Время на прочтение: 27 минут(ы)

Когда. Василий III говорит в 1510 году: «Хочу приехать в Святой Троице поклониться», – они говорят: а вот по старине-то можно нам ещё пожить? Да, будет вам по старине пожить. Вот только пустите меня поклониться Святой Троице, и будет вам по старине. И, конечно, никакой старины там в результате не оказалось, потому что туда просто поставили в московских пищальников в центр Пскова. Всё было уничтожено, колокол был снят и так далее…

СТУДИЯ: Упразднение веча и ликвидация республики требовало символического акта, который бы показал конец старой жизни и переход к новой. И снятие колокола подходил для этого лучше всего. Это подкаст «Дальше мы сами». Меня зовут Андрей Аллахвердов. Здравствуйте.

Мы начали с события, которое скорее противоречит названию нашего подкаста. Псковская республика – а еще раньше и Новгородская – была ликвидирована, все стало подчиняться воле московского князя, и альтернатив у единоличной власти, со временем превратившейся в самодержавие, не стало. Как работала республика в этих городах? Какое представительство было у разных слоев общества? Что это была за демократия, и было ли это вообще демократией, говорим сегодня с историком, специалистом по Псковской и Новгородской республикам Алексеем Вовиным.

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Когда мы говорим «Новгородская республика», «Псковская республика», а мы неизбежно вписываем в это свои собственные представления о том, что такое республика. Для нас сейчас республика —это некоторая антитеза монархии. То есть, может быть, некая форма единоличного управления, которую условно мы можем назвать монархической, и республика, которая, соответственно, основана на каком-то широком народном представительстве, некое народоправство. Для Пскова и Новгорода в частности и для подобных объединений в древности в целом вот эта наша современная антитеза не очень подходит. Для древних республик это не что-то, противопоставленное монархии, потому что в республике может быть монарх. Но республика — это что-то такое, что объединяет всех её участников в некое общее дело – собственно, буквально «res publica» по-латыни значит «общее дело». Эта вовлечённость и есть главный, ключевой признак республики, и в этом смысле Новгород и Псков, конечно, республиками были, но они не были республиками в современном смысле слова. Во-первых, потому что в Новгороде и Пскове почти всегда был князь. Фигура князя разная для Новгорода и Пскова, и разные степени участия его в политической жизни. Но и там, и там князь был. Второй важный момент – как работали механизмы. Проблема заключается в том, что на самом деле мы очень плохо это знаем. Источники не оставили нам никакого сознательного подробного описания этой системы. Они в принципе на эту тему не особенно сами задумывались, не очень много рефлексировали по поводу того, что из себя представляет то политическое устройство, в котором они живут, – я имею в виду новгородцы и псковичи. В этом смысле, когда мы говорим о конкретных механизмах, мы во многом остаёмся на уровне догадок. Судя по тому, что у нас отсутствуют какие бы то ни было упоминания таких привычных нам механизмов, как, например, выборы, подсчёт голосов, определение решения большинством голосов, скорее всего этих механизмов не было, но это на самом деле наша догадка. Мы даже не знаем до конца, кто имел право участвовать в вече.

Мы вряд ли можем сказать о том, что вот там было такое-то представительство от городских низов, такое это представительство, скажем там, от элит. Было ли вообще представительство, допустим, городских низов. Вокруг этого идёт самый ожесточённый, наверное, спор применительно к Новгороду и Пскову между историками. Одни считают, что это было очень широкое представительство вплоть до участия сельских жителей со всей Новгородской или Псковской земли. Хотя, на мой взгляд, эта точка зрения наиболее слабая. Другие считают, что очень узкий круг городских элит принимал участие в вече. Наконец, третьи – такие, как я – считают, что это широкий круг, но горожан. У нас на самом деле есть проблемы с данными, даже по таким базовым вещам – кто, собственно, составлял политический народ Новгорода и Пскова. Я в своих работах, в частности, отстаиваю точку зрения, что это широкий круг жителей города. Ну, естественно, не всех, это взрослые мужчины, главы семьи. Мы ничего не знаем о каких-то демократических в современном представлении механизмах. И отсюда мы делаем предположения, что механизмы эти, по всей видимости, были очень архаичными и, по всей видимости, речь идёт о том, что принято называть аккламацией. То есть, когда есть какое-то предлагаемое решение, и это решение политическая толпа, политический народ своим криком, своей явной реакцией утверждает или, наоборот, отклоняет. В Новгороде и Пскове XIV–XV века, судя по тем, в первую очередь летописным известиям, который у нас есть, происходила некоторая политическая борьба. Она была очень архаична, но тем не менее мы знаем случаи и буквально физического удаления с веча псковского князя, когда псковичи в конце XV века, «спхнуша его со степени», изгнали его из города. Мы знаем случаи, когда на вече принимались судебные решения, в том числе связанные с жизнью и смертью, это одна из главных, с моей точки зрения, прерогатив веча – суд над высшими политическими акторами. В частности, мы знаем о смертных приговорах, вынесенных на вече, в том числе, например, псковским посадникам, которые пострадали за какую-то свою политическую позицию, за какую-то попытку что-то внести в политическую программу, условно говоря. Точно так же большие споры идут и вокруг других институтов средневекового Пскова и Новгорода. Здесь я бы разделил их, поскольку, несмотря на общую очевидно схожую направленность их политических структур, тем не менее между Новгородом и Псковом была серьёзная разница, в частности из-за разницы экономических условий существования Пскова и Новгорода. Каковы были полномочия посадников, сколько их было…

СТУДИЯ: Посадник это глава магистрата, городского управления. Да, я правильно понимаю?

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Этимология слово «посадник» достаточно, в общем, очевидна. Это человек, которого посадили руководить. Но значение понятия посадник, очевидно, меняется и то, что мы наблюдаем в Новгороде и Пскове в XIV– XV веке – в Новгороде ещё раньше, в XIII- XV веке – это очевидно, некий городской магистрат, поставленный, чтобы не говорить избираемый, потому что механизмы вхождения, так сказать, в посадничью должность тоже за скрыты от нас вот этой самой тьмой истории. Мы не знаем ни одного случая, чтобы посадником был назван человек княжеского рода, то есть на самом деле один случай есть, но это, скорее всего, ошибка переписчика. По всей видимости, в Новгороде в подавляющем большинстве случаев это представитель городского боярства. А в Пскове ситуация несколько иная, поскольку в Пскове не было крупного землевладения и, собственно, как таковое даже понятие боярин в Пскове начинает встречаться позже, чем понятие посадник. На мой взгляд, вообще в Пскове эволюция, посадничества и должности посадника была ещё более специфична, чем в Новгороде. Сначала это была некая пожизненная должность в первой половине XIV века. До 1510 года у нас нет ни одного известия об отрешении посадника от должности любым путём. То есть, если человек – посадник, он называется посадником до самой смерти. И вот я выдвигаю предположение, что Пскове со временем, когда количество посадников в XIV веке увеличилось, их стало больше, чем один, посадник превратился из должности в титул. Применительно к Новгороду возникает ещё фигура тысяцкого, а позднее и тысяцких, потому что потом уже, в поздний период, их в Новгороде тоже несколько, как и посадников. Тысяцкий связан с так называемым децимальным делением – на десятки сотни и тысячи. Собственно, население Новгорода составляло вместе тысячу. В Пскове фигура тысяцкого не появляется, в Пскове – сотские, на один порядок ниже, но зато их много. А вот в чём заключались конкретные обязанности тысяцких и сотских, мы не знаем, и на самом деле вполне вероятно, что конкретного круга обязанностей у них на самом деле не было, а свои полномочия они получали от того же самого веча ситуативно. То есть, например, мы многократно встречаемся с такой формулой, что «псковичи даша на вече воеводство посаднику такому-то». То есть они назначили такого-то посадника руководить войсками. Из этого получается, что сам по себе титул посадника ещё не предполагал возглавление псковского ополчения, а это право давалось псковичами на вече. Это, вообще, общая такая ситуация для всех средневековых сообществ, когда строгого разделения обязанностей, полномочий и так далее, к которому привыкли мы, люди нового времени, не существовало. Вот о той же самой фигуре тысяцкого говорят, применительно к Новгороду, с одной стороны, как о главе городской тысячи, то есть ополчения. То есть это в прямом смысле военная функция. С другой стороны, мы знаем о том, что тысяцкий вершил суд по всяким торговым делам. Это такое знаете лоскутное одеяло, причём очень старое лоскутное одеяло, в котором прорех больше, чем заплат.

СТУДИЯ: Вы говорите, что мы не знаем точно, кто имел право участвовать в вече, а что значит имел право участвовать в вече? Я опять-таки подхожу с сегодняшних позиций. Вот, допустим, человек захотел, прийти на вече, на площадь, где все собираются его, что туда не пустят?

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Понимаете, в чем дело, мы же говорим на самом деле об очень небольших по количеству сообществах. То есть применительно к кому 14 веку, но опять-таки у нас нет никакой численности веча, несколько раз его пытались высчитать эмпирическим путём, но здесь очень большое количество подводных камней. Мы не знаем, пустили бы их на вече или не пустили, но мы знаем, что внутри населения Псковской и Новгородской земли существовало некоторое разделение. Вот в этом смысле я всё время люблю приводить пример сюжета конца XV века, когда жители Опочки – Опочка в то время это псковский пригород, то есть зависимый от Пскова город. Жители Опочки повесили конокрада. А если мы возьмём Псковскую судную грамоту, то мы увидим, что конокрадство – это одно из тех преступлений, которое карается смертью. Вообще Псковская судная грамота это первый в русской истории юридический памятник, в котором в прямом виде появляется смертная казнь.

Из Псковской судной грамоты

Эта грамота выписана из грамоты великого князя Александра и из грамоты князя Константина и изо всех приписок (к ним) псковских исконных обычаев, по благословлению своих отцов, попов всех пяти соборов и иеромонахов и дьяконов и священников и всего духовенства, всем Псковом на вече в 1397 году.
4. Князь и посадник на вече не судят. Им (следует) судить в княжеских хоромах, руководствуясь (псковским) законом, согласно с присягой. Если же они будут судить не по закону, то пусть их осудит Бог на втором пришествии Христа. А тайных взяток не брать ни князю, ни посаднику.
7. Вор, обокравший (псковский) Кремль, конокрад, изменник и поджигатель подлежат смертной казни.
8. Если что-либо будет украдено в посаде, то дважды (вора) милуя, не лишать жизни, а, уличив (в воровстве), наказать в соответствии с его виной. Если же он будет уличен в третий раз, то в живых его не оставлять (так же), как и вора, обокравшего Кремль. 

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Так вот жители Опочки, казалось бы, казнили этого коневого татя в полном согласии с Судной грамотой, но после этого они попали в опалу Пскова. Были наказаны штрафом 100 рублей, то есть серьёзной суммой. Почему? Потому что жители Опочки сделали то, на что они, собственно, не имели права. Они присвоили себе прерогативу псковского веча, в которое они не входили. То есть, это одно из свидетельств того, что жители пригородов, так же как сельские жители, права участия в вече не имели. Я не могу сказать, и никто не может сказать, а были ли какие-то механизмы отсева, конечно, трудно себе представить там рамки с металлоискателем и проверкой паспортов при входе на псковское или новгородское вече, но я повторю это маленькие сообщества это сообщество, в которых все друг друга знают. Это совершенно другой тип сообществ по сравнению с теми, в которых живём. Я не думаю, что там был какой-то такой, вот отсев, но в принципе очевидно, что там, извините за повторение, вычерчиваются очертания политического народа, то есть той группы людей, которые, собственно, отвечала за принятие решений и могла на них как-то влиять.

Вече могло собираться – и, строго говоря, так и происходило зачастую – экстренно. По каким-то только что возникшим поводам. Тогда звонили в вечевой колокол и народ собирался на вече. Очевидно, совершенно, что в этой ситуации никакие сельские жители и никакие жители, даже Опочки, Гдова, Острова или других псковских пригородов и не могли прибыть на вече, во-первых. Просто логистика этого не позволяла. А во-вторых, собственно, как могло происходить это оповещение? Мы знаем один из самых, может быть, знаменитых примеров. О новгородском вече 1132 и 1136 или или, потому что, возможно, это одно событие. Там очень похожие события описываются под двумя годами, когда новгородцы в первый раз открыто изгоняют князя. И для его изгнания они призывают псковичей и ладожан. Это тот самый момент, когда, по всей видимости, вот эти городские общины трёх главных городов Новгородской земли ещё мыслились как некое единое целое. Потом судьбы Пскова и Ладоги были очень разными, потому что Ладога стала новгородским пригородом, а Псков, наоборот, обособился и стал развиваться самостоятельно.

В лето 1136 новгородцы призвали псковичей и ладожан и порешили на вече изгнать князя своего Всеволода. И посадили его на епископ двор с женою и с детьми и с тещею. И стража стерегла его день и ночь с оружием по 30 мужей на день. И сидел он два месяца, и отпустили его из города. А вот вины его:
         1       Не блюдет смердов.
         2       «Зачем ты хотел сесть в Переяславле?»
         3       «Бежал с поля битвы прежде всех».
И не пустили его, пока другой князь не придет.
В то же лето пришел в Новгород князь Святослав Ольгович из Чернигова. […]
Всеволод же пошел в Киев к стрыю своему Ярополку. Тогда поехали к нему псковичи, били челом и взяли Всеволода княжить к себе. И когда приехал ко Пскову, […] встретили его с честью с крестами, пели ему многая лета и посадили его на столе.
Когда услышали новгородцы, что Всеволод во Пскове, то поднялся мятеж великий в Новгороде, так как не захотели люди Всеволода. А другие побежали к Всеволоду во Псков. Тогда новгородские люди разграбили домы их. Искали еще и то, кто из бояр был приятель Всеволоду, и брали с них до полторы тысячи гривен. Брали и с невиновных. И дали те деньги купцам снаряжаться на войну.
Потом Святослав Ольгович, собрав всю землю Новгородскую, привел брата своего и курян с половцами и пошел на Псков прогонять Всеволода. И не покорились им псковичи, не выгнали от себя князя, но стали остерегаться, устроили засеки.
Подумав на пути, князь Святослав Ольгович и все люди повернули назад, сказав:
— Не будем проливать крови со своею братьею. Может быть, бог уладит своим промыслом.
Тогда же преставился князь Всеволод Мстиславич во Пскове и положен был в церкви святой Троицы, которую сам создал.

СТУДИЯ: Почему такая система, как в Новгороде и Пскове, не сложилась в других местах?

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Ответ мой не будет очень оригинальным. Начнём с того, что картина, которую мы наблюдаем в 12 – первой половине 13 века, не особенно выделяется в Новгороде и Пскове по сравнению с другими русскими землями. Вообще первое вече, известно е нам это не Новгородское и Псковское, а вече Киевское. Что, в общем, наверное, не очень удивительно. Вечевые известия в домонгольский период, подчеркну, они у нас есть в общем по всей территории Руси. На мой взгляд, вече это такое чисто городское явление, которое связано с подъёмом и ростом городов с подъёмом и ростом горожан как определённого социального слоя, который осознаёт свою силу и постепенно начинает себя противопоставлять княжеской власти. И это естественно, какая-то игра в баланс, который постоянно меняется. С одной стороны, мы знаем много случаев, когда там «кыяне изгоняют князя». Другое дело, что вот эти известия XII-XIII века не позволяют нам говорить, что эти ранние веча были способны вырабатывать какую то позитивную повестку что-то предлагать. Негативная повестка понятна, вот он нам не нравится, показали путь этому самому князю или каким-то неугодным согражданам. А в XIV–XV  веке в Пскове и Новгороде мы это уже в каком-то виде видим. Скорее всего, речь идет о том, что вот эти ранние веча, они имели ещё более архаичный характер, чем новгородское и псковское XIV–XV века. Ну и самое главное – потому что монгольское вторжение. Потому что, как мы знаем, монголы в основном были нацелены на города. Вот этот слой горожан, которые начинали осознавать свою силу и начинали постепенно своё движение в качестве какого-то политического актора, был уничтожен. Не полностью, но ему был нанесён очень существенный удар. И кто были те новые горожане, которые пришли на место погибших, мы не знаем. Возможно, это были новые люди, пришедшие из деревень. И, соответственно, вот эту политическую культуру предыдущего периода, нарождавшуюся, они уже в себе не несли. Поэтому в послемонгольский период мы наблюдаем ещё вечевые известия не только в Пскове и Новгороде – в Ростове Великом есть упоминания веча в XIV веке, в Твери. То есть это ещё существовало, но сходило на нет. Плюс второй фактор: в Великом княжестве Владимирском – ну Великое княжество Владимирское это эфемерная вещь – там после монгольского вторжения наблюдается усиление княжеской власти, то усиление связано с тем, что ну, как я уже сказал, во-первых, погибают горожане, которые были неким оппонентом князей, а во-вторых, значительной степени гибнет другая очень важная социальная прослойка гибнут домонгольский дружинники. в значительной степени гибнет другая очень важная социальная прослойка – домонгольские дружинники. Князь для них был не господином среди рабов, а первым среди равных. И это тот самый слой, из которого, скажем, в Западной Европе рождается потом аристократия, которая в известной степени тоже является оппонентом этого «единоправия», чтобы перефразировать монархию. Новые дружинники были набраны тоже непонятно откуда, и у князя с ними отношения сразу меняются. А поэтому усиливается княжеская власть в северо-западной Руси, а в Новгороде, наоборот, изначально, начиная ещё там с XI века, складывается традиция, что в Новгороде всегда сидит князем тот, кто следующий в очереди на киевский стол. Он сидит там недолго, он находится в состоянии, как это сказать, готовности к прыжку в Киев, думает он об этом в первую очередь. И у князя в Новгороде не завязывается каких-то особых связей с местными элитами, он здесь чужой. Поэтому в Новгороде появляется фигура посадника, то есть княжеская власть ослабляется в этом смысле в Новгороде с самого начала ещё задолго до монгольского вторжения. Ну Псков, конечно, шёл в каком-то смысле в такой в кильватерной струе Новгорода в смысле политической культуры. Плюс Псков в XII веке, это, в общем, конечно, страшное захолустье, и в общем не очень большой город. Князья стабильно начинают появляться только с XIII–XIV века, то есть там, в принципе, стол княжеский стол появляется достаточно поздно, что, естественно, не способствует усилению княжеской власти.

СТУДИЯ: Вот эта система – условно назовём её республиканской – давала какие-то преимущества по сравнению с монархической – назовем ее так тоже условно? Культурные, экономические, с точки зрения эффективности управления?

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Да, вот то, что мы наблюдаем, – разительное отличие Новгорода и Пскова в XIV–XV веке, скажем, от Москвы в том, что касается, например развитости документооборота. Вообще всплеск письменной культуры. В первую очередь, конечно, документооборота и частного акта. Это тоже давно известная история, связанная не только с Новгородом и Псковом, а со всеми подобного рода самоуправляющимися городскими сообществами, где в силу, скажем так, меньшей вертикальности политических структур по сравнению с теми, где, собственно, есть единоначалие, а порождает усиление горизонтальных связей внутри общества. Поскольку нет того, кто старше или младше, или это не так ярко выражено, это подразумевает, что людям требуется большее количество фиксированных в письменном виде договорённостей. Когда Москва сталкивается с Новгородом и Псковом, она очень внимательно изучает их, в том числе вот это документальное наследие. Торговля – ну тут сложно, конечно, говорить это вопрос политического строя или географического расположения, но очевидно, что в смысле торговом, Новгород и Псков были далеко впереди северо-восточной Руси. Понятно, что они были таким вот форпостом на границе с латинским миром, с католической Европой: вот граница, ливонский рубеж, вот она пролегала, прямо осязаемая. Всё это создавало ещё определённые недостатки. И здесь тоже показательна история, как Новгород и Псков потеряли всю свою независимость. С Новгородом всё предельно просто. Это произошло на самом деле на поле боя. Была знаменитая битва на реке Шелони, после которой, собственно, присоединение Новгорода к Москве стало уже неизбежным, хотя оно произошло через семь лет.

Из Новгородской повести ο походе Ивана III в 1471 

В год 6979 (1471) впал князь великий Иван Васильевич во гнев на Великий Новгород, начал войско свое собирать и стал посылать на новгородские земли. И взяли сначала Старую Руссу и святые церкви пожгли, и всю Старую Руссу выжгли, и пошли на Шелонь, воюя; псковичи же князю помогали и много зла новгородским землям нанесли. […] И начали они биться, и погнали новгородцы москвичей за Шелонь-реку, но ударил на новгородцев засадный татарский полк, и погибло новгородцев много, а иные побежали, а других похватали, а прочих в плен увели и много зла причинили; и все то случилось до приезда великого князя.

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Почему она была проиграна? Потому что Москва создала эффективную систему поместного войска уже к тому времени. Московские великие князья, имели возможность давать землю в обмен на службу своим дружинникам, сажали их на землю, и те являлись «конно, людно и оружно» на службу. Про Псков, мы знаем, что там тоже были какие-то такие элементы земли за службу, но это, по всей видимости, находилось в каком-то таком зачаточном виде. Ну, то есть не было вот этой единой понятной политической воли, как это всегда бывает в таких более демократических сообществах, где принятие решений в каком-то смысле коллегиальное. Понятно, что вот когда мы говорим о Новгороде и Пскове, тут всегда нужно оговариваться, что это не современное представление о демократии, но тем не менее, очевидно, что, если мы сравниваем с северо-восточной Русью, с Москвой, в частности, то коллегиальности здесь было намного больше. Псков, в отличие от Новгорода, не вступил в прямую конфронтацию с Москвой. Но это же тоже была сдача фактически под угрозой силы, конечно, но помимо соображений прямой силы, очевидно, там действовали разные соображения, потому что псковичи осознавали принадлежность к вот этому некому очень эфемерному, пока ещё образованию, великому княжению. И ещё в XV веке они признают себя «отчиной великого князя»: «Мы мужи-псковичи вольные люди, отчина великого князя». Такой оксюморон с современной точки зрения: как же мы, с одной стороны, отчина, а с другой стороны вольные люди? Это противоречие отражает, в общем, с нашей точки зрения, двойственное положение Пскова в последней четверти XV века и первом десятилетии XVI века, когда вот Новгород уже захвачен, а Псков – следующий на очереди, но они хотят этот момент как-то оттянуть и надеются пожить «по старине», то есть по своим обычаям. Но признают себя, в общем, вассалами, наверно, если использовать феодальную терминологию вассалами великого князя.

СТУДИЯ: А зачем надо было уничтожать Псковскую республику? Она не могла существовать как часть государства, но немножко с другим устройством. Как сейчас бы сказали, на правах автономии?

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Мы на западноевропейском материале такие примеры знаем. То есть всякие, например, в Германии. Разные вольные города прекрасно досуществовали до Веймарской республики, в каком-то виде, а в некотором смысле можно сказать, что продолжать существовать и сейчас, потому что мы знаем, что вот в ФРГ есть, например, вольный город Гамбург. И то, что Гамбург – вольный город, это в некотором смысле отголосок, его коммунальной истории средневековой. С другой стороны, альтернативный пример это Италия, главный центр развития коммунального движения. Их два. Италия и Фландрия. Ну то есть Бельгия, Нидерланды. Вот это две главные зоны развития городов. И в политическом смысле тоже. Ну Италия даже чуть раньше, чем во Фландрии. Вот все эти вольные города не пережили XVI век. Ну тоже я не могу, не могу не упомянуть замечательный факт, что первое, что сделали Медичи после того, как окончательно захватили Флоренцию уже с помощью французских войск, они сняли колокол и увезли его. Потому что колокол – это символ коммунальной свободы. Ну и понятно, что они это сделали не потому, что за пару десятилетий до этого Василий III вывез колокол из Пскова, а ещё за несколько десятилетий до этого Иван III – из Новгорода. Конечно, это просто схожее явление в схожих обстоятельствах. Но на самом деле есть концепция, почему это произошло? Почему вот в Германии такая интеграция была возможна, а в Италии она стала невозможна, и это объяснение, работает и для Новгорода и Пскова. Всё дело в том, что. В итальянских городах помимо вот этого собственно коммунального самоуправления, начало складываться то, что называют ну по-английски city state, по-итальянски città-stato – город-государство. В Италии значительный процент населения городов составляли перебравшиеся в города мелкие рыцари, мелкие феодалы, которые вели свой вот этот самый рыцарский образ жизни в городе. И вместе со своими, так сказать, физическим присутствием они дали итальянским городам очень важную вещь – военную силу в то время, когда ещё главной ударной силой на поле боя была тяжело вооружённая рыцарская конница. Поэтому итальянские города получили возможность не просто быть такими пассивными политическими акторами, заботясь только о своём самоуправлении. Они стали активно вести внешнюю политику, воевать друг с другом, с императором, с кем-то ещё, то есть их самостоятельность имела тенденцию к превращению в независимость, потому что у них была военная сила, они были способны вести завоевательные войны. Они воспринимались не как что-то, что можно интегрировать в себя. Они воспринимались как конкуренты, которых можно либо подавить военной силой, либо как-то с ними там, как с Венецией договариваться, сначала подавить, а потом договариваться тоже. То есть итальянские города, в отличие, скажем, от немецких, претендовали уже на то, чтобы быть именно независимыми. В этом смысле Новгород и Псков на итальянские города похожи больше, чем, скажем, на немецкие, потому что там помимо князей была своя воинская сила. Как я уже говорил, они там пытались от 10 сох выставлять конного воина. Об этом спорили на вече, были ожесточенные споры, нужно ли выставлять от церковной земли или не нужно ли выставлять и так далее? Но мы просто знаем упоминания, когда посадник идёт с псковичами в поход, никакой князь там даже не упоминается. У них была некая воинская традиция, и они, очевидно, постепенно двигались в именно в направлении – понятно, что это такое время, когда эти понятия ещё не сформулированы, – чего-то такого, что потом ведёт к идее независимости, не просто самостоятельности.

СТУДИЯ: Вот вы упомянули целых три случая, когда сняли и вывезли колокол, то есть эта традиция просто резко была пресечена и всё – больше никаких собраний, никакого веча?

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Инерция этих задавленных вечевых, демократических, как угодно это называем, республиканских институтов, она была. Мы знаем, прекрасный пример – свидетельство перебежчика. Это 40-е годы 16 века, перебежчик в Литву, который рассказывает про то, что «псковские мужики собираются на вече». То есть вот эти все элиты боярские, они удалены из Пскова, ну надо наверно кто-то остался, но, в общем и целом, удалены. То есть, казалось бы, те элиты, которые ну лучше всего знали эту традицию, главнейшую роль играли, они исчезли, но тем не менее глубоко проникли, видимо, вот эти все традиции, что уже в условиях московского государства всё равно у нас есть известия о псковском вече, то есть какая-то инерция этого была. То есть не то, что 1510 год и всё, как отрезало. Какое-то продолжение было. Про Новгород у нас такой информации нет, но вполне возможно это тоже было. Вряд ли это исчезло само собой совсем, вот моментально сразу. Интеграция происходит. Ну конечно, это интеграция во многом через слом вот этой самой старины, того, что они захотели сохранить больше всего, то есть фактически на самом деле самоуправления. То есть это обычай, по которым они живут такой патриархальный, премодерный взгляд на мир, старина в смысле «как отцы жили». Они эту старину то утрачивают. Это же, собственно, предмет торга между Василием III и псковичами.

Из Псковской третьей летописи

И прислал Князь Великий Дьяка Третьяка Далматова с жалованным со льстивым словом. И Псковичи обрадовались от Государя жалованья и старины, еже Третьяк им на вечи сказал первую и новую пошлину поклон от Великого Князя: что де и отчина моя Псковичи толке хотите в старине прожити, и вы б есте две воли мои изволили: чтоб у вас вечья не было, да и колокол бы вечной сняли, а здесь быти двем Наместником, а по приговору по Наместнику ж бытии и вы еще в старине проживете, а только тех дву вольне сотворите Государю и не изволите, ино как Бог по сердцу положит ино у него много силы готовой ито кровопролитие на тех будет, кто Государевы воли не сотворит. Да Государь наш хочет побывати на поклон к Троицы во Псков. Да отговорив то, да сел на степени. 

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Когда Василий III говорит, в 1510 году: «Хочу приехать в Святой Троице поклониться», – они говорят: а вот по старине-то можно нам ещё пожить? Да, будет вам по старине пожить. Вот только пустите меня поклониться Святой Троице, и будет вам по старине. И, конечно, никакой старины там в результате не оказалось, потому что туда просто поставили в московских пищальников в центр Пскова. То есть все было уничтожено, колокол был снят и так далее. Вот, но тем не менее, в силу того что Новгород и Псков это просто очень большие куски пирога. А если я не ошибаюсь в момент вхождения московское государство ну, войдя в состав московского государства, условно говоря, Новгород стал стал, собственно, самым большим городом московского государства. А Псков к тому времени его догнал, поэтому возможно, что он стал вторым. В любом случае, это были сопоставимые величины. Это был такой кусок, который нужно было еще переварить. Вот на это «переварить» потребовалось какое-то время.

СТУДИЯ: Вот эта история про вече, про Псковскую и Новгородскую республики дает ли нам какой-то опыт, полезный в современности?

АЛЕКСЕЙ ВОВИН: Конечно, никакого практического применения это для нас не имеет, то есть это традиция, которая закончилась. Другое дело, что в более поздней русской истории подобные вещи возникали. Самый известный пример это Смута. Причем это связано даже не с Новгородом или Псковом, а в целом вот северные города сначала, которые начинают объединяться и в итоге приглашают Михаила Скопина-Шуйского. Союз с Якобом Делагарди, освобождение Москвы и так далее. Эти северные города, оказавшиеся отрезанными от московского правительства, демонстрируют удивительные способности к самоорганизации, то есть они начинают выступать в качестве каких-то политических субъектов, хотя это совершенно другие города, там совершенно другое население. Но тем не менее они действуют вместе, купно. Точно так же эта история про второе ополчение – собственно, Кузьма Минин воззвание к нижегородцам. Существует такой тезис. В некоторой степени распространённой в массовом сознании, причём среди людей с разными политическими убеждениями, что вот Россия тяготеет к сильной руке. Что политическая традиция русского народа связана с единоначалием. Что обязательно должен быть кто-то один, кто за всех отвечает. Патерналистское такое вот отношение к власти. Мне кажется, что пример Новгорода и Пскова, особенно помещенные в сравнительную перспективу с западной Европой, где существуют те же самые, по сути своей, явления, это часть на самом деле традиции, часть политической культуры не в том смысле, что «Ну мы все помним о новгородском вече, поэтому мы такие свободолюбивые и демократичные». Конечно, ничего у нас внутри от этого новгородского веча в прямом смысле не осталось. Но в смысле, что в нашей политической культуре в широком смысле слова заложены самые разные варианты, скажем так, политического развития. И если мы берем средневековые сюжеты, принципиальных различий, например, с Западной Европой не наблюдается. Поэтому тезис этот, ну он сам по себе, конечно, достаточно нелепо выглядит про тягу к сильной руке и так далее. В данном случае это может быть некоторым контраргументом. А вот давайте посмотрим сюда.  Да, конечно, мы знаем, что в итоге победила Москва с её действительно, к тому времени уже оформившейся традицией сильной княжеской власти, которая с течением времени, в общем, усиливалась. Но этим вот самым новгородцам и псковичам середины XV века, допустим, им было ещё неизвестно, что победит Москва. Они, в общем, в некотором смысле тоже участвовали вот в этой большом соперничестве за лидерство. Да, Новгород в итоге проиграл, но это, собственно, ничего не значит. Это значит только то, что Новгород проиграл, а сама по себе эта альтернатива она существовала.

СТУДИЯ: Я благодарю за очень интересный рассказ Алексея Вовина, специалиста по истории Псковской и Новогородской республик. Это был подкаст «Дальше мы сами». Слушайте нас, комментируйте, нам важно знать ваше мнение. До встречи