рука упирается в бок, другая согнутой ковшиком ладонью рыхлит воздух, как будто ждет, что туда положат ответ на ее мучительный, неотступный вопрос.

— Хорошенькая, — Варя тянется к ней, обнимает за талию. Мама не двигается, не обращает на нее внимания, Варя быстро отдергивает руки. 

— Мало сказать, что хорошенькая. Нужен же какой-то повод, чтобы составить протокол. Они в тот день столько сделали незаконных вещей, а протокол в итоге выписали на меня, — мама смотрит на Варю, как будто ждет, что она ей объяснит, как так вышло. 

— Надо было на меня выписать, — бормочет Варя, улыбаясь. 

— Я ненавижу вообще это государство, вот этих вот всех людей в погонах. Они че хотят? Чтобы вот так вот все к ним относились? 

— Может быть. 

Бобринский говорит, что решение КДН «звучит как издевательство». «Видимо, предполагается какая-то слежка за поведением родителей и контроль за тем что делает ребенок в социальных сетях», — объясняет адвокат, — «Специальной нормы [которая предписывает родителям следить за детьми в соцсетях] нет, есть общая норма ответственности родителей за воспитание детей. Она предполагает обязанность прививать им поведение, которое соответствует общественным нормам — не ругаться, не сорить, не хулиганить, не бить витрины, не портить имущество общественное. Ситуация, при которой ребенок пишет в соцсетях матом, была бы более очевидной с точки зрения надлежащего родительского контроля. Но тут чисто политический вопрос. По сути речь идет о политическом перевоспитании, другого смысла я в этом не вижу». 

— У меня еще такое ощущение, может быть, я уже придумываю, что у меня стали прослушивать телефон. Такое может быть? Стало щелкать, — говорит Елена. Варя где-то рядом и мнет в руках зеленый слайм, он набухает липким глянцевым тестом между ее пальцами. В Варином слайме — муравей. Муравьи у них дома иногда проскакивают, никто не удивлен. «Может, это они [полиция] муравья увидели и поэтому?», — Варя смеется, заглядывая Елене в лицо. “Поэтому силовики решили, что она — ненадлежащая мать”, — имеет в виду Варя. «Да, наверное из-за муравья», — пустым голосом отвечает мама, глядя в сторону. 

Елена думает, что полиция, «Гармония» и школа их теперь «задолбят». Постановление комиссии о постановке семьи на профучет адвокат с Еленой уже обжаловали и теперь ждут решения суда. Если будут продолжать давить, они все бросят и уедут. Елена мечтает об этом с 24 февраля: «Я вообще в марте собиралась ехать на машине в Грузию с друзьями, абы куда, только отсюда подальше. Просто мне было страшно, я в окно смотрела и думала: «Сейчас сюда полетят самолеты, бомбы». Мне было противно все здесь, эти люди, которые «давай-давай», я каждый день смотрела новости и плакала, я не могла ничего есть. Мне вот, допустим, Соня неделю назад говорила: «Я, когда маленькая была, не понимала, почему мама говорит, что Путин плохой, а бабушка — что Путин хороший. А сейчас-то я понимаю».

— Маму точно прослушивают, — смеется Варя, копаясь в мамином телефоне. Соня поворачивается к ней, тоже заглядывает в экран — У нее минуту назад было 17 процентов, сейчас 10. 

— Хорошим людям, которые любят свое государство. Ну, не государство, любят свою страну и пытаются для нее сделать что-то хорошее, им там навешивают ярлыки разные, ну такие, нехорошие, да? И наверное, вот, родителям тоже. Какая-то открывается новая дверь, новая возможность. Хорошим, нормальным родителям будут давать статьи и штрафы за ненадлежащее исполнение обязанностей. Да, Варь? 

— Да. 

— Я там мороженное принесла, пойдемте мороженное есть.

Текст: Анна Воробьева

Редактор: Антон Кравцов