Специфичный человек
История воронежца, который возводит здания из строительного мусора — и хочет, чтобы так делала вся страна
Больше 40 лет Сергей Золотухин строит дома по-особенному: использует стройматериалы, которые когда-то были частью других зданий. Бетонные плиты, кирпич, металл и прочие конструкции обретают — под его руководством — вторую жизнь. «НеМосква» встретилась со «специфичным человеком» — так Золотухин называет себя сам. Он коммунист и любит Путина, считая его коммунистом тоже — ведь партбилет тот «так и не сдал». Защищает таджиков, гонения на которых начались после теракта в «Крокус-сити» — и верит в украинских нацистов. Переживает за дело и, кажется, все пытается достроить то, что не успел — «справедливое общество». По-своему, «специфичному» разумению.
Старенький семиместный минивэн стоит на аварийке на остановке возле воронежского цирка. Его владелец Сергей Золотухин — седой мужчина с контрастно-черными бровями. Он приглашает в машину — и везет показывать дома, которые построил.
— Здравствуйте, записывайте, — начинает со знанием дела, сворачивая в какой-то проулок, — Золотухин Сергей Николаевич, кандидат технических наук, доцент кафедры строительных конструкций, оснований и фундаментов имени профессора Борисова [ВГТУ]. Более сорока лет занимаюсь внедрением строительных технологий замкнутого цикла. Построены сотни объектов.
«Скучно строить простые дома»
Интервью у Золотухина берут не впервые. Он интересует журналистов как один из немногих, кто в России строит дома из остатков других зданий. Об этом и начинает говорить — техническим языком и преподавательским тоном.
— И Конституция Российской Федерации, и ФЗ-89 [«Об отходах производства и потребления»], и ряд других законодательных актов, которые все время подписывает Путин, требует, чтобы у нас мусора не было. Для этого нужно готовить специалистов, — Золотухин, как по сценарию, показывает рукой в сторону свалки мусорных мешков и резко прервав «лекцию», уточняет: — Фотографии красивые нужны?
Затем долго пытается объяснить проблему, с которой борется. Коротко ее можно сформулировать так: в России сотни тысяч тонн строительного мусора лежит на свалках, гниет и приносит вред. Чтобы снизить количество отходов, Золотухин предлагает использовать стройматериалы после сноса повторно.
— [Строители] копают глину, ценный строительный материал. Они [компании по вывозу грунта] пишут, что это все мусор, везите к нам на полигон. И схема для тупых: вот они привезли ее на полигон за деньги — и потом оттуда продали за деньги. И теперь так хотят по всей стране делать, а я думаю: вы одурели? Это в Москве чернозема нет [а в Воронеже есть]. Есть люди, у которых за это сердце кровью обливается.
— В общем, вас этот иррационализм бесит?
— Да, это просто… Не то для меня.
Другая сторона проблемы — экологичность. Б/у-железобетон в Воронеже стоит в шесть раз дешевле, чем новый. А в Москве, говорит Золотухин, такие конструкции после сноса зданий признают мусором, дробят на куски и выбрасывают. Ссылаясь на исследование своих студентов, Сергей приводит цифры: мол, при производстве одного кубометра железобетонных конструкций в атмосферу выбрасывается больше двух тонн парниковых газов.
— Весь мусор лежит на полигоне. Пока все сухое — это не очень опасно. Но как только это начинает поливаться чистыми атмосферными осадками — становится мусором, который будет вас отравлять, — развивает мысль Золотухин. — Сточные воды и фильтрат [уже] отравили наши водоемы. Я не знаю ни одного человека, кто был на Черном море в прошлом году и не заболел. Мне кажется, заболел даже Путин. До 1990-х годов этой проблемы у нас не было.
Первый объект нашей «экскурсии» — огороженный забором участок у подножия холма. Здесь скоро будут строить дом — под начальством Золотухина. Собеседник подчеркивает: сейчас его неправильно называть «строителем» — ведь непосредственно стройкой он не занимается уже много лет, лишь помогает в роли инженера, осуществляет надзор.
Несколько рабочих на стройплощадке укрепляют склон железобетонными плитами — раньше они были частью другого здания. Золотухин быстро шагает по утопленным в глине доскам, не переставая рассказывать — про монолитные и сборно-монолитные железобетонные конструкции, из которых здесь делают изгибаемые элементы, заставляя работать высоту сечения, и, как следствие, задействовать только крайние волокна.
За этими малопонятными простому человеку формулировками — технология предотвращения оползней, способных разрушить построенный у подножья дом. Ее придумал и запатентовал Золотухин. Патентов по использованию в строительстве вторичных материалов у него семь или восемь, точное количество — не помнит.
Узкими проулками, грунтовыми дорогами частного сектора, расположенного на склоне холма у побережья Воронежского водохранилища, Сергей возит по объектам. Время от времени, отвлекаясь от вождения, указывает руками по сторонам: вот этот дом помогал строить, вот еще один — тут укрепил склон, здесь — сделал так, чтобы здание не смыло водой при паводках, а сюда его, наверное, пригласят в будущем, когда очередной сель поставит под угрозу чье-то жилище.
— Мне скучно строить простые дома. За простые объекты я не берусь, даже если платят большие деньги. Меня интересует оползневые опасные склоны, укрепление просадочных грунтов, — объясняет Сергей.
Останавливаемся возле очередного строения. Большое футуристичное черное здание с бассейном. Видно, что хозяин — при деньгах. Рядом — еще одна стройка, где рабочие подготовили склон по технологии Золотухина.
— Слушайте, строители же богатые люди. Вы богатый человек?
— Нет, я — нет. Специфика, — Сергей постоянно употребляет слово «специфичный», когда не хочет давать оценку событиями или людям, — специфика в том, что мне заказывают дома люди жадные.
Фирма ООО «Ресайклинг Констракшн», половиной которой владеет Золотухин, по данным 2022 года из картотеки Rusprofile, убыточна.
«Меня этой культуре учили. Сейчас не учат»
Сергей хотел стать строителем с детства — мечтал строить гидроэлектростанции. Пока сверстники думали о полетах в космос, он клеил из спичек и глины макет крепости Измаил.
— Тогда все хотели стать космонавтами, после полета Гагарина. А я отца спросил: «А что там в космосе есть?» Он говорит: «Ничего нет». Я снова спросил: «А что там можно делать?». Отец сказал: «Пока ничего нельзя». Я и подумал: почему все туда хотят, раз там нечего делать?
Со строительством ГЭС не сложилось. В 14 лет Золотухин поступил в монтажный техникум, потом — в университет, с тех пор строит дома. Строить из вторичных материалов придумал не сам — так его учили в университете. Говорит, в Воронеже все так строили, когда восстанавливали город после войны.
В 1990-е Золотухин съездил на учебу в США — отдохнул, набрался опыта и «заболел» окончательно «зеленым» строительством. Америка, впрочем, не понравилась: утверждает, что там его «пытались завербовать».
— Я хорошо помню этот допрос. Меня спрашивали: как вы относитесь к НАТО? Я сказал, что плохо. А почему? А что вам будет? Вот вокруг НАТО все это кружилось. Американцам очень понравилось нас грабить, а Путину этот грабеж удалось остановить, — убежден Золотухин.
Мы меж тем въезжаем из частного сектора в исторический квартал.
— Вот это все, — Золотухин показывает на здания вдоль проспекта, — немцы разбомбили. В Волгограде шли бои, мы это знаем, а что в Воронеже шли бои — про это меньше говорят. Подход к повторному использованию изделий и конструкций — это была культура Воронежа. Меня этой культуре учили. Вот сейчас этому не учат.
К войне 1941-1945 годов у Золотухина отношение особое — дед воевал на Ленинградском фронте. По его рассказам, приятель ему тогда предлагал «пересидеть», но дед отказался, пошел служить, а кто не пошёл — того «застрелили и даже на кладбище не похоронили». Всю войну дед провел на фронте, несколько раз был ранен, в последний раз — в апреле 1945 года, уже в Германии. Имел медаль за отвагу, был кавалером орденов Отечественной войны I, II, III степени. О войне рассказывал «очень-очень мало».
— Они ходили за едой группой из нескольких человек. По ним начинал стрелять финский снайпер — убивал всех, оставлял одного. Мы, говорит, так на него охотились, но не смогли убить. Из роты осталось человек 11-12 — и тут дед переходил на рыдание. Представляете ужас: вы идете за едой, и вернется только один.
Золотухин говорит, что судя по наградному листу деда, убивать тому приходилось часто. Сергей делится «нехорошим подозрением», что, в том числе, убивал он «детей» [необученных солдат] и «видел, кого убивал».
После войны дед работал чиновником в сфере образования. Имел проблемы с НКВД — хотели обвинить в подлоге документов. Впрочем, дальше разговора в кабинете комиссара дело на зашло. Через несколько десятков лет его внук тоже попал под уголовное преследование — по обвинению в незаконной продаже песка.
— Мы сейчас едем на здание. Когда оно стало красивым, подошел человек и сказал: отдай половину. Я смеялся, помню, а он сказал, что на меня заведут уголовное дело. Я отказался отдавать — и действительно завели дело за продажу песка, которого не было, — рассказывает Золотухин, мысль его становится сбивчивой: — Я вот такой, специфичный человек… Не дали построить то, что я хотел… Понимаете, переход от советской власти к несоветской был очень специфичным…
По какой статьей открывали дело, Золотухин уже не помнит, в картотеке районного суда найти его тоже не удалось. Но как говорит Сергей, «как открыли, так и закрыли»: никаких последствий не наступило.
Цемент, краска и мозги
Здание, о котором идет речь — спорткомплекс в Бабяково, которое Золотухин начал строить в 2000-х, на земле отца. В этом селе Золотухин вырос, здесь же возвел главные творения из б/у-материалов. Достроить спорткомплекс не удалось, часть земли Золотухину пришлось продать — из-за высоких налогов и долгов по кредитам, которые он взял на строительство.
Проезжаем мимо котлована, где по замыслу должны были быть озеро и водные горки. Огромные кучи земли, добытой при строительстве, заросли травой. Сворачиваем с дороги к пестрому покатому зданию в форме полусферы. Это, собственно, и есть недостроенный спорткомплекс, а теперь — дом отдыха, который Золотухин сдает под дни рождения, свадьбы и прочие вечеринки.
В строительстве этого дома Золотухину помогали «стройотряды» — так он их называет, по факту — одногруппники дочери, которых Сергей «пригласил на добровольную работу». За привлечение студентов к частной стройке на него «давили в университете», но и тут обошлось без последствий — отстали. Золотухин считает — после того, как Путин сказал, что тоже был членом стройотряда.
Командиром стройотряда был и сам Сергей, в 80-ые, в начале карьеры, на учебной практике.
— За пять лет учебы у меня два с половиной года трудового стажа. За это мне и орден вручили — Знак почета в 1986 году. За то, что много работал. Я был немножко ненормальный человек. Все время хотел построить коммунизм.
— Как вы его строили?
— Я строил дома для людей. Мы верили в коммунизм, верили, что строим это общество. Многие и сейчас верят в коммунизм.
— Но на выборах [кандидат от КПРФ] Харитонов получил четыре процента.
— И что? — Золотухин начинает смеяться. — Четыре процента верят в коммунизм. И Путин честно сказал: я отдаю себе отчет, что часть электората компартии проголосовала за меня, потому что идет война.
— Но Путин же не коммунист.
— Это вы так думаете. Он строит Россию, как считает нужным. Он коммунист-реформатор. Человек открыто сказал, что не сдал свой партбилет.
На вопрос о причинах особого отношения к Путину Золотухин вспоминает девяностые: мол, вы не жили тогда, а я жил, «ко мне бандиты приходили каждый день, меня поджигали, крали машины», а Путин «нас из этой пурги вывел». На «лихие» Золотухин списывает и нынешние экологические проблемы, с грустью вспоминая, как пил воду из ручья в Нижнем Мамоне и все повторяя: до девяностых такого не было.
Ходим по зданию недостроенного спорткомплекса. Расписные стены, мозаика, разные стили в каждом помещении, двадцатиметровый бассейн, зал с камином… Сложно поверить, что такое можно построить из руин, оставшихся после разрушения других зданий, но Сергей уверяет: даже плитка — «бэушная». На многократно заданный вопрос о том, откуда берутся стройматериалы, отвечает уклончиво: мол, в Воронеже «налажен полный цикл». Судя по всему, когда где-то сносят дома — звонят ему, чтобы он купил оставшиеся после сноса стройматериалы.
— Есть здесь хоть что-то новое?
— Цемент, краска и мозги, — улыбается Золотухин и командует: — Сфотографируйте! Будете всем показывать и говорить, что в Австрии были.
«Ну а че, идет гражданская война»
Едем по мосту через покрытое льдом Воронежское водохранилище в село Бабяково.. Здесь Золотухин вырос, здесь же построил главные творения из б/у-материалов.
Говорит, ему важно, чтобы дома стояли долго — не хочет строить «одноразовые», во вред окружающей среде, и именно в этом — патриотизм.
— Каждый должен на своем месте делать свою работу хорошо. Вот говорят: давайте выгоним всех таджиков. А я говорю: вы что, обезумели? Это такой же нацизм. Мою маму если бы таджики не приняли, меня бы не было на белом свете. У меня мама хохлушка, то есть, с Украины, — и ее просто не было бы. А она талантливейший человек..
История семьи Золотухина такая. Его мать Валентина родом из Украины. В ее семье было много детей — «двенадцать Валь», как говорит Сергей — поэтому маму отдали в другую семью. Ребенком она переехала в Таджикистан. Там стала художницей. Отец Сергея, Николай родом из села Верхний Мамон под Воронежем. Был учителем, по распределению попал в Таджикистан, где жила Валентина. Там, в кишлаке на границе Таджикистана и Афганистана, родился и провел детство Золотухин.
Сейчас в Украине остаются родственники Золотухина. На вопрос, влияет ли это его взгляды, Сергей отвечает формулировками «Первого канала».
— Ну, мои родственники живут в Харькове, понятно, — под нацистами. А часть живет в Алчевске [находится на территории «ЛНР»] — они переехали к нам. Про харьковских я ничего не знаю. Точнее, их отношение знаю: там была семья, он бандеровец (выходец с Западной Украины — прим.ред.), а она наша, Золотухина. Они развелись еще в 90-е.
— За родственников в Харькове не переживаете?
— Конечно, переживаю. Но связи у нас нет, она прекратилась еще в 2014 году. Тогда были до смешного ситуации: они спрашивали, не умираем ли мы с голоду. Ну а че, идет гражданская война, потому что американцы этого захотели.
— А цель «спецоперации» какая? Как вы ее понимаете?
— Как я понимаю цель спецоперации… Как я понимаю цель спецоперации… Ну, еще раз: очень много людей, кому не нравится, что русских гнобили. Англосаксы развалили нас во время Октябрьской революции — и хотят по-прежнему грабить.
В картине мира Золотухина Вторая мировая война не закончилась, и «если немцев перевоспитывали, то ни румын, ни словаков, ни чехов — не перевоспитывали». Конечно же, он поддерживает «СВО» и говорит, что пошел бы на войну, если бы был моложе.
Едем к последнему объекту «экскурсии» — в еще один замок Золотухина. Замок — это не преувеличение. Огромному каменному строению с башнями, аркой и закругленными окнами для полноты картины не хватает разве что рва с водой и лучников на стенах. Во дворе — беседки, фонтаны и сосны, выращенные из купленных в «Пятерочке» саженцев. Внутри дома — большой банкетный зал, длинный коридор, винтовая лестница с комнатами на каждом этаже, круглые столы в башнях. Здание Золотухин строил, чтобы в нем жить, но сейчас это тоже дом отдыха. В одной из комнат — каменный массажный стол, который Сергей соорудил для заболевшей матери. Стены украшены ее работами.
— Это мамины картины, — говорит Сергей с нежностью. — Я могу построить из чего угодно, а она — принести во все уют.
О матери говорит в настоящем времени, хотя она умерла, в пандемию коронавируса. Отец скончался до того, тоже болел. Сергей женат, есть дочь, занимается дизайном, вместе с мужем хотела переехать в Германию. Со слов Золотухина — «передумала».
О планах рассказывает, вздыхая — хочет «доделать на этой земле» недостроенный физкультурный центр, построить еще один объект, продолжать заниматься инженерным надзором. Говорит, люди, которые с ним общаются, в шутку зовут его вампиром: мол, «укусил» — и они теперь тоже помешаны на повторном применении стройматериалов и «зеленом» строительстве.
Начатая в 2019 году мусорная реформа предполагала, что к 2030 году Россия станет гораздо экологичней — будет внедрен обязательный раздельный сбор мусора, налажена его переработка. Сейчас, считает Сергей, реформа провалилась. Почему, он не знает.
— У меня такое ощущение, что люди, которые занимаются мусорной реформой, Путину не подчиняются. Я вижу, что он пытается надавить, но он слишком добрый человек в моем понимании, — пытается рассуждать Золотухин. О неудавшейся реформе говорит в целом неохотно. Мол, не мое это дело — бодаться с теми, кто ее саботирует: «Поймите, я делаю технологии. Я ученый. Это то, чем я занимаюсь».
