Юрий Федорович Самарин говорил, что в российской жизни устроено все следующим образом: вот сидит человек в кабинете в мундире – это бюрократ и государственный служащий. А сегодня же вечером пошел домой снял мундир, надел халат – и он уже представитель общественности.

СТУДИЯ: И не просто представитель общественности, может быть даже член земского собрания. Это подкаст «Дальше мы сами». Меня зовут Андрей Аллахвердов. Здравствуйте.

Слово «земский» имеет в разных словарях хоть и чуть разные, но сходные значения: общегосударственный, общенародный, губернский, вспомогательный, местный, частный, падающий на одно сословье. В нашем подкасте оно появилось в самом первом выпуске, когда мы говорили о земском старосте Козьме Минине. Но хотя слово это встречается в документах разных веков, в основном, когда говорят о «земстве», имеют в виду учреждения, которые существовали в Российской империи с середины XIX века до конца 1917 года. Земский врач, земский учитель – это всё из того времени. И конечно земство – это о самоуправлении. Сегодня говорим со специалистом в этой области, доктором исторических наук Кириллом Соловьевым. Здравствуйте.

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Здравствуйте. Важно иметь в виду, что это, по сути дела, первый опыт полноценного местного самоуправления в России. Некоторые аналоги были и в 18 веке, и до 18 века. Но это была система совершенно другой природы. То есть это местное самоуправление в самом классическом понимании этого слова, когда ставка делается на местные силы, они имеют возможность решать те проблемы, которых их непосредственно волнуют. То есть вопросы медицины, образования, местной инфраструктуры, местной статистики. Учреждение существовало на двух этажах, двух уровнях. Это губерния и уезд. Это очень важно, потому что, во-первых, не будет земства выше, это то, о чем потом земцы будут много говорить и много мечтать, то бишь не будет областного, а главное всероссийского земства. И что, наверное, в каком-то смысле даже важнее, не будет земства снизу. То есть это – структура недостроенная. Не будет земства на уровне волости, не будет земства на уровне поселка. Об этом будут соответствующие проекты уже в начале ХХ века, но реализации они не получили, довольно понятно, почему. Потому что ключевая роль земстве принадлежала поместному дворянству, проще говоря – помещикам. Если создается земство на уровне волости или поселка, там будут, естественно, заседать крестьяне – учреждение другого рода. Собственно, мы видим, что земство распределено отнюдь не по всей России – только там, где есть поместное дворянство. Поэтому не будет земства в Архангельске, в Астрахани, до поры до времени бы не будет земства в Оренбурге, и, разумеется, нет и речи о том, чтобы земство возникло за Уралом, то есть сибирского земства тоже до революции не случится. И земства не будет на окраинах, потому что правительство полагалось, не просто на поместное дворянство, но на русское поместное дворянство. Потому что, если вы создаете земство на территории современной Белоруссии, большей части современной Украины, то там тон будет задавать польское дворянство. И возникал вопрос, насколько вообще такое земство уместно. Иными словами, земство распространено на меньшей части Российской империи, но очень населенной, очень важной и, прежде всего, включающей внутренние губернии Российской империи, это по большому счету центральная Россия, часть северо-запад России, часть современной восточной Украины.

Из Положения о губернских и уездных земских учреждениях, 1 января 1864 г.

Признав за благо призвать к ближайшему участию в заведывании делами, относящимися до хозяйственных польз и нужд каждой Губернии и каждого уезда, местное их население, посредством избираемых от оного лиц, Мы повелели Министру Внутренних Дел составить, на указанных Нами началах, проекты постановлений об устройстве особых земских, для заведывания упомянутыми делами, учреждений. […]
— Круг действий земских учреждений ограничивается пределами Губернии или уезда, каждому из сих учреждений подведомственных. […]
— Земские учреждения, в постановлениях и распоряжениях своих, не могут выходить из круга указанных им дел; по сему они не вмешиваются в дела, принадлежащие кругу действий правительственных, сословных и общественных властей и учреждений.  […]

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Земство, прежде всего, опиралось на два важных института. Один имеет представительный характер, а другой – административно-распорядительный. Это земское собрание, которое выбирается местным населением. Причем, если речь идет о положении 1864 года, то это и дворяне, и крестьяне, и городские обыватели. Если речь идет о положении 1890 года, там вроде бы все те же самые группы, но дворян станет заметно больше. У них появится явное численное превосходство над всеми остальными. А само земское собрание будет выбирать уже земскую управу, которая будет заниматься распорядительной деятельностью.  Если речь идет о земстве, то это две категории лиц, которые обеспечивают его работу: непосредственно сами земцы, то есть те, кто участвует в работе земских учреждений, земских собраниях и земских управах, и земские служащие – это другая категория, те, кто нанимается земством на работу. И если земцев относительно мало в пределах России ­– на начало XX века где-то 12 000 человек, – то земских служащих, разумеется, существенно больше. Это земские врачи, земские учителя, агрономы, статисты, еще многие-многие другие служащие, которые формируют совершенно новую, прежде неведомую инфраструктуру. Впервые появляется, можно сказать, система образования на селе. Не отдельные частные инициативы или система церковных школ, а система светского образования, которая поддерживается органами местного самоуправления. Появляется медицина, относительно доступная, в том числе, для крестьянства. Разумеется, это не могло удовлетворить все потребности, и если мы говорим о сопоставлении численности представителей медицинского персонала в России и какой-нибудь стране Западной Европы, это сопоставление будет отнюдь не в пользу России вполне очевидно. Но тут важна подвижка, динамика. Прежде ничего подобного не было. Это, в том числе, сказывается на таких важных проблемах, как снижение детской смертности. К началу XX века оно будет катастрофически высоким, но заметно ниже, чем прежде. Родовспоможение, которое становится тоже относительно доступным в условиях наличия земства. То есть земство — это не только слова, это не только возможность высказаться, проявить какую-то активность, но это, в общем, некоторые реальные социальные подвижки, которые сказываются на положении значительной части населения.

В истории земства есть два важных этапа, которые связаны с двумя законодательными актами. Потому что земство создается в 1864 году в соответствии с одной логикой, а потом преобразовывается в 1890 году в соответствии с совсем другой логикой. В 1864 году, когда земство возникало, господствовала, так называемая общественная теория самоуправления. Исходили из того, что земство – это негосударственное учреждение. Оно выполняет общественные функции. Общество имеет право заниматься теми проблемами, которые его волнуют. А государство в эти дела не вмешивается. Оно может что-то координировать, корректировать, помогать, но оно прекрасно понимает, что в этих вопросах первую скрипку играет представитель общественности. В общем, неудивительно, что в самом скором времени у земских учреждений возникают острые конфликты с губернской администрацией, просто потому что не вполне понятно, где проходят границы между одними прерогативами и другими. И вот к 1890 году, когда будет издано новое земское положение, господствует уже другая государственная теория самоуправления. Помимо того, что увеличится количество представителей поместного дворянства, будут установлены и относительно жесткие формы контроля над земством. У губернатора появились возможности утверждать или не утверждать руководство земства, земские решения, исходя из того, что земство – это часть государственной системы, и оно выполняет в определенном смысле государственные управленческие функции. Эта мысль, вполне понятная для администрации, была неочевидна для земцев. И преобразование 1890 года не сняло конфликты, как рассчитывали в Петербурге, а напротив, создало дополнительные условия для конфликтов, которые потом перерастают в то, что земство становится центром притяжения и политических сил, и оно обретает определенную политическую мощь. И в известной мере, без понимания того, что происходит в земстве, в 90-е годы, в начале 1900-х годов, сложно понять, что будет представлять из себя первая Русская революция.

Из Положения о губернских и уездных земских учреждениях, 12 июня 1890 г.

Для обсуждения, в подлежащих случаях, правильности и законности постановлений и распоряжений земских учреждений и для решения других дел, в сем положении указанных, образуется в каждой Губернии Губернское по земским и городским делам Присутствие […] под председательством Губернатора […]
Губернатор, если не признает возможным согласиться с решением большинства Членов Присутствия, приостанавливает исполнение означенного решения и безотлагательно представляет дело Министру Внутренних Дел […]
Для избрания уполномоченных на земские избирательные собрания […] два земские избирательные съезда. В первом съезде под председательством Уездного Предводителя Дворянства, участвуют дворяне потомственные и личные. Второй съезд, под председательством Головы Губернского или уездного города, […] образуют все прочие лица, имеющие право участвовать в земских выборах через уполномоченных.
Губернатор останавливает исполнение постановления Земского Собрания в тех случаях, когда усмотрит, что оно:
1) несогласно с законом или постановлено с нарушением круга ведомства, пределов власти, либо порядка действий земских учреждений;
2) не соответствует общим государственным пользам и нуждам, либо явно нарушает интересы местного населения.

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Между земством и бюрократией было много конфликтов, но и много мостиков, которые их связывали. То есть проводить такую жесткую дихотомию, что есть одни и есть другие, или, как говорили тогда в 19 веке, есть «мы», а есть «они», это формула изначально Герцена, это не совсем точно. Очень многие чиновники на совершенно законных основаниях участвовали в земских собраниях и выполняли земские функции ровно так же, как их коллеги, которые никакими чиновниками не были. И это касалось не каких-то там представителей чиновничества низшего, среднего – высшего чиновничества, министры этим баловались. Юрий Федорович Самарин, очень видный публицист, мыслитель, сам имевший опыт государственной службы, говорил, что в российской жизни устроено все следующим образом: вот сидит человек в кабинете в мундире – это бюрократ и государственный служащий. А сегодня же вечером пошел домой снял мундир, надел халат – и он уже представитель общественности. Он будет читать те же самые журналы, газеты, что и представители общественности, он будет рассуждать на те же самые темы, более того: он будет позволять себе те же самые суждения, и зачастую эти суждения будут сугубо оппозиционного свойства. Его не будет ничего смущать. Он будет выполнять разные ролевые функции. И вот часто такого рода конфликты, о которых мы уже с вами говорили, губернатора и земца, это конфликт ролевых функций. Потому что тот же самый человек, который сейчас губернатор, он потом окажется в отставке, будет посещать те же самые земские собрания, будет говорить ровно то же самое, что и его коллеги по земству.

Российская бюрократия, именно как социальная группа, не говоря об отдельных ее представителях, исходила в том числе из понимания собственных корпоративных интересов. Эти корпоративные интересы совершенно не обязательно были тождественны интересам помещиков, притом, что среди представителей бюрократии были и помещики. Но это вовсе не значит, что, если губернатор имеет поместье он будет мыслить приблизительно так же, как и земцы, у которых тоже есть поместье. Дворянство в России был очень разным: было мелкопоместные дворяне и были аристократы, зачастую латифундисты. Вот мы берем с вами условно героев Льва Николаевича Толстого, в «Войне и мире», салон Анны Павловны Шерер. Это одно дворянство, которое говорит по-французски, они вполне помещены в европейский интеллектуальный контекст. Они проживают в Петербурге и Москве. Но это меньшая часть российского дворянства. А большая часть российского дворянства – это герои не Толстого, а скорее Николая Васильевича Гоголя. Это условные Коробочки. Она же тоже дворянка. Но там речи и о французском языке нет.

Минуту спустя вошла хозяйка, женщина пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядёвые мешочки, размещенные по ящикам комодов. В один мешочек отбирают всё целковики, в другой полтиннички, в третий четвертачки, хотя с виду и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит во время печения праздничных лепешек со всякими пряженцами или поизотрется само собою. Но не сгорит платье и не изотрется само собою; бережлива старушка, и салопу суждено пролежать долго в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатой сестры вместе со всяким другим хламом.
Гоголь, «Мертвые души»

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Там совсем другая система координат и ценностей. Естественно, они рассуждают по-разному, притом, что представляют одно сословие, но между представителями сословия колоссальное различие. Те, кто ушел работать в земство, это очень специфические, очень активные представители дворянства. Абсолютное большинство дворян сидели по поместьям, или, может быть, даже по каким-то губернским уездным городам, и ни на какие земские собрания не ездили, не видя в этом никакой надобности. Принимают участие те, которые к этому делу не безразличны. Их очень мало. Среди них есть совершенно поразительные фигуры, которые сами по себе удивительны. Например, Дмитрий Иванович Шаховской, очень важная фигура для истории российского земства, рубежа 19-20 века. Сын генерала, его сестра близка к самым высшим придворным сферам. Он сам Рюрикович, князь Шаховской. Он имеет шанс делать профессорскую карьеру, его учителя в университете к этому подталкивают. Но он едет работать в Тверское земство, в Весьегонский уезд. Там он нанимается смотрителем училищ. Ему предлагают жалование, а он просит его сократить. Он выполняет свою работу, в любое время года, вне зависимости от природных условий, пешком проходя весь уезд, зачастую это ему стоит проблем со здоровьем. У него есть поместья в родной Ярославской губернии. Он их формально продает, а по сути дела дарит соседним крестьянам, оставляет себе только такой земельный участок, который позволяет ему баллотироваться на выборах в земства. Совершенно особая логика поведения. Разумеется, не надо думать, что так себя вели все. Это исключение из правил, потому что, если бы не было исключения из правил, мы бы об этом не говорили.

СТУДИЯ: А что было там, где не было земства?

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Создавались такого рода паллиативы, которые иногда в публицистике называли «маргариновые земства». То есть формы общественного самоуправления, которые на земство, тем не менее, мало походили. Преимущественно речь шла о различных формах консолидации местного дворянства, если таковое было, и оно, соответственно, пыталось выполнять функции, близкие к тому, каким должны были располагать земские учреждения. Но было совершенно понятно, что это лучше, чем ничего, но это явно не соответствует тем возможностям, которые были у земств. Конечно, мы не должны с вами идеализировать, потому что у земств было много проблем, очевидных проблем. У земства тоже не хватало человеческих ресурсов, равно как и у государственной службы. Часто сталкивались с ситуацией, что к ним шли далеко не всегда лучшие, потому что они не могли многое предложить. Когда студент заканчивал курс университета, если он заканчивал его успешно, то больший был шанс, что он окажется на государственной службе, чем он пойдет в земство. Были среди земцев не всегда самые порядочные люди. Проблем было достаточно. Но тем не менее была система. И эта система обеспечивала худо-бедно, функционирование социальной среды в Российской империи. Совершенно не случайно, что к 1910-м годам встал вопрос о создании земств там, где их не было прежде. На это был нацелен столыпинский курс, вводивший земства в Западном крае, что казалось прежде совершенно безумием. Но вы шли на эти неизбежные риски, потому что иных вариантов не было. Иными словами, там, где земства не было, вопрос решался, но решался хуже, чем там, где земства были.

СТУДИЯ: Но вот мы сказали, что термин «земский», «земство» появился задолго до того времени, о котором вы говорите, еще при Иване Грозном ведь? Земская реформа.

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Ну тут речь идет о земских старостах. Вот эта реформа, которая была проведена в 50-е годы царствования Ивана Васильевича, которого мы знаем как Ивана Грозного, то, что это земская реформа, это уже такое позднее историографическое наслоение.

Потому что славянофильская традиция, которая тогда была очень влиятельна, она создала образ.

Они исходили не из того опыта, который был в Москве в 16-17 веке, а из того опыта, который они придумали относительно Москвы в 16-17 веке. Эта вся риторика была очень популярной. Исходили из того, что есть особое царское начало, но и особое земское начало. И это особое земское начало, рассуждали славянофилы, оно было придавлено Петром Первым. И надо его возродить, а дабы его возродить, надо его избавить от избыточного контроля со стороны бюрократии. То, что можно считать земским началом, это специфическая черта организации государева двора и вообще системы управления в Москве в XVI веке и отчасти в XVII. Речь идет о большом территориальном образовании, но с низкой плотностью населения и с малым количеством тех лиц, которых можно считать кадровым ресурсом у великого князя и потом впоследствии царя. Вы выстраиваете систему, как бы самоуправления. Но это происходит не от хорошей жизни, не потому что вы такой демократ, не потому что вы рассчитываете на местные силы, а потому что у вас нет другого ресурса контролировать ситуацию, кроме как довериться тем, кто на местах. По сути, это ваши же служилые люди. Помещики, которые выполняют, прежде всего, военные функции, но будут заодно выполнять и административные. Вот эта модель, она, в сущности, является паллиативом жесткой управленческой вертикали. Вот то земство, о котором мы с вами говорим, это нечто совсем другое. У вас административная структура на местах худо-бедно есть. Да, она довольно слабо организованная, тоже не хватает людей, но вы понимаете, что помимо полицейских функций, помимо сугубо управленческих функций, вам нужно решать еще социальные задачи. И пусть эти социальные задачи решает само общество, исходя из понимания собственных интересов.

СТУДИЯ: Мы по большей части знаем – и вы тоже упомянули – образование, медицину. Но этим же земство не ограничивается. Например, как я понимаю, земство занимается статистикой и это тоже важная часть его деятельности?

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Важно это было потому, что в России очень плохо представляли себе, что такое Россия. То есть, в чем специфика быта большинства населения? Как устроена жизнь крестьянства? Что такое русская община? Сколько в России полезной земли? Как ее можно использовать? Как ее используют на практике, какая эффективность работы на земле и не только на земле. То есть, иными словами, Россия на протяжении 19 века была довольно плохо описана. Власть предпринимали усилия это сделать, прежде всего, министерство внутренних дел. Это очень видно по политике времен царствования Николая I. Была попытка создания хотя бы такого кадастра, поземельного фонда. Не многое в этом направлении удается. Потому что для этого нужно некоторое понимание того, как это делать и кто это будет делать. Ведь этих специалистов надо подготовить, это должно быть относительно массовой профессией. В России с этим был дефицит, поэтому такого рода проблемы решались плохо. В известной мере по этой причине возникают такие вот конструкты интеллектуальные, когда нечто общее описывается при дефиците первичного описания. Об одном примере я уже сказал – это славянофильское понимание того, что такое Россия. Она строится на том, что вы придумываете себе крестьянскую общину, придумываете крестьянский быт, который, собственно, к российской традиции имеет опосредованное отношение. Но это такой «взгляд справа». И «взгляд слева» очень тесно с ним связан. Это – народническая традиция, которая тоже исходит из того, что есть особый русский крестьянский быт, капитализм совершенно неприемлем для русской деревни и много чего другого в этой связи. Не так давно вышел ряд, на мой взгляд, замечательных работ Михаила Абрамовича Давыдова, который, по сути дела, говорит о том, что в России второй половине XIX века складывается своеобразный симбиоз народнических и славянофильских взглядов, которые строятся на понимании того, что капитализм в России невозможен, в России совершенно особый путь, крестьянство не обладает возможностью никакой самостоятельной деятельности, не то, что там политически, смешно об этом говорить, но даже правовой самостоятельности оно не способно. К хозяйственной деятельности и самостоятельности оно тоже не способно, нуждается в опекуне – наверно, со стороны государства, а может быть еще с чьей-то стороны.

Подобные взгляды строились в огромной степени на том, что очень слабо представлялся эмпирический материал. Его было недостаточно, при всем при том, что многие пытались его собирать. У земства был для этого ресурс, который впервые появился потому, что каждое губернское и уездное земство обладало штатом людей, которые должны были иметь возможность собирать информацию. И они собирали ее. У нас в распоряжении огромный комплекс текстов из разных губерний, из разных уездов. На самом деле – из всех губерний, где существовало земство, с материалами обследования. Но здесь надо иметь в виду два аспекта. Первое. Это, конечно, поразительной важности источник. Есть источники центрального статистического комитета. Это то, что делала сама власть министерство внутренних дел. Но есть другой альтернативный источник – то, что делает земство. По сути дела, общество, независимо от власти и зачастую супротив того, что делается со стороны Министерства внутренних дел, у нас есть возможность сравнивать, сопоставлять.

Из Статистического описания Ржевского уезда Тверской губернии

Статистическое исследование Ржевского уезда было произведено согласно постановлению губернского земского собрания, которым была выражена готовность оказать содействие Ржевскому земству, пожелавшему переоценить земли своего уезда. С этой целью еще осенью 1882 года статистическое отделение произвело предварительное местное исследование двух волостей Ржевскаго уезда […]. После этой пробной экскурсии отделение выработало план, программу и способ исследования. Изучение ценности и доходности земель Ржевского уезда решено было произвести путем исследований на месте, не ограничиваясь официальными сведениями и прибегая к последним лишь в тех случаях, когда они представляют несомненное ручательство достоверности. […]
Описание всех прочих селений и хозяйств отделение поручило […] своим агентам, для чего предварительно им были показаны на месте приёмы собирания сведений, и до тех пор, пока таковые ими не были вполне усвоены, они работали под личным наблюдением кого-либо из земских статистиков.

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Есть первичные материалы, которые позволяют посмотреть, как собирается эта статистика, из чего она состоит. Но тут очень важно не впадать в крайности, не собирать все, что можно найти в этих земских материалах, и не переписывать это в современных текстах, воспринимая это как нечто само собой разумеющееся, как истину в последней инстанции. Проблема заключается в том, что разные методики использовались при попытке анализа и характеристики прежде всего русской деревни. И поэтому очень часто материалы разных губерний слабо сопоставимы друг с другом. Это проблема техническая, а есть идеологическая. Дело в том, что, если земцы это в большинстве случаев помещики, а иногда даже довольно богатые помещики – это совершенно не обязательно связано с их идеями и взглядом, но так или иначе связано с их социальным опытом, – то земские служащие – это люди, которые по своему положению, по своему опыту и материальному состоянию, недалеко отстоят от крестьян. Они живут вместе с крестьянами. Уровень их доходов примерно такой же, как у крестьян. Может быть, чуть повыше, но не сильно. И, кстати, обращаю ваше внимание, у земского учителя доходы будут заметно ниже, чем, скажем, у профессионального рабочего. То есть, это низовая часть российской интеллигенции. Среди российской интеллигенции есть адвокаты, журналисты, пишущие в известных хороших больших изданиях, врачи с большой практикой, профессура, а есть вот земские учителя и врачи. Совершенно не случайно, что именно из этой среды будут, прежде всего, и складываться неонароднические политические организации. Прежде всего, партия социалистов-революционеров. Вот она отсюда. Она не столько из крестьян, хотя крестьяне там есть, не столько из рабочей среды, хотя рабочих тоже много, а прежде всего из вот этой интеллигенции, из земской интеллигенции. И они с неизбежностью смотрят на крестьян с позиции народников. То есть они в своих статистических изысканиях стараются найти то, что им кажется важным и нужным. Они, соответственно, с этим выстраивают опросник. Они, в соответствии с этим подходят крестьянам и пытаются от них получить тот ответ, который в итоге, как легко догадаться, часто и со стороны крестьян произносится. А крестьяне тоже в общем готовы к такого рода подсчету, потому что традиция, которая восходит на самом деле, еще к началу XVIII века, – прибедняться, они не готовы все рассказывать, они всегда ждут подвоха со стороны тех, кто ведет какую-то опись, перепись, они полагают, что это не случайно, наверное, исходя из фискальных соображений. И в итоге создается, в известной мере искаженный образ того, что представляет собой русская деревня. Опять же, это не значит, что мы должны все это отметать, сказать, что это все вранье, и мы это все не читаем, мы это все читаем и смотрим. Но нам необходима всегда корректива к этой картине, потому что она в известной мере идеологизирована.

СТУДИЯ: Вы сказали о двух уровнях работы земства, что его не было на общегосударственном и самом низовом уровне. И, как я понимаю, горизонтальных связей между земскими учреждениями тоже не было. Это просто недоработка или намеренно так сделано было?

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Это сделано, конечно совершенно намеренно и не случайно. Земцы пытались сорганизоваться. Они проводили периодически земские съезды. Но в большинстве случаев, тогда, когда они проводились, власть на это смотрела в лучшем случае искоса. А иногда прямо прибегало к репрессивной политике. И уже когда будет министр внутренних дел Плеве Вячеслав Константинович, участников земского съезда ждет неласковый прием в Петербурге и отповедь со стороны министерства внутренних дел за участие в такого рода собраниях. А земцы ищут какие-то способы, как бы им объединиться, как бы им согласовывать свои какие-то решения, как бы им вместе лоббировать свои интересы. Потому что тут дело не только в политике, а в том, чтобы защищать интересы земцев по отношению к правительственным решениям, которые зачастую идут вопреки тому, что им хотелось бы. Они придумывают поводы, как бы им собраться. Иногда это речь идет просто о нелегальных формах объединения, например, есть такой замечательный кружок «Беседа», которым я специально занимался. Он объединяет земских лидеров, которые собираются в Москве. Они специально называют себя «Беседой», потому что знают, что их переписка перлюстрируется, читается. И если они скажут друг другу, пришлют письмо, «приезжайте на беседу», то есть шанс, что в министерстве внутренних дел не поймут, о чем идет речь. На самом деле речь шла о постоянно функционирующем нелегальном объединении земцев, которые хотели согласовывать свои позиции, а потом из этого вытекают уже и политические объединения, потому что совершенно очевидно: вслед за скромными требованиями появляется понимание наличия общности политических задач, которые стоят перед земскими собраниями в том числе.

Из монографии «Кружок „Беседа”: в поисках новой политической реальности, 1899-1905»

В начале января 1895 г. произошло событие, серьезно повлиявшее на настроения в земской среде. 17 января 1895 г. молодой государь Николай II на приеме в Зимнем дворце депутаций дворянства, земств и городов произнес известные слова о «бес- смысленных мечтаниях» деятелей местного самоуправления, возжелавших участвовать в процессе принятия государственных решений143. Выступление царя стало ответом на земские адреса девяти губерний, где земцы осмелились просить государя ограничить власть бюрократии и убрать существующее средостение между троном и народом, дабы голос общества доходил до престола. Так что связанные с началом нового царствования ожидания принципиального поворота правительственного курса с этого момента потеряли всякое основание.

КИРИЛЛ СОЛОВЬЕВ: Для правительства было ясно, что общероссийское земское собрание – это парламент. А парламент – это значит, надо делиться своими полномочиями. Это значит, на самом деле, переход к совершенно другой системе управления, которая по разным соображениям, из идеологических или сугубо прагматических представлений некоторых властных кругов казалось совершенно неприемлемой для Российской империи. То есть в собрании земцев власть видела политическую угрозу, и я думаю, что в известной мере не напрасно.

Управление менялось, разумеется, при наличии земства. Само по себе видно, что появляется дополнительный инструмент власти, центр притяжения сил, но, на мой взгляд, самое главное, что появляется новая площадка, объединяющая людей, готовых к тому, чтобы заниматься активной общественной деятельностью. И эта площадка, существует легально, она объединяет людей, не склонных к тому, чтобы заниматься конспирацией, чтобы менять имя, внешний вид, оказаться где-то за пределами страны. Они остаются в России, они обладают возможностью активного участия, в том числе благодаря своим связям, иногда связям с самыми высшими кругами. Они материально вполне обеспеченные люди, иногда очень обеспеченные. Но у них появляется возможность консолидации. Надо иметь в виду: власти понимали политическую угрозу, которую могло представлять для них земство. В 80-е годы ставился вопрос переформатировать земство до такой степени, чтобы оно превратилось просто в канцелярию при губернаторе. Такие проекты в 80-м году в министерстве внутренних дел вынашивались. Но ничего из этого не получилось. И не получилось в огромной степени потому, что уже само по себе общество, общественность в России во второй половине, ближе к концу 19 века, выходит на качественно новый уровень развития. Уже невозможно ситуацию свернуть назад.

У вас земство защищают люди, которые определяют политику в области печатного слова. По сути дела, печать теснейшим образом связана с земскими учреждениями. Хотя бы потому, что в земских учреждениях заседают ведущие издатели, редакторы, авторы крупнейших журналов и газет России. Например, мы можем с вами вспомнить все руководства журнала «Вестник Европы». Такие, как Ковалевский, Стасюлевич, Арсеньев, – они все одновременно включены в систему местного управления либо земского, либо городского. Когда будут приниматься различные решения на уровне земства, они неизбежностью будут получать огласку в ведущих журналах. Опять же, «Вестник Европы», «Русская мысль». Ну и, в общем, тут еще можно приводить примеры. Их уже в начале XX века будет еще больше. Земство включает в себя представителей и адвокатского цеха. А адвокатура на конец 19-20 века – это больше, чем просто высокоплачиваемые юридические специалисты. Это те, кто обладает возможностью говорить от имени всего общества и защищать общество. Причем это уникальная на тот момент профессия, которой Российская империя прежде не знала. В земстве работают те, кого в общем можно было бы отнести и к высшим управленческим кадрам Российской империи. В земстве участвуют, что поразительно, и гвардейские офицеры. Гвардейский офицер чиновника всерьез в большинстве случаев не воспринимал, а среди чиновничества было много очень лиц очень «демократического» происхождения. Победоносцев – внук священнослужителя, Михаил Островский – внук священнослужителя. А вот, скажем, Кривошеин – главноуправляющий землеустройством и земледелием, министр – он был внуком крепостного крестьянина. Ничего подобного среди гвардейских офицеров быть не могло. Они представители того дворянства, которое может проследить свою генеалогию неизвестно до какого колена. И тут в земстве – они вместе, они все сталкиваются, они все готовы на этой площадке сотрудничать. В земстве участвует абсолютное большинство наиболее видных представителей российской профессуры. Сергей Андреевич Муромцев, будущий первый председатель Государственной Думы – земец. Братья Трубецкие – Сергей Трубецкой, Евгений Трубецкой – помимо того, что они известные философы, профессора университета, они видные земские деятели. Федор Федорович Кокошкин, Владимир Иванович Вернадский – земские деятели, очень видные. Этот список можно продолжить. Иными словами, те, кто формирует на тот момент повестку, причем в самом широком смысле этого слова, они все собираются там. И у власти в итоге нет даже помысла о том, что взять и упразднить все это. Как это так? Это будет не принято никакими кругами – ни консервативными, ни либеральными, ни социалистическими, при всей очень большой условности вот такого идеологического деления в отношении общественного движения того времени. Поэтому самое большое, что делает земство, оно формирует совершенно новую социальную среду, которая в итоге оказывается вполне конкурентоспособной в отношении государственной власти. То есть государственная власть чувствует, что с этим фактором земства необходимо считаться, потому что это не просто учреждение, это на самом деле, по большому счету, инфраструктура. Инфраструктура, которая не умещается просто в набор некоторых числа фамилий, которые можно взять, изъять из общества. Не получится. Вы изымите их из общества, у вас появится еще много других. Потому что социальная среда сильно усложнилась. Это в огромной степени результат великих реформ, того, что будет сделано в 60-70-е годы XIX века.

СТУДИЯ: Я благодарю за интересный рассказ Кирилла Соловьева, доктора исторических наук, специалиста по политической истории России конца XIX – начала XX века. Это был подкаст «Дальше мы сами». Слушайте нас, комментируйте, нам важно знать ваше мнение. До встречи.