«С революцией не получилось, как задумывалось, но режим падет раньше, чем закончится мой срок»

24 года назад саратовец Сергей Рыжов мечтал стать ученым и получил на шестнадцатилетие торт с надписью «Квантовая физика». 12 лет назад Рыжов был идеологом националистического движения и планировал карьеру молодежного лидера региона. Шесть лет назад был арестован как сторонник запрещенной теперь в РФ «Артподготовки» — по версии ФСБ, он планировал взорвать тротиловой шашкой Театральную площадь Саратова и городской почтамт. Находясь в заключении, Сергей потерял мать и нашел жену (давняя соратница добилась, чтобы им позволили сыграть свадьбу в СИЗО). Полгода назад, осенью 2023 года, вышел на свободу.

«НеМосква» рассказывает, как сложилась политическая карьера активиста из поколения Болотной площади, который верил в возможность перемен.

На стене сталинки, где живут Рыжовы, висят черные мемориальные доски с фамилиями профессора консерватории и солиста филармонии. Консерваторское здание с готическими башенками и горгульями — в 500 метрах отсюда. До крыльца филармонии с белыми колоннами — рукой подать. Прямо перед домом — главные городские достопримечательности: сад «Липки», у входа в который стоит памятник Чернышевскому. Фасад пятиэтажки выглядит ухоженным. Но наизнанку дома парадной штукатурки не хватило, в подъезде пахнет кошками. Белеют строгие объявления от домкома с просьбой не оставлять на лестнице мусор. На потолке видны желтые разводы: текущие крыши — частая беда в старом культурном центре.

Каждую ночь по крутым ступеням поднимаются на пятый этаж два сотрудника полиции. «Иногда это участковый с помощником, иногда — оперативники из угрозыска. Приходят в разное время. Вчера, например, в 2.00 ночи. Сергей должен под видеорегистратор расписаться в бланке», — рассказывает жена Рыжова Наталья. По условиям административного надзора бывший заключенный обязан находиться по месту прописки с 23.00 до 6.00. Надзор за Рыжовым установлен на десять лет после освобождения. «Видно, что полицейские проверяют меня без всякого удовольствия. Они вовсе не хотят специально помучить нас ночными визитами, за что-то отомстить. Они даже не знают, кто я такой», — говорит Сергей.

По сравнению с собственными фотографиями с плакатов под лозунгом «Свободу политзаключенным!», Рыжов еще больше похудел. Но теперь это, скорее, богемная стройность. Сергей слегка небрит — до степени, когда легкая щетина переходит в модную бородку. На нем крафтовая футболка с принтом «Окно алхимика».

В футболку того же дизайнера одета Наталья. Она наливает душистый травяной чай, раскладывает печенье в вазочке. Мужу нужно присмотреться к незнакомым собеседникам, и Наташа дает ему время, отвлекая корреспондентов на себя. Как только Сергей заговаривает, Наталья умолкает. Кажется, супруги одинаково довольны, когда Сергей оказывается в центре внимания.

Бывшая детская Сережи — длинная узкая комната с одним окном. Справа — кровать, слева — полированные шкафы с плотными рядами книг. Мама Рыжова Лариса Владимировна вспоминала, что любимой книгой Сережи был «Незнайка на Луне». На 16-летие она подарила сыну торт в форме книги с надписью «Квантовая физика». Рыжов окончил гимназию с углубленным английским. В 2001 году учителя называли их «первым школьным выпуском 21 века», обещая миллениалам блестящие перспективы. Сергей, как он говорит, «видел себя в интеллектуальной сфере», поступил на физический факультет саратовского университета. Получил красный диплом по специальности «теоретическая и математическая физика». Нашел работу системного администратора.

«Хорошая зарплата никогда не была моей целью. Под конец обучения я пересмотрел свои планы относительно аспирантуры и научной карьеры. Я не уделял времени развитию в профессиональной области. С 2007 года стал увлекаться довольно агрессивными идеологиями. Читал, например, Владимира Истархова (псевдоним В.А.Иванова и В.В.Селиванова, авторов антисемитской и антихристианской книги „Удар русских богов“, рассказывающей о расовой борьбе между евреями и арийцами; издание включено в федеральный список экстремистских материалов, в отличие от иных фигурантов списка — не без оснований — Ред.)», — Сергей говорит так, будто пишет о самом себе статью в энциклопедию. Объясняет, что в национализме в те годы его привлек «сплав интеллектуальности и агрессивности».

«Я понимал, что как боевая единица я… (собеседник пожимает плечами). Я видел себя как потенциального лидера и идеолога, вовлекающего людей, которые должны стать моими кулаками», — смеется Сергей.

На сайтах саратовских информагентств можно найти фотографии Рыжова начала 2010-х: Сергей в опрятной курточке с доверху застегнутой молнией стоит в окружении бритоголовых ребят, местных активистов «Русских пробежек» (неформальное патриотическое движение 2011-2012 годов, члены которого придерживались националистической идеологии и пропагандировали здоровый образ жизни). Первой уличной акцией, в которой участвовал Рыжов, был «Русский марш» 2011 года. Саратовские националисты прошли колонной по центральной улице — проспекту Кирова.

«Полиция относилась к нам очень мягко. Было ощущение — и, может быть, небезосновательное — что мы здесь власть. С проспекта даже убрали рекламные щиты, чтобы мы могли пронести наш длинный баннер. Попробуйте представить, как сейчас мэрия дает распоряжение убрать какие-то конструкции, чтобы оппозиционеры могли беспрепятственно пройти», — улыбается Сергей. В государственные попытки заигрывать с бритоголовыми Рыжов не верил. Как он говорит, было понятно, что их «просто используют»: «Для меня не было сомнений в том, что эта власть — однозначно антинародна. Я испытывал ненависть к Путину».

В декабре 2011-го Рыжов участвовал в протестах против нарушений на выборах в Госдуму. Ходил на местные митинги «белоленточников». Хотел даже ехать на Болотную, но понял, что «зря потратится на билеты до Москвы, движение затухает».

Начинающий политик стал участником молодежного движения «Трезвый Саратов» (Сергей принципиально не курит и не пьет). Устраивал одиночные пикеты за всё хорошее и против всего плохого — за сохранение лесопарка Кумысная поляна, свободу интернета, открытость чиновников и против разбитых дорог, дыма от табачной фабрики и т.д.

В 2016 году начал смотреть ютуб-канал Вячеслава Мальцева*.

Вячеслав Мальцев родился в Саратове в 1964 году. В 1980-х работал участковым в Заводском районе, который в городе считали бандитским. Открыл первое в Саратове охранное агентство «Аллегро». В интервью местной «Газете недели» хвастался, что создал маленькую частную армию: «Мобильный экипаж — около 30 отличных бойцов, а всего мы могли собрать до 300 человек. Средства связи у нас были по некоторым показателям лучше, чем в КГБ».

В 1994 году Мальцев избрался в областную думу, где провел три созыва на должностях вице-спикера и секретаря думы. В это время он поддерживал хорошие отношения с Вячеславом Володиным (который занимал должность зампреда регионального парламента) и саратовским губернатором Дмитрием Аяцковым. До 2003 года был членом партии «Единая Россия».

В 2003 году основал общественное движение «Комитет борьбы с Аяцковым» и добивался отставки саратовского губернатора при помощи голодовок и митингов. По слухам, организация действовала при активной поддержке Вячеслава Володина, уже перебравшегося в Москву. В 2005 году Аяцков не был переназначен на третий срок. Но судя по всему, победа не принесла Мальцеву ожидаемого гешефта. Переизбраться в областную думу он не смог.

Тогда он заявил, что больше не хочет тратить время на местечковую политику, и намерен открыть новые горизонты в ютубе. Аудиторию своего канала Мальцев описывал так: «Это люди, опрятно одетые, пусть и не очень дорого. Это не люмпены. По профессии такой человек может быть кем угодно: начиная от директора банка и заканчивая пролетарием, у которого, кроме старенького подержанного смартфона, больше ничего и нет».

Первые выпуски «Плохих новостей» набирали 5–10 тысяч просмотров. К 2017 году на блог «Артподготовки»** были подписаны уже более 140 тысяч человек. В своем видеоблоге саратовец призывал сторонников готовиться к протестам 5 ноября 2017 года: выступить на центральных площадях городов против действующей власти.

Благодаря активности своих зрителей Мальцев занял первое место на праймериз ПАРНАС в 2016 году и был включен в федеральную тройку кандидатов партии, но вместе с партией в Госдуму не прошел. Как писала «Новая газета» со ссылкой на источники, основные доходы команданте получал от сдачи саратовских помещений в аренду под сетевые магазины.

«Из тогдашних лидеров оппозиции цели и методы Мальцева были наиболее близки к моим. Главной моей задачей была борьба с режимом, а в рамках этой борьбы я видел себя молодежным лидером как минимум на уровне региона. Почему я не примкнул к Навальному? Не верил в возможность легальной борьбы с путинизмом», — чеканит Сергей.

Каждое воскресенье Рыжов проводил в Саратове «Прогулки свободных людей». Соратники Мальцева собирались у памятника Чернышевскому и фланировали по центральной улице, «обмениваясь мнениями об отношении к режиму».

Общение с полицией стало частью жизни бывшего отличника. Сотрудники полицейского центра «Э» ходили к Сергею домой. Беседовали с его начальниками, из-за чего Рыжову не раз приходилось менять работу. Но революционер за нее не держался. «Страшно точно не было. Был даже своего рода азарт. Я видел, что ребята в погонах туповаты, говорят штампами, пытаются либо запугать, либо вызвать на откровенность, выспрашивают, кто мне платит. У них в голове не укладывается, что революцию можно делать не за деньги».

В апреле 2017 года Мальцева задержали в саратовской квартире и этапировали в Москву. Тверской суд отправил его под арест на 15 суток за неповиновение полицейским на антикоррупционном митинге «Он вам не Димон». Летом 2017-го революционер покинул Россию. Полтора года спустя ему предоставили политическое убежище во Франции.

Оставшийся в Саратове Рыжов (у него даже не было загранпаспорта) получал одну административку за другой. За участие в саратовском марше «Он вам не Димон» молодой человек был оштрафован на 10 тысяч рублей. За неуплату этого штрафа мировой суд приговорил его к двум суткам административного ареста. В июле Рыжова оштрафовали на 12 тысяч рублей за пикет против саратовского губернатора Валерия Радаева.

Осенью 2017-го силовики взялись за «Артподготовку» всерьез. Красноярский краевой суд признал движение экстремистским. Мещанский суд Москвы заочно арестовал Вячеслава Мальцева* по обвинению в публичных призывах к экстремистской деятельности.

В октябре Рыжова задержали за организацию «Прогулок свободных людей». Свидетели обвинения сообщили, что шествие помешало проведению культурной акции — хоровода под песню «Калинка-малинка». 24 октября Рыжова приговорили к 80 часам исправительных работ. Но незадолго до оглашения решения революционер исчез из здания суда.

Сергей поехал к товарищу, который «придерживался оппозиционной точки зрения, но никогда ни в чем не участвовал». «Я дал ему полный расклад по рискам: „Максимум меня выволокут из твоей квартиры, а тебе придется потом один-два раза съездить на суд“. Он на это пошел».

Сергей говорит, что с 2013 года «готовился к тюрьме, читал о том, как выжить за решеткой». «Я воспринимал уголовное преследование как естественный ход событий. Усилилась борьба с моей стороны — значит, усилится давление, это же физика. Но, честно, я не ожидал, что меня будет вести ФСБ. О том, что существует такая 205-я статья за терроризм, я даже не знал».

Недооценив ситуацию, Сергей написал в мессенджере маме, попросил привезти сменную одежду. Оказалось, что за Ларисой Владимировной велось наружное наблюдение.

1 ноября в 7.00 в квартиру, где прятался Рыжов, постучали. «Я проснулся и понял, что это не почтальон. Но всё еще думал, что пришел максимум ЦПЭ. Попросил товарища начать переговоры, потянуть время, а сам включил компьютер, чтобы написать о происходящем. Но тут дверь вышибли кувалдой, а оконную решетку выдернули — оказалось, они успели привязать тросы к машине. Страшно ли было? Как ни странно, всё еще нет. Я понять ничего не успел, как обнаружил, что лежу в наручниках. Нам на голову набросили полотенца и еще минут пять ходили по квартире. За это время можно было что угодно передать через окно».

На кадрах оперативной съемки, показанных по центральным каналам, штурм квартиры выглядит более, чем внушительно: спецназовцы выбивают окно на первом этаже девятиэтажки, бросают светошумовую гранату — взрыв, летят искры, валит дым, люди в шлемах и бронежилетах лезут внутрь по приставной лестнице. В кадре появляется изъятый арсенал: тротиловая шашка и пять бутылок с зажигательной смесью с фирменными наклейками мальцевской организации.

Как заявляло следствие, Рыжов приготовил шашку, чтобы захватить Театральную площадь, региональное правительство и почтамт.

«Наверное, получилось смешно — я должен был обделаться после маски-шоу, но вместо этого спрашиваю руководителя группы: „Как ваша фамилия?“. Не он меня, а я его, — с удовольствием подчеркивает Сергей. — Он говорит: „Мальцев“. Я такой: „Серьезно?!“. Он улыбнулся».

После обыска задержанных отвезли в ФСБ. «Тогда времена были еще не те. Силовиков еще страшила огласка. Да, ребят из „Сети“ уже пытали, но, в отличие от них, моё имя было на слуху, со мной работали неудобные правозащитники. Я думаю, поэтому меня не били и не особо давили морально. Оперативник сказал: я от тебя не буду требовать признаний, ты всё равно сядешь».

«Да, кого-то из протестующих посадили на 10, кого-то на 15 суток. По уголовным статьям есть несколько случаев, но не в Москве. Люди, которые занимаются протестами, должны понимать, что их могут посадить, могут убить, могут переломать им кости. И они должны сознательно на это идти», — заявил Мальцев* после ареста Рыжова в комментарии The New Times.

На видеозаписи первого после ареста судебного заседания, где рассматривается вопрос о мере пресечения, прокурор в синем кителе энергичным речитативом зачитывает ходатайство о заключении обвиняемого под стражу. Приводит характеристику Рыжова, якобы написанную соседями: «Завышенная самооценка, скандальный характер, деформированное самолюбие». Длинный сутулый парень за решеткой, одетый в серый спортивный костюм, раскачивается на скамье, глядя перед собой. Мать в зале сидит, закрыв лицо руками.

Позже Лариса Владимировна расскажет журналистам, что в тот момент не понимала всей серьезности происходящего: «Я думала, будет очередной штраф или ИВС. И тут из лифта вывели Сергея в наручниках, заперли в клетке. Меня отогнали, не дали к нему подойти. Ну чего они боялись? Что я могла сделать, если бы подошла к нему?».

«Когда его только арестовали, я по улице шла и выла. Но адвокат сказала: кроме меня и вас у Сергея — никого. Мой муж умер, близких родственников нет. И я держу себя в руках», — говорила Лариса Владимировна.

В течение трех с половиной лет ее жизнь строилась от поездки до поездки в СИЗО к сыну. В изоляторах разные правила приема передач. «В Лефортово требуют, чтобы все продукты — колбаса, сыр, хлеб — были целыми, в заводской упаковке. В Саратове, наоборот, всё должно быть порезано. Здесь такое маленькое окошко, оно низко расположено. Ты стоишь в полупоклоне, на глазах сотрудников вскрываешь банку консервов, перекладываешь в прозрачный контейнер. Всё устроено так, чтобы ты почувствовал себя униженным».

На передачки и билеты уходила вся пенсия Ларисы Владимировны (в молодости она работала проектировщиком в приборостроении).

За первые полтора года следствия матери не разрешили ни одного свидания с Сергеем. Чтобы увидеть его хоть мельком, женщина ездила на заседания судов по продлению ареста «Его ведут по коридору в наручниках. Сажают в железную клетку. Следователь просит объявить заседание закрытым, хотя что секретного может быть в обсуждении меры пресечения? Эти пять минут мы стараемся смотреть друг на друга. Но пристав у клетки встает так, чтобы сына было не видно. Нарочно».

«Я далек от мысли, что каждый рядовой сотрудник получает таким образом садистское удовлетворение. Но если есть выбор — запретить или разрешить — любой винтик системы выберет вариант „запретить“. Даже без звонка сверху. Зачем проявлять человеколюбие, если за это могут наказать? Это выходит далеко за пределы силовых органов. Вся бюрократическая система в России построена по этому принципу», — полагает Сергей.

Лефортово, где находился Рыжов во время следствия, считается самым «герметичным» СИЗО страны. Здесь пресекаются все контакты заключенного с внешним миром и с людьми из других камер. «Некоторые не выдерживают, соглашаются на сделку со следствием, лишь бы скорее уехать в лагерь и снова общаться с людьми. Я очень глубокий интроверт. С удовольствием сидел бы и в одиночке, но меня, как и всех, определили в двухместную камеру».

Юридически Лефортово подчиняется главку ФСИН. Фактически, по наблюдениям Рыжова, «это корпус Главного следственного управления ФСБ: чтобы попасть на допрос, не нужно выходить на улицу, между зданиями есть крытый переход».

Впрочем, допросы были не очень частыми. Большую часть времени он читал. «В Лефортово очень хорошая библиотека — есть и фантастика, и психология, и эзотерика. Можно выписывать научно-популярные журналы».

Тяжело оказалось в центре имени Сербского, куда Рыжова отправили на психиатрическую экспертизу. «Перед тем как туда вывезти, мне в СИЗО поставили две полосы, то есть взяли на профучет как склонного к побегу и к нападению. Я чувствовал себя главарем мексиканской банды. Из-за полос в больничке меня посадили в отдельную палату. В отличие от общих, там было очень слабое освещение. По вечерам, а в пасмурную погоду и днем я не мог читать. А больше делать там нечего. Можно попросить письменные принадлежности. Но дадут только карандаш. Ручку — нельзя, чтобы не наелся чернил».

Летом 2019 года Рыжова этапировали в Самару, где находится постоянное судебное присутствие Центрального окружного военного суда (уголовные дела по террористическим статьям рассматриваются военными судами). «Военного суда боятся сами менты из батальона охраны. Когда они заходят в обычный районный суд, могут даже поторопить судей. А здесь был виден пиетет», — подчеркивает собеседник с некоторой гордостью.

Для регионального управления ФСИН арестант, чье дело вело ГСУ ФСБ, а обвинительное заключение утверждала Генпрокуратура, стал головной болью. «Меня в Самаре знали все», — посмеивается он.

В камере самарского СИЗО оказалось, как говорит Сергей, «много террористов — ну каких террористов, таких же, как я, но в основном по мусульманской теме». «В автозаках я пересекался с большим количеством людей. Естественно, постоянно общался. Мне реально многие говорили, что с уважением относятся к моей борьбе и критически настроены по отношению к режиму. Причем среди „вездеходов“ — тех, кто отбывает наказание не в первый раз, — процент недовольных гораздо выше», — отмечает Рыжов.

Его не удивляют результаты голосований в тюрьмах, всегда поддерживающих власть: «Понятно, почему это происходит в режимных учреждениях (СИЗО, которые подчинены администрации — прим. авт.). В нережимных (СИЗО, живущих по криминальным обычаям — прим.авт.) правильное поведение на выборах — одна из договоренностей между ментами и блатными».

Об особенностях мира за решеткой Сергей рассказывает с увлеченностью исследователя: «Я не уличный человек, далекий от блатной романтики. Но азы этой культуры пришлось изучить. Не потому, что это мне интересно, это был вопрос выживания».

В самарском СИЗО Рыжов сломал шейку бедра. Как он сам говорит, «по глупости»: «На прогулке мы играли в теннисный мяч — плюс нережимного СИЗО в том, что там кое-что можно. Место для прогулок — крытое помещение, в потолке которого есть окна без стекла для поступления свежего воздуха. Под потолком вмонтирована решетка. Мячик застрял в ней. Меня подкинули, чтобы я сшиб мяч, и я неудачно приземлился».

Сокамерники отнесли Рыжова в санчасть. «Сотрудница этой санчасти говорила пациентам „Ты симулируешь!“ так же часто, как обычные люди произносят: „Здравствуйте!“. После длинных ноябрьских выходных стало очевидным, что не симулирую. Ногу приходилось перекладывать руками, о том, чтобы наступить на нее, и речи не было. Рентген-аппарата в санчасти нет. Есть старый флюорограф. Соседи по камере приподняли меня на уровень груди. Так мне сделали снимок бедра».

Рыжова срочным этапом отправили на «девятку» — больницу самарского УФСИН. «Обычно, чтобы попасть во ФСИН-больницу, нужно начать умирать. Но „двестипятников“ (фигурантов статьи 205 „Терроризм“ — прим.авт.) в системе не любят. Как правило, это громкие дела с информационным фоном, серьезные адвокаты, поэтому стараются не доводить до крайностей. Меня отправляли в больничку восемь раз, суммарно я провел там больше года».

О тюремной медицине собеседник готов написать книгу: «Всё, что есть на „девятке“ из медикаментов — это зеленка. Остальное — большой вопрос. В отделении хирургии не хватает даже шовного материала».

«Сергею нельзя сидеть, ходить, стоять, даже шевелиться нужно очень аккуратно. Лежать можно только на спине. За ним нужен постоянный уход, но там, где он сейчас, я не могу это сделать. Ему помогают, но… Сердце рвётся на части», — писала Лариса Рыжова на своей странице в фейсбуке.

Местные медики решили, что перелом без смещения срастется самостоятельно. Сергей три месяца просто лежал на кровати. В результате нога срослась неправильно, стала на несколько сантиметров короче и вывернулась в сторону.

«Как только я встал на костыли, меня хотели быстренько осудить и сплавить в лагерь. Говорили: не чуди, не можешь ходить — мы тебя отнесем до автозака». На заседаниях суда Рыжов сидел в инвалидной коляске.

«Сергея Рыжова с переломом шейки бедра насильно привезли в суд и засадили в инвалидное кресло, в котором он корчился от боли в течение четырех часов. Не представляю, как это перенесли Сергей и его мама, которая увидела его первый раз за прошедшие четыре месяца», — писала тогда адвокат Светлана Сидоркина.

Сторона защиты добивалась, чтобы подсудимому провели операцию по замене тазобедренного сустава в гражданской больнице. Соратники организовали благотворительный сбор. 500 тысяч рублей удалось собрать за трое суток.

Мать Сергея пыталась договориться с клиниками Самары. «Когда медики узнавали статью и понимали, что дело политическое, находили причины для отказа, не хотели связываться. А тут еще из-за „короны“ все плановые операции отменили», — вспоминает Сергей.

Адвокаты Рыжова обратились в ЕСПЧ, подали гражданский иск против «девятки», привлекли активистов «Мемориала». «Это были времена, когда легально существовали правозащитные организации, к ним иногда прислушивались и делали вид, что соблюдают права человека. Благодаря постоянному давлению извне через полтора года после травмы мне всё-таки сделали операцию в самарской областной больнице, и даже по квоте», — говорит Сергей.

Как писала в соцсетях Лариса Рыжова, ей удалось увидеть сына в приемном покое больницы. Пациента охраняли шестеро сотрудников ФСИН. Матери не позволили поговорить с сыном даже издали. “Ещё раз убедилась: нет в них ничего человеческого«,— отмечала Лариса Владимировна.

В июле 2021 года, когда Сергей восстанавливался после операции, Лариса Рыжова скоропостижно скончалась.

«Она говорила: „Для меня с момента ареста Сергея как будто идет один очень долгий день“. Это точное описание ее жизни последних трех с половиной лет», — написал после смерти Ларисы Владимировны саратовский сторонник «Артподготовки» Сергей Окунев, знавший семью Рыжовых.

Адвокат сообщил Сергею о смерти матери в день похорон. Он говорит, что даже не пытался просить, чтобы его отпустили на похороны: «Я не настолько наивный. Меня бы не отпустили».

На столе в квартире Рыжовых стоят вазы с осыпавшимися букетами тюльпанов и роз. Сергей подарил их Наталье на годовщину свадьбы. «Обычно — цветы увяли, и их выбрасывают. Я так не могу, жалею. Видите, роза выпустила свежий листок. Значит, она еще живая», — говорит Наташа, поглаживая нежную зелень.

Она психолог, арт-терапевт. Сейчас проходит курсы повышения квалификации, чтобы сосредоточиться на работе с травмой.

«Мне кажется, события в России развиваются именно так, как есть, потому что люди у нас психологически инфантильные, незрелые, безответственные. Это национальная черта — переложить ответственность на другого, не пытаясь что-то изменить своими силами», — полагает она.

Наталья выросла в Балашовском районе. Переехала за счастьем в Саратов, но первый брак не сложился. В 2011-2012 годах увлеклась «белоленточным» движением. «Тогда как раз появился Навальный. Я следила за его выступлениями в соцсетях. Как-то даже влюбилась».

В январе 2017-го на «Прогулке свободных людей» Наташа впервые увидела Рыжова: «Какой-то парень в смешной шапочке. Поначалу я воспринимала его только как политического соратника».

Наталья точно помнит дату, когда Сергей после «Прогулки» пригласил ее в кафе, обсудил организационные моменты и проводил до маршрутки. «У нас не было красивых ухаживаний. Вообще не было романтики, — говорит она. — Главное, что меня привлекает в муже — ощущение надежности. Как хорошо сказал один из наших соратников, Сергей — тот, которому можно доверять, самый честный человек, которого я знаю. Еще он бесстрашный. Уверенный в себе. Он не просто говорит, а действует».

Через две недели после ареста Рыжова Наталья пришла к Ларисе Владимировне, чтобы передать Сергею письмо. На обратном пути прямо под окнами квартиры ее окружили несколько человек в штатском, посадили в микроавтобус и повезли домой на обыск. «Я всегда была хорошей девочкой. Не то, что с ФСБ, а с полицией никогда не пересекалась. И тут я понимаю, что за мной пришли из серого дома. Мне стало очень страшно. Но неожиданно у меня включился аварийный режим, о котором я раньше не знала в себе. И я смогла держать себя в руках».

Обыск длился два часа. У Натальи изъяли ноутбук, без которого она не могла работать.

После ареста Рыжова молодые люди не виделись почти четыре года. Первое короткое свидание им дали после смерти Ларисы Владимировны. «Торжественного предложения руки и сердца не было. Я ему сказала: хочу твою фамилию. Был и бюрократический момент: нужно расписаться, чтобы видеться в колонии».

Оформление документов для заключения брака заняло полгода. «Основная проблема была в том, чтобы получить подпись начальника СИЗО. В самарском изоляторе режим гораздо либеральнее, чем во многих других тюрьмах. Но зато там полное раздолбайство во всем. Поданное заявление может потеряться — и так пять раз подряд», — объясняет Сергей.

Молодые люди официально поженились спустя четыре месяца после приговора.

Рыжов говорит, что в первые годы в СИЗО он не беспокоился о приговоре. «В начале следствия у меня были мысли: пусть с революцией не получилось, как думалось, но всё равно режиму осталось недолго. Следователь пугал, что накидает статей лет на пятнадцать. Я не парился, потому что был уверен: эта власть вот-вот закончится. Ближе к суду я понял: не факт, что революция произойдет завтра. И для меня имеет значение, сколько именно мне дадут».

Прокуратура запросила 10 лет 6 месяцев. В октябре 2021 года Центральный окружной военный суд признал Рыжова виновным по части 1 статьи 205 УК РФ (приготовление к террористическому акту) и части 1 статьи 222.1 УК РФ (незаконное хранение взрывчатых веществ) и приговорил к шести годам колонии строгого режима.

Рассмотрение дела в апелляционной инстанции заняло еще полгода. С учетом пребывания в СИЗО саратовцу оставалось провести в колонии еще полтора.

Рыжова этапировали в ИК-16 города Салавата в Башкортостане.

«Это регион печальный в плане ФСИН. До 2013 года там был не режим, а беспредел, всё самое страшное, что вы можете представить. Но после того как несколько десятков зеков массово вскрылись на плацу, зоны стали постепенно размораживаться. Сейчас там достаточно неплохо», — описывает условия содержания собеседник. Он работал на деревообрабатывающем производстве.

«Тюрьма — не тот опыт, который обязательно нужно получить. Каких-то уникальных навыков или открытий самопознания, к которым невозможно прийти на свободе, пребывание за решеткой мне не принесло. Разве что я получил узкоспециализированную информацию об особенностях жизни в пенитенциарных учреждениях—но зачем она за пределами этих учреждений? Удовлетворить любопытство ценой шести лет жизни—это слишком.
Я не жалею о своем выборе в стратегическим смысле. Если бы я мог, я бы изменил что-то в тактическом плане—больше уделял внимания собственной безопасности, просчитывал отходные пути, чтобы не попасть в тюрьму. Но в целом пойти другим путем, отказаться от своих убеждений и целей я не смог бы. Это уже был бы не я».

Срок Рыжова заканчивался 31 октября 2023 года. Наталья приехала к воротам колонии к 11.00. «Колония находится за городом. Оказалось непросто договориться с таксистом. Он боялся везти политического, — вспоминает девушка. — Я передала в зону одежду, чтобы Сергей мог переодеться. Вот уже 11:15. Потом 11:30. Никто не выходит. Я начала волноваться, вспоминала историю Азата (аспирант механико-математического факультета МГУ Азат Мифтахов отбыл срок за нападение на офис „Единой России“ и через несколько минут после освобождения был арестован по новому делу об оправдании терроризма)».

Сергей в это время шагал через всю зону — самую большую в Башкортостане — с огромной сумкой писем. «За эти годы мне прислали около 1000 писем. Они три раза проехали со мной на столыпинском поезде. Побывали в четырех регионах. Я решил, что привезу их домой для будущего музея революции». В тот день лил дождь со снегом. Куртку-робу и шапку Сергей оставил в бараке. Одежду, привезенную женой, ему не передали. Подойдя к воротам, Сергей заметил, что волосы у него обледенели.

«Я много раз представлял себе, как это будет: ворота открываются и вот он, символический шаг на свободу. На самом деле, происходит не как в кино. Сначала нужно зайти в здание, где обычно принимают передачки, и заполнить там кучу бумажек. В этом помещении ты вроде бы уже не заключенный, но и не совсем на свободе. Потом выходишь наружу через обычную дверь, не пафосно. На улице ко мне подошли сотрудники местного ЦПЭ и ФСБ. Попросили прислать скан билета до Саратова. Хотели убедиться, что я покидаю их регион».

На свободе Рыжовы первым делом пошли в пиццерию и покатались на чертовом колесе.

Сергей Рыжов внесен в список террористов и экстремистов. Он не может зарегистрировать на себя доставшиеся от матери в наследство квартиру и вклад. Не может оформить банковскую карту.

Находясь под административным надзором, нельзя участвовать в публичных мероприятиях. «Я пытался разобраться, что именно подразумевает закон. В общественно-политических мероприятиях — точно нет, а в культурных и спортивных? — задается вопросом Сергей. — Дважды в месяц я должен отмечаться в отделе полиции, причем с 9:00 до 12:00 по понедельникам. Я пока не работаю, но, думаю, никакому начальнику не понравится отсутствие подчиненного в рабочее время». В течение 10 лет поднадзорный не может покидать регион прописки за исключением «случаев крайней необходимости».

«В письмах меня многие предупреждали о том, что в стране стало еще меньше свободы и справедливости. Всё то, что могло меня потрясти, уже потрясло, ведь я имел возможность следить как минимум за теленовостями в колонии, в отличие от тех политзаключенных, которые находятся в ШИЗО и видят только адвоката.

Очень ускорился ход событий. Сложно сказать, куда всё это вывезет через несколько лет. Реален весь спектр вариантов. И ни один из них не назовешь хорошим. Два года назад мы прошли серьезную точку невозврата. В крови оказались замазаны не только руководители государства и телевизионные лидеры мнений, но и огромные массы людей. Мы все узнали друг друга и себя не с лучшей стороны. Это невозможно забыть. Уже никогда не получится сделать вид, что ничего не было.

Власть имущие, возможно, захотят остановить внешний конфликт, чтобы сохранить свои дворцы и яхты. Но люди, которым нечего терять, уже не хотят останавливаться. Они поняли, что дозволено быть людоедами, проявлять самые темные, звериные инстинкты. Эти процессы не так просто обернуть вспять.
Боюсь, впереди еще много крови со всех сторон. И, самое главное, продолжатся эту будет еще очень долго. Мне кажется, это история на десятилетия. Сейчас я планирую наладить переписку с несколькими политическими. По своему опыту я знаю, как это поддерживает», — говорит Рыжов.

Своего будущего в российской политической жизни он больше не видит. «Мои возможности очень ограничены из-за административного надзора и пристального внимания силовых структур. Если бы я захотел сейчас заниматься политической и общественной деятельностью, мне бы не дали. Значит, не стоит и пытаться. Я так говорю не потому, что в чем-то разочаровался. Просто в России такой возможности объективно не будет».