«Церковь должна быть народной, а не княжеской»

В конце июня диакон Андрей Кураев опубликовал в соцсетях видео из краснодарского храма, в котором священник с амвона называл проповеди патриарха Кирилла «ересью» и высказывался против «спецоперации». «Невозможно любить Бога и не быть миротворцем», – с таким словами человек в облачении прощался с прихожанами. И утверждал: «Политика глубоко вошла в церковную институцию под названием РПЦ и поглотила разум и сердце ее предстоятеля и большинства епископата».

Этим священником был Андрей Другай – почти 25 лет он служил настоятелем в храме Рождества Богородицы на окраине Краснодара. Во время своего прощания он заявил о выходе из церкви Московского патриархата, а после него – уехал из страны. В интервью «НеМоскве» Андрей Другай рассказал, каково это – быть священником РПЦ во время войны, какой данью обложены приходы по всей стране, и почему после его проповедей из храма ушла половина прихожан.

– Как вы пришли к тому, чтобы сделать ваше заявление? Какие события и мысли этому предшествовали?

– Этот вопрос назревал давно. Я пришел в церковь в начале 90-х – видел ее огрехи, но хотелось верить в лучшее. Думал, настала пора перемен не только в обществе, но и в церковной среде. Надеялся, что церковь как институция сделает опору на людей, на общество. Но, к сожалению, опора сделана ровно на противоположную сторону – на власть. Церковь начала принимать от нее деньги, пытается интегрироваться с государством… Тандем сейчас плотный. Но все бы ничего, если бы политика не лезла в церковь, не заставляла духовенство придерживаться «линии партии».

«Спецоперация» стала переломным моментом.

Когда началась война, я не мог сразу сориентироваться. Мне нужно было время, чтобы разобраться – какие причины [происходящего], где правда, а где ложь? Разговаривал с разными людьми, читал СМИ с той и с другой стороны, общался с родственниками, живущими в Украине. Слава Богу, они не повернулись к нам спиной. И я пришел к выводу, что нет никакого оправдания тому, что делает российская армия. Мы совершаем в Украине страшные вещи: убиваем людей, оттяпываем земли – это противоречит всем канонам христианской этики и прямо нарушает заповедь Божью «не убий».

Меня спровоцировало и то, что церковная власть в лице патриарха Кирилла и других архиереев стала высказываться в поддержку этой войны. А дальше Кирилл начал оправдывать и благословлять тех, кто пошел туда воевать. Называл это священным долгом и обещал прощение грехов тем, кто идет на поле брани и умирает там. Это, конечно же, ложь.

– Вас не устраивала именно позиция патриарха или ваши коллеги по епархии тоже поддержали его?

– Да, и местный митрополит, и многие священники – все поддержали! Помню, я стоял в очереди при регистрации на Епархиальное собрание – а сзади меня священники обсуждали, как хорошо, что они съездили «за ленточку», как там классно и какие хорошие деньги платят. Понимаете? Это какая-то священная проституция! Чем они там занимаются? Поощряют убийство и вдохновляют людей превращаться в фарш. Помните, в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера» была песня: «Его высокое преосвященство обещал нам райское блаженство!».

Вот тут та же самая песня.

Спустя несколько месяцев после начала «СВО» я уже разобрался во всем и начал говорить людям о том, что это братоубийственная война. Призывал к миру, пытался и в воскресной школе, и на проповедях донести до прихожан, что там происходит – деликатно, на основе Священного Писания. Тем более, что люди ко мне приходили и спрашивали: «Батюшка, а какое ваше мнение? А почему оно отличается от официальной позиции РПЦ?».

После одной такой проповеди ко мне подошел сотрудник полиции и попросил больше не говорить о войне. Потому что, как он объяснил, РПЦ – это идеологическая институция, и мной будет заниматься ФСБ. Я на пару месяцев прекратил, чтобы не провоцировать, а потом опять продолжил.

Еще осенью 2022 года к нам из епархии пришла директива читать молитву «О Святой Руси», составленную патриархом Кириллом. В ней были прошения, чтобы российское воинство победило в этой войне. Я поначалу все поменял, повыбрасывал из молитвы бред, касающийся «милитари». А потом подумал: «Я и это не буду читать», – и вообще убрал из литургий молитву патриарха.

– Вас не наказали за это? Протоиерея Алексея Уминского за отказ читать ровно эту молитву лишили сана.

– Я верю, что Господь промышляет о каждом человеке, в том числе и о священниках. Может быть, тогда еще не пришло время, чтобы меня сковырнуть. Или приход у нас был маленький, на окраине Краснодара. Но мне поступали разные намеки, угрозы со стороны вышестоящего начальства, что нужно прекратить [антивоенные проповеди]. А если не прекращу, то могу лишиться сана. Но меня это не останавливало.

– Тем не менее публично вы высказались не сразу. Хотя еще в марте 2022 года три сотни российских священников написали открытое письмо против войны. Почему вы не присоединились к ним тогда?

– Я поздно узнал об этом письме. Ну и, как я сказал, мне потребовалось время, чтобы во всем разобраться.

Обращение в защиту Алексея Уминского я подписал сразу, как только оно попалось мне на глаза. И не скрывал свою позицию – указал имя, фамилию, приход. Мой номер там 6115. Довольно скоро мне позвонили из епархии и так, знаете, лукаво и вкрадчиво стали отговаривать: «Отец Андрей, многие священники жалуются, что их добрые имена [без их ведома] попали в этот список. Наверное, и ваше тоже?». Я сказал: «Нет, я собственноручно подписался. Я разделяю взгляды отец Алексея Уминского по поводу «спецоперации» и того, что РПЦ делает с церковью».

– И что вам ответили?

– «Да, мы вас услышали, ждите». Но я не стал ждать. Я прекрасно понял, к чему это идет. Я знаю всю процедуру судебного делопроизводства РПЦ и не питаю иллюзий. Справедливого суда там давно нет, вердикт готовится заранее – и как правило, это просто указивка патриарха либо правящего архиерея. Это имитация суда.

Из епархии мне звонили накануне Крещения. А спустя несколько дней я уже подал туда прошение, чтобы меня сняли с настоятельства в приходе Рождества Богородицы города Краснодара, с почислением за штат и правом перехода в другую епархию.

Мое обращение к прихожанам 18 февраля стало финальным этапом. Я должен был попрощаться, чтобы избежать недомолвок. Наверное, просто не мог уйти, поджав хвост. Я всегда разговаривал с людьми честно, не скрывая от них внутрицерковных проблем и того, что патриарх делает с РПЦ. Сказал это – и на следующий день мы уехали из страны.

– Получается, видео записали в конце зимы 2024 года. Почему тогда его опубликовали только недавно?

– Я дожидался решения церковного суда.

– Оно довольно мягкое, судя по формулировкам – вас запретили в служении, но не лишили сана. И как будто ждут обратно с покаянием.

– Ага, «возвращайся, дурачок, мы все простим». Я прекрасно понимаю, что это лукавство.

– А как прихожане реагировали на ваши антивоенные выступления? И как восприняли уход?

– [Из-за моей позиции] где-то половина прихожан ушла из храма – им не понравилось. Кто-то возмущался, выкрикивал во время проповеди: «Да что вы говорите! Это не так!». Ну, а я продолжал свое слово, приводил факты, свидетельства очевидцев.

Был у нас, например, человек, который переехал в Россию [из Украины] не потому, что поддерживает ее, а просто его жена отсюда. И он поехал за женой – у нее здесь престарелые родители. Другая женщина приехала к сестре, потому что «коридор» был только в нашу сторону. И они рассказывали, что и как происходило.

Ну, и еще одним аргументом было, конечно, слово Божье. Оно бьет прямо в сердце человека.

О том, что я ухожу, никто в храме не знал, для людей это стало новостью. Кто-то начал плакать, кто-то – не выдержал и прямо выбежал из храма, от несогласия с моими словами. Но что меня удивило: когда я уже вышел на улицу, многие подходили и выражали поддержку.

– Куда в итоге вы уехали и что собираетесь делать дальше?

– Я не афиширую, где нахожусь – не хочется потом встретить людей с ледорубами. А планы… Я обратился к константинопольскому митрополиту с просьбой, чтобы меня восстановили в служении, взяли под свое крыло. Жду ответа. Я священник и не вижу себя вне церкви. Хотя может быть, придется подумать о какой-то параллельной работе. Пока тяжело сказать.

– Если не брать директиву с молитвой патриарха, вы испытывали в последние два года какое-то «патриотическое» давление со стороны епархии?

– Нас свободно-принудительно заставляли ходить на крестные ходы в поддержку «СВО». Я игнорировал их, и прихожан призывал не ходить. Хотя некоторые рвались – и потом еще фотографии присылали, как бы в отместку: «Вот вы, батюшка, не поддерживаете, а все прогрессивное духовенство во главе с митрополитом поддерживает. Вы не патриот».

Еще мы были должны делать отчеты о том, сколько и в какой форме помогали воюющим против Украины. В некоторых приходах плели сети, где-то изготавливали окопные свечи… Часть наших прихожан, которые ушли из храма, собирали в Инстаграме деньги на беспилотники для российской армии. И радовались тому, что вот они накопили и приобрели.

Единственное, что делали мы – это собирали пожертвования для людей, пострадавших от «СВО», неважно с какой стороны.

– Вы упоминали, что война противоречит заповеди «не убий» – и это очевидная мысль. Почему тогда, на ваш взгляд, основная часть священников не выступила против «СВО»?

– Среди них есть искренне идейные – кто-то правда верит, то мы все делаем правильно. Священники же не инопланетяне, они тоже смотрят СМИ и могут быть подвержены пропаганде.

Сколько их в процентном соотношении? Не могу сказать, но эта доля есть. Я ни с кем из коллег не обсуждал войну, потому что уже давно стараюсь ограничивать себя в общении со священнослужителями. Слишком много сексотов – кто-то хочет выслужиться перед начальством, другой из зависти может сказать гадость. Сложно поговорить откровенно и без последствий.

Часть священников молчит [о войне] из-за страха. Но опять-таки – страха чего? Репрессий? Таких мало. А вот страх потерять свой доход…

Священники на самом деле находятся в очень бедственном положении. Многим страшно перейти [в случае чего] на светскую работу, потому что они сфокусированы именно на церковной тематике. У кого-то большая семья. И лишиться даже этих копеек – трагедия для человека. Священник полностью зависим от архиерея, что ему прикажут, то он и выполняет. И вот эта армейщина, конечно, тоже противна духу христианства, каким оно должно быть.

– Я как раз хотел спросить об этом. Вы в своем видео упомянули, что в РПЦ царит «крепостное право». Можете рассказать подробнее?

– По послушанию, любое волеизъявление архиерея должно исполняться. Если не исполняешь, то будет выговор, вплоть до того, что тебя отстранят от богослужений. В более критичных моментах – лишат священного сана.

И ладно, если бы это касалось реальных канонических правил, когда священник ведет неправильный образ жизни – извращает догматические истины, торгует наркотиками или блудит. Если вещи серьезные, тут вопросов нет. Но когда ты просто не выполняешь прихоть архиерея, политической партии, как я уже называю РПЦ, и тебя за это наказывают… Это настоящий бред. И вот священники, боясь, что им не дадут служить, кормить семью, часто идут на сделку с сатаной.

– Это всегда так было или сейчас стало?

– В той или иной степени, наверное, всегда. Но в 90-е годы это не ощущалось, было больше свободы для священников, для приходов… Не было такого зверского налогообложения. А с приходом Кирилла началось построение жесткой вертикали.

– Что вы имеете в виду под «налогообложением»?

– Поборы с приходов. Я думаю, не открою секрета – каждому приходу назначается определенная сумма, которую ему надо ежемесячно вносить в качестве добровольного пожертвования на содержание епархии (приходы обычно прикреплены к региональным епархиям, которые «управляют» всеми церковными организациями РПЦ на своей территории – храмами, воскресными школами, благочиниями и т.д. – прим. «НеМосква»).

«Добровольное» оно в кавычках. Если ты, не дай боже, не заплатишь, то тебе как настоятелю сначала прещение какое-нибудь назначат, а там и отстранить могут. Или перевести в другой приход, чтобы «вразумить».

Я знаю историю одного священника в Краснодаре. Ему надо было в срочном порядке перекрыть крышу в храме, потому что она прогнила, и проводку поменять – могла закоротить, вызвать пожар. Он просил епархию: «Подождите, пожалуйста, я найду деньги, просто потерпите». Но его все равно сняли с настоятельства и отправили в другой, более захудалый, приход. То есть ты можешь ничего не строить – главное, каждый месяц приноси оброк.

– А о каких суммах идет речь?

– В разное время они забирали от 25 до 80% от дохода храма.

Доход складывается из нескольких источников. Это пожертвования прихожан, церковная лавка, когда люди приобретают утварь, свечи, литературу, заказывают требы – отпевания или крещения. Ну и, бывает, юридические организации жертвуют, если ваш приход с ними сотрудничает, окормляет.

Но в казне остается немного – надо вычесть счета на «коммуналку», зарплаты тех, кто работает в храме, в свечнице или просфорне. Минус текущие расходы, если утварь обветшала или надо что-то поменять. Наш приход ежемесячно платил в епархию в среднем 90-100 тысяч рублей. Для кого-то это копейки. Ну, а для нас – много. В какие-то месяцы, например, мы уходили в минус. То есть доход получили меньше, а заплатить надо столько же.

– А от чего зависит «успешность» прихода?

– На это влияют несколько факторов, в первую очередь, местонахождение. Есть разница – он на отшибе стоит, где живет мало людей, или в гуще, где высокая проходимость.

– Как торговый центр, прости, Господи…

– Второй фактор – это спонсоры. Храм может быть в глуши, но его содержат меценаты, помогают. Это редкость. Все же главное – сколько приходит людей, и многое тут тоже зависит от настоятеля. Иногда приходы бывают такие бедные, что священнику надо еще чем-то заниматься, чтобы выжить.

– А приход может получать деньги от государства?

– Да, в виде каких-то грантов, например. Или я обращаюсь к местным властям, пытаясь обосновать свои издержки, необходимые для прихода. И прошу из бюджета выделить на них деньги. Третий вариант – это, скажем так, тесное общение с представителями власти, дружба с ними, благодаря которой ты решаешь свои вопросы. Но понятно, что если тебе делают преференции, то и ты делаешь такие же. Я не хотел попадать к чиновникам в зависимость. Пусть все будет скромно, но зато по совести.

– А вы получали какие-то деньги от епархии? Она вам помогала?

– Никогда. Епархия только берет.

– Вы понимаете, на что шли деньги, которые вы ей перечисляли?

– Нет. Но мне кажется, на личное обогащение.

– То, о чем вы рассказываете, как-то влияет на восприятие людьми самой церкви?

– Какая-то часть общества отошла от РПЦ и продолжает это делать. Другая – наоборот, пришла. Но опять же, кто это? Люди, болеющие «победобесием» и империализмом. Потому что сейчас церковь несет [прихожанам] не веру в Христа, не любовь Христову, а «идеалы» светской жизни.

А доверие здравомыслящих людей церковь теряет. Да и как его не потерять, если она своими действиями противоречит тому, чему сама же учит?

– Давайте представим, что война окончилась, и у вас есть возможность подсказать, как реформировать РПЦ. Что вы предложите?

– В первую очередь стоит убрать эту «крепостную» подчиненность. Чтобы священник имел возможность говорить то, что считает нужным. Что подсказывает его пастырская совесть. Конечно, здесь должен оставаться определенный регламент, чтобы не было «залетов» в ересь и заблуждения. Но перед лицом Божьим все должны быть равны.

Архиерей следит за порядком: соблюдением церковных канонов, нравственной чистотой священнослужителей – и все, на этом его полномочия заканчиваются. Финансовые вопросы решает приход, община сама определяет, сколько жертвовать на епархию. Мне кажется справедливой «десятина» от дохода.

И еще очень важна кристальная отчетность. Я должен иметь возможность проверить, куда пошли деньги. Это все очень революционные вещи. И они касаются не только церкви, но и общества.

– Да, ровно об этом же говорит оппозиция, предлагая реформу всего государства.

– Также должен быть организован нормальный, не ангажированный церковный суд. И еще один момент. Церкви надо порвать все финансовые связи с государством – и быть независимой. Жить скромнее. Пусть люди сами поддерживают батюшку, но чтобы и он, и епископ были на стороне народа, а не правящей элиты. То есть церковь должна быть народная, а не княжеская.

– Те проблемы, с которыми люди приходят к священнику: что-то изменилось после начала «спецоперации»?

– Люди часто исповедовались в ненависти к украинцам.

– Ого. И как они это объясняли?

– Исповедь – это не тот случай, когда люди общаются. Тут надо просто назвать свой грех, свою болячку. И хорошо, что были те, кто хотя бы осознавал: ненависть – это ненормально.

Отчего ненависть? От того, что они были адептами пропаганды.

Сколько я пытался их переубедить! Вот люди рассказывают: «Там нацисты, сатанисты, они хотели на нас напасть, атаковать, отравить…». Ну это же бред! Говоришь, объясняешь – к вечеру язык еле шевелится! Вроде голова у людей встала на место, человек поблагодарил, ушел. Проходит буквально неделя – и все опять по новой. Господи, говорю, милые мои, что ж вы за неделю-то с собой сделали? Зачем опять мозги отключили? Это было так больно и неприятно – тем более, от людей, которых я знаю с хорошей стороны.

– В общем, вы не смогли победить телевизор?

– Кто ж его победит. Если человек пришел ко мне за советом, если ему нужны аргументы – это одно. А когда человек уже зомбирован, пытаться переубедить… Не знаю, надо просто электричество выключать, чтобы они не смотрели телевизор.

– Винить во всем пропаганду – это понятная тема. Но видите ли вы ответственность самих людей в том, что они поддались ей? Ведь десятки тысяч не просто с дивана поддержали «СВО», а реально поехали убивать.

– Тут обоюдная ответственность. Я это характеризую, как дьявольское искушение. Дьявол предоставляет человеку заведомо ложную информацию, вводит его в заблуждение. А вот от уже человека зависит, воспринять это или отвергнуть. А теперь сами судите, какова мера ответственности.

– Ну, получаются все те же вечные дилеммы…

– Здравомыслящий человек должен сам пытаться найти правду. Не нужно абсолютизировать власть, которая его постоянно обманывала. Она ведь постоянно лжет! Что обещано – не исполняется, деньги, которые выдаивают через налоговую, распиливают.

Ну как можно доверять людям, которые врали и вчера, и позавчера?

Это же элементарно! Человек должен все проверять, сопоставлять – и по-другому никак. Это труд, конечно. А получается, люди не хотят трудиться, они ленивы.

Отчасти это «совковое» наследие – люди внутренне несвободны. Они привыкли, что ими кто-то управляет. Готовы кому угодно делегировать руководство своей жизнью. И вот так, не желая быть «гражданами», они превращаются в «население». Потому что гражданин пытается во все вникнуть и иметь собственную позицию. А население – оно ни в чем не участвует.

Фото: из личного архива отца Андрея Другай, с сайта Кубанской митрополии, а также из телеграм-канала храма Рождества Богородицы.