Время на прочтение: 18 минут(ы)

Вот значит он себе прашует там на поле. К нему бегут, кричат: «Софонтий! Айда в церковь пора служить!» Он говорит, какой служить? У меня вот там работа, просо, всё такое. Всё, тебя выбрали, уже не жить, не быть – тебе служить.

СТУДИЯ: Софонтий – не священник, он член старообрядческой общины, которая – пока он работал в поле облекла его доверием и выбрала своим наставником. Это подкаст «Дальше мы сами». Меня зовут Андрей Аллахвердов. Здравствуйте.

О старообрядцах мы главным образом знаем то, что живут они закрытыми общинами, стараются не контактировать с внешним миром, ну или делать это весьма ограниченно, что сохраняют веру в том виде, в каком она существовала до «никонианской» реформы XVII века. Что есть у старообрядцев есть разные течения, которые они сами называют согласиями – поповцы, беспоповцы, федосеевцы, часовенные и еще много других. По всей России и за ее пределами есть много общин, из наиболее известных – Выговский монастырь в Поморье, Верхокамье – на границе Пермского края и Удмуртии, керженские леса в Нижегородской области, Енисей, Бурятия, Ветка в Беларуси, есть общины в Молдове, Литве, Эстонии. Сегодня мы говорим с заведующей археографической лабораторией исторического факультета МГУ, исследовательницей жизни старообрядцев Натальей Литвиной. Здравствуйте, Наталья.

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Здравствуйте.

СТУДИЯ: Насколько закрытыми были – и остаются общины старообрядцев? Можно ли сказать, что именно эта закрытость помогла им выжить и сохраниться?

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Ну она была очень по-разному, конечно, закрытой. Выг недаром выжил при Петре I в волну первых гонений самых, наверное, это одни из самых серьёзных и дожил аж до 30-х годов XIX века, потому что это был невероятное экономически успешное предприятие, можно сказать. Поскольку царь тоже был прагматик, он понял, что эти люди приносят очень хороший доход. Они технически продвинутые, экономически продвинутые. Ну, в общем, действительно чистая экономика их спасла. И они, конечно, были при этом очень изолированы. Это в ранний период, когда изоляция была. Естественное желание было скрыться куда-нибудь вглубь подальше, тем более что этих глубоких мест было достаточно ещё много. Но уже в 20-е годы разорение керженских скитов было. Когда там 90 скитов одновременно взяли и приговорили в Нижегородчине. Хотя очень труднопроходимые места, но дотянулись, и осталось совсем немного. И в полной мере не восстановилась эта волна первых старообрядцев нижегородских.

Из Регламента Духовной коллегии 1721 года

По всей России никого из раскольщиков не возводить на власти не токмо духовныя, но и гражданския […], чтоб не вооружать нам на нас же лютых неприятелей и Государству и Государю непрестанно зло мыслящих. А если кто в подозрении будет раскольничества, хотя бы и вид на себе являл православия, и того привести к присяге купно с клятвою […], что он не есть и не думает быть раскольщик. И объявить ему жестокое наказание, если бы после противное на нем показалось […]. На пример: аще никогда же приобщается Святым Тайнам без всякой благословной вины; аще учителей раскольнических в дому своем покрывает с ведением, что таковые суть, и аще милостыню посылает в раскольническия обители и прочая; а в таковых делех кто обличен будет явными доводами, тогда таковый подозрению раскольничества подлежит.

С другой стороны, если посмотреть, как это всё происходило дальше, можно вспомнить старообрядческое купечество, которое было включено, – и Гучков в Думе, и Третьяковская галерея, они тоже заботились о процветании государства и были вполне себе патриотами по-своему. И есть прекрасные работы как раз по поводу того, как работал механизм благотворительности старообрядческой, механизм зарабатывания денег в таком огромном масштабе, когда там вообще всё полотняное производство в старообрядческих руках. Они были невероятно любопытны ко всем открытиям, промышленной революции, вкладывали в исследовательскую деятельность. В общем вполне включённые были. И я бы здесь ещё, конечно, упомянула 1770-71 год, когда в районе Москвы свирепствовала эпидемия и образовались Рогожское и Преображенское кладбища, потому что Илья Алексеевич Ковылин, владелец кирпичного заводика, под влиянием какого-то местного проповедника, ушедший к федосеевцам – это одно из самых строгих беспоповских течений старообрядческих – он в самом начале уже 19 века специально отправился в правительство, к государю императору, потому что нужно было как-то дальше выживать, легализовываться и хотя очень строгое согласие и очень строгий человек, но чтобы развиваться, нужно было дружить с властью. Это как раз история про то, как он завязал экономические контакты, не говоря о том, что и Рогожская и Преображенская общины не боялись заразиться, лечили всех подряд и всех подряд хоронили, и, в общем, это действительно была такая помощь городу в период эпидемии.

Обычно всегда любят рассуждать про такую народную демократию, которая сохранилась в старообрядчестве и, собственно, она действительно в разных согласиях по-разному, но работает. Даже в согласиях поповских, где есть иерархия, где есть митрополиты. В основном всё-таки вся история старообрядчества складывалась так, что выборное, местное руководство может быть подвергнуто каким-то гонениям, оно может каким-то соблазнам подвергнется, само себя не оправдает, а людям нужно выживать. Поэтому всегда была такая история, которая предполагала внутри какой-то механизм, который будет страховать общину от потери кормильца, от потери какого-то руководящего звена, которое не во всех согласиях действительно руководящее. В выраженном виде это монастырское руководство, и вот от монастыря произошедшие согласия – федосеевцы, которыми руководил Феодосий Васильев, очень уважаемый действительно человек, руководство Выговской пустыни (это всё беспоповцы), история часовенных монастырей, которых было много на Урале, по Сибири некоторое количество и на Дальнем Востоке. Ну вот из такого яркого архивного примера – это молдавская епархия РПСЦ Белокриницкой церковной иерархии. Выдавленные к границам Российской империи старообрядцы под давлением гонения и  каких-то угроз со стороны власти перепрыгивают за границу. Таким образом были созданы первые Ветковские и Стародубские посадские слободы с монастырями. Но всё это вот уже такого полумирского управления.

Монастыри эти выживали за счет мирского поселения, которое обеспечивало трудовую поддержку монастырю и, соответственно, духовный центр был монастырь.

Из рукописного текста «Храмы, ихъ общественное значение», в сборнике, хранящемся в Верхокамье, в селе Сепыч (орфография сохранена)

«Понятно, какое высокое обществиное значение долженъ былъ иметь христианский храм. Когда около него сосредоточивалась вся общинная жизнь не только религиозная, но и гражданская. На погосте около него собирались общинные сходы, решались все общинныя дела, завязывались разъныя сделки и торги; тут же стояла прихотская школа, въ которой учили члены клира, и приходская богадельна, въ которой чрезъ посредство техъ же членовъ клира совершалось дело общественной благотворительности. От етого наша древняя община носила всегда не столько юридический договорный характеръ, сколько религиозный, брацкий».

Священников сразу было принято перенимать из осознавших свою неправедность, по слабости перешедших в никонианство священников, то есть они перенимали беглых попов, отсюда термин беглопоповцы. Путь из Ветки, от западных рубежей Российской империи, Польши, пролегал мимо Валахии – нынешней Молдавии, и там тоже на пути были созданы монастыри.  И там общины, изрядное количество – до 20 с небольшим общин доходило, с конца 18 века там уже вполне себе устойчивое старообрядческое население в старых сёлах типа Куничи.  Часть сразу пошла по беспоповскому пути: решили, что это – Божья воля остаться без руководства, без праведного архиерейства, и поэтому нужно думать, что человек в состоянии сделать сам, когда он, как христианин, остался «на необитаемом острове». Остались простые таинства – исповедь как основное таинство и крещение. И это может сделать любой мирянин, равный среди равных. Не обязательно даже имеющий статус выбранного наставника – просто любой уважаемый сосед более или менее благочестивого жития.

СТУДИЯ: Наставник это священник?

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Нет, это абсолютно выборный. Мирянин точно такой же, как и все. Просто он берёт на себя дополнительные обязательства. Вот, например, у общинных часовенных старообрядцев – это такое промежуточная, промежуточное согласие, у которых в истории были беглопоповцы. До 40-х годов XIX века они принимали священников для того, чтобы совершать законные браки. Это первое и важнейшее, для чего нужны были именно священники. Но священники себя не оправдали. То есть священники в конце 18 – начале 19 особенно века уже часто из корыстных побуждений шли к старообрядцам и были не очень приятного поведения. За всякие провинности были часто извергнуты из сана или на грани извержения из сана. Очень некрасивые, действительно, были истории, и было принято решение, что они от практики такого найма священников отказываются. И функции передали наставнику.

Существует до сих пор такой нарратив в Куничи старообрядческий, что ещё на памяти наших ближайших родственников стариков, которых сейчас вот уже нет, но вообще-то они совсем недавно были, была выборная система. Священник, если вдруг куда девался, или помер, или куда-то там его вызвали, или перевёл архиерей его в какой-то другой приход, или, например, от него избавились как от сильно пьющего, то надо выбирать кого-то ещё. Выбирали при помощи фасоли. Собиралось максимальное количество обычно мужского приходского населения. Объявлялся сбор прихода. И все, кто пришёл на церковный двор, получают по фасолине.

Сначала предлагаются кандидатуры. Их там может быть двое или трое, в среднем, достойные люди. Все друг друга знают, конечно, все знают примерно все грехи друг у друга, естественно, в селе и предлагаются те, кого бы хотелось, – более или менее грамотные, добросовестные в общем подходящие. Берутся три жестянки, подписываются, имена на каждой жестянке и все, выходя с церковного двора, свою фасолину бросают в одну из жестянок. И кто больше всего там фасоли набрал, тот человек и избирается. Не обязательно из тех, кто сейчас на этом дворе присутствует. Вот история такая полулегендарная о том, что выбран был, ну назовём его, например, Софонтий. Софонтий в это время «прашевал», то есть работал на поле, они растили просо, это всегда тяжёлая работа, жарко, просо сыплется мелкой крошкой, короче говоря, нерадостная работа совершенно, её очень много. Вот значит он себе прашует там на поле. К нему бегут, потому что скоро вечерня, скоро надо служить. Кричат: «Софонтий! Айда в церковь пора служить!» Он говорит, какой служить? У меня вот там работа, просо, всё такое. Всё, тебя выбрали, уже не жить, не быть – тебе служить. И он начинает служить. Ну понятно, что он не совершает таинства, пока его не благословит архиерей, но раз он выбран, то уже деваться некуда. Архиерей его благословит.

СТУДИЯ: Но его выбрали, когда, как я понимаю, он даже не присутствовал на сходе и даже не знал о своей кандидатуре. Он мог бы в таком случае отказаться?

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Практически уже нет. В этой истории, которая рассказывается, нет, он не отказался, он так и служил. Но выборы действительно работали, и они работают даже до сих пор.

У беспоповцев во все времена ситуация была более жёсткая. В смысле, если ты себя не оправдал, значит, готовься тебя, будут переизбирать. То есть, это чтобы терпели какого-то наставника, который точно выбран как равный среди равных. Там не нужен никакой архиерей, чтобы утвердить в должности руководителя. Это действительно такая история про честные выборы среди своих.

Из рапорта председателя Екатерининской старообрядческой общины

Его Превосходительству Господину Пермскому Губернатору
Председателя Екатерининской общины старообрядцев, Оханского уезда

Рапорт

На распоряжение Вашего Превосходительства имею честь представить при сем приговор общины […] об избрании наставников, Совета общины и Старосты

Председатель Совета Евдоким Горбунов.

1907 года ноября 27 дня. Мы, нижеподписавшиеся, члены Екатерининской общины старообрядцев поморцев даниловскаго согласия, не приемлющих священства, быв сего числа в общем собрании в числе 155 человек и действуя на основании Указа из Пермскаго Губернскаго Правления […] по надлежащем обсуждении приговорили: на основании 18 ст[атьи] Именнаго Высочайшаго Указа от 17 октября 1906 года избрать из среды своей наставников крестьян Екатерининской волости, починка Гришина Петра Андреева Черткова, 55 лет, и деревни Оськиной Ивана Афанасьева Сединина, 67 лет, которые издавна состоят нашими наставниками […]; образовать совет общины из следующих лиц: Председателя, товарища Председателя и членов [перечислены имена], избрать из среды своей особаго старосту Александра Семенова Серина для ведения книг гражданскаго состояния старообрядцев нашей общины […]

В чем и подписуемся...

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Фасольная история это, конечно, прямо нормальный подсчёт голосов. Но у часовенных бывает такая формальная имитация, типа жеребьёвки. Выбор среди трёх, как полагается в идеальных условиях выборов священника или епископа, когда такое же голосование среди трёх кандидатов, но голосование не общины, а вот воля Божья должна случайным образом выпасть.  Поэтому это прямо жеребьёвка: выбирают того, кто потянет бумажку. Кого вытянут, того и нужно ставить, но тоже это не всегда не везде работает. Тоже бывает, что уже обстоятельства меняются. Выбирать особо не из кого, например.

Вот в поколении послевоенном, когда мужчин добросовестных осталось не так много, общины в значительной степени управлялись женщинами. И у женщин работал тот же самый механизм выбора – наиболее добросовестные по житию. Единственное, что, конечно, бывают какие-то обстоятельства, которые женщина испокон веков скрывает и как-то удачно скрывала, даже что её и соседки не знали. Тогда она может исповедаться перед общиной, что меня нельзя ставить, я вот вам сейчас расскажу почему, или, например, она исповедуется кому-то одному перед поставлением в наставницы или духовницы. Ну, например, у женщины может быть выкидыш, она не виновата, но во многих общинах это является препятствием. Она может остаться уставщицей, например, то есть она будет за ходом службы следить, но исповедь и крещение будет исполнять кто-то другой.  

СТУДИЯ: Вы упомянули такую вещь, как избавиться от священника? Вот он там, например, сильно пьющий, значит, решили от него избавиться. А как это происходит?

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Это если нормальная иерархическая структура. У беглопоповцев, которые нынче имеют своего патриарха Александра, до 1923 года своего архиерея не было, и у них всё время была вот эта практика воспитания или перенимания священников из никониан, или, как вот они называют, «господствующая церковь». Если, как у белокриницких с 1846 года, есть какой-то архиерей правящий, то они могут попытаться пожаловаться на священника за его поведение. В ХХ веке это – активная практика, когда за неблаговидное поведение пачками письма подписывались прямо группами. По поводу жалоб таких обычно устраивалось настоящее судебное дознавательство. Три-четыре человека отправляются в приход и занимаются, как в судебной практике, сбором свидетельств, вызываются свидетели. Они пишут объяснительные, рассказывают какие-то истории они все фиксируются, протоколируются с личными подписями. В архиве много таких историй – какие причины, как из этих конфликтных ситуаций выходили. Как правило, существует система запрещения на какой-то период с условием определённого поведения, выполнение каких-то правил, и, если человек там не оступился за этот период, раскаялся и выполняет эти правила, то его могут вернуть прямо на тот же самый приход. Но приход может сказать: он, например, уже дважды или трижды был таким образом наказан и себя не оправдал. Заберите его от нас.

СТУДИЯ: Вот что значит «приход может сказать»? Каким образом сказать?

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Когда я говорю, что приход решает это, значит, что они там всё между собой перетёрли, они там всё между собой обсудили, и это действительно общее мнение. Но не бывает такого, что там они поделились пополам и сейчас войной с батогами пойдут друг на друга.

Вообще община – это достаточно единый организм, даже если внутри есть какие-то разногласия – например, кто-то почитает одного владыку, кто-то почитает другого владыку, или кто-то ходит молиться в монастырь, а кто-то на приход. Всё равно всегда есть группа людей, которые пытаются внутри вот этой общей системы решить какие-то свои проблемы. Например: человек пошёл на праздник. По пути с праздника – он там, естественно, что-то пил, вино – и вот его настигла внезапная смерть.  Он был какого-то ну относительно правильного жития, всё делал, как положено, вовремя исповедовался, но если человек умер в подпитии его, если уж строго следовать букве, его не положено отпевать полным чином, община его не на имя поминает он, как бы считается, немножко самоубийца, потому что он сам немножко виноват в своей собственной смерти. Но родственников, как правило, такая ситуация не устраивает. Они будут закидывать всех подряд письмами, что, мол, мой родственник был вообще такой хороший, приводить примеры, и дальше архиерей решает. И действительно, бывают случаи, когда архиерей решает, что в данной ситуации большого греха нет, ради родственников, которые мучаются и страдают, стоило бы его и отпеть, и бывает, что делают исключение какие-то. Но это какие-то частности, внутри общины, как правило, есть такая волна, либо поддержки, либо осуждения. Тем не менее, это система, которая позволяет им решать глобальные вопросы совместно, несмотря на то что есть какие-то трения.

Если вдруг прямо нашла коса на камень, пошёл раздор. Каждая сторона начинает сильно аргументировать, начинается активное чтение, активный поиск аргументов в разного рода литературе, истории. Они укрепляются, естественно, каждый в своей позиции и доходит до того, что получается два маленьких согласия, например, даже на одной компактной маленькой территории, как в общем, в XIX веке в Верхокамье произошло (это наш любимый регион) или на Южной Вятке тоже они переделились. 

Из Высочайше утверждённого 3 Мая 1883 года мнения Государственного Совета о даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб

Уставщики, наставники и другие лица, исполняющие духовные требы у раскольников, не подвергаются за сие преследованию, за исключением тех случаев, когда они окажутся виновными в распространении своих заблуждений между православными, или в иных преступных деяниях. За означенными лицами не признаётся духовного сана или звания, причём они считаются […] принадлежащими к тем сословиям, в которых состоят.  Последователям раскола воспрещается публичное оказательство оного, которым признаются: а) крестные ходы и публичные процессы в церковных облачениях: б) публичное ношение икон […] в) употребление вне домов, часовен и молитвенных зданий церковного облачения или монашеского и священнослужительского одеяний и г) раскольничье пение на улицах и площадях.

СТУДИЯ: А насколько в жизни общины разделены вопросы веры и чисто светские вещи? Они вообще как-то разделяются? Ну вот, например, вопрос о современных технологиях – он регламентируется с религиозной точки зрения?

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: В разных общинах, конечно, очень разно всё. Есть реликтовая группа енисейская, там может быть не только енисейские, сибирские часовенные, у них до сих пор есть дубческие скиты, где есть определённая аскетическая культура, несмотря на то, что там есть и значительный светский элемент в виде той же молодёжи, которую туда до сих пор отправляют иногда на воспитание. Соответственно, они приезжают вполне подготовленные, знающие телефоны. В общем, такие ребята, которым обычно даётся выбор: понравится – оставайся в монастыре, не понравится – вернёшься в семью и женишься. Ну, многие остаются им действительно монастырская жизнь часто кажется очень привлекательной. Это и сёла вдоль Малого Енисея, Большого Енисея и в тайге это такие сёла, где вы там 3–4 класса закончили, считать-писать научились – и достаточно, потому что всё остальное может наоборот увести в сторону. Людям нужно, чтобы они умели починить трактор и, соответственно, на нём пахали. Или вот переселенцы, о которых много сейчас можно услышать и прочитать, из Латинской Америки. Они невероятно просвещённые. Я с ними ездила смотреть в дальние пределы Приморского края, земли, которые они выбирали, и ребята вполне себе все с телефонами все ходят, общаются с голосовыми сообщениями, но потому, что как им иначе с родственниками в Латинской Америке общаться? У всех WhatsApp. Но при этом молодёжь очень сознательна, они считают, что они себя ограничивают, они всё знают, они отлично понимают в бизнесе, они прекрасно умеют зарабатывать деньги, они не жалеют себя в смысле труда. Вот этот баланс ограничении свободы они очень умеют регулировать эту грань. Они её очень тонко чувствуют. Это вот мы не будем ни за что не пойдём, и вот сюда не попустимся, а вот здесь можно. И это всегда такой рациональный подход. Вот без этого мы не сможем, поэтому здесь мы отмолим, а вот без этого мы обойдёмся и будем обходиться и нормально.

СТУДИЯ: Но даже у технически оснащенных и продвинутых старообрядцев, все-таки жизнь строго регламентирована, я правильно понимаю? Насколько это ограничивает их свободу, свободный выбор?

НАТАЛЬЯ ЛИТВИНА: Нет таких ограничений, против которых у них бы был внутренний протест. Это не какой-то закон, которому они вынуждены подчиняться. Например, у часовенных есть много систем ограничений, и есть люди, которые главные какие-то ограничения соблюдают, а следующую цепочку ограничений не соблюдают. Если говорить о том, что можно соблюдать или не соблюдать. В Горной Шории, где я работала, строгий запрет на употребление сахара. Нужно употреблять мёд, потому что сахар – это промышленный переработка. А промышленные переработка значит, там может быть какая-то, как они говорят, «пропастина»: там, погибло животное, его вместе всё равно перемололи, химикаты они могут подозревать какие-нибудь неподходящие в этом сахаре. А пчёл держать очень трудно, поэтому мёд надо заказывать, и опять же заказывать у своих, у старообрядцев, откуда-то с Кубани. Это всё дорого, и не каждый может себе позволить. А сладенького очень хочется, поэтому какая-нибудь там бабушка не может себе купить мёд, но сахар-то может. Ну и что, что она будет креститься второй раз? Она, может быть, к книгам вперёд читать и не рвётся, ну и нормально. Она может говорить: ну я пока сахарная, вот потом ещё лет 10 пройдёт, я уж совсем слабенькая стану или сладкого расхочу, или мёда куплю. Ну вот что-нибудь такое. И вот она будет креститься в следующим, в следующий черёд после тех, кто его перекрестился впереди. Ну вот, если бы все под одну гребёнку, то все бы были медовые и всё, а он совершает каждый раз свой выбор. Единственное, что, если уж говорить в исторической ретроспективе, то бывали какие-то навязанные вещи со стороны государства, например, молитва за царя. Тогда и у них был внутренний против этого протест, но, чтобы выжить, нужно было делать. Были согласия, которые на это всё равно не пошли или пошли гораздо позже, а вот часть согласий всё-таки решила, что для выживания согласия нужно поддаться. Но внутри такой общины вполне могли быть какие-то отдельные люди, которые в индивидуальной молитве или на молитве внутри семьи никогда не будут этого делать.

Есть исследовательница известная сибирская Наталья Сергеевна Гурьянова. Она говорила о том, что есть периоды однородного существования, потом вдруг резкие, какие-то перемены, может быть со сменой власти связанные или экономическими условиями, каждый раз старообрядчество настолько поворачивается, настолько приспосабливается к новым условиям, что уже не является никак равным тому старообрядчеству, которое было даже в предыдущий период. Не говоря уже о том, раннем старообрядчестве. Это невероятно мобильная система, которая всегда. Подстраивается и всегда сопротивляется одновременно

СТУДИЯ: Я благодарю за очень интересный разговор заведующую археографической лабораторией исторического факультета МГУ, исследовательницу жизни старообрядцев Наталью  Литвину. Это был подкаст «Дальше мы сами». Слушайте нас, комментируйте, нам очень интересно, что вы думаете. До встречи!