5 апреля 1870 года
В Петербурге ушла из жизни 31-летняя Вера Лядова. Певица, балерина, артистка оперетты. «Царица канкана».
Г-жа Лядова в роли Елены была прелестна. Красота, соединенная с грацией, приятный серебристый голосок, соединенный с бойкой и развязной игрой, — все это вызывало нескончаемую бурю аплодисментов
(из газет 1860-х)
Родилась в 1839 в музыкальной семье. В 10 отдали в Императорское театральное училище. В 19 поступила «на службу к Петербургским театрам» с жалованием 600 рублей серебром в год. Прима Мариинки Екатерина Вазем писала о ней:
Она была лучшая из виденных когда-либо мной исполнительниц «благородных» мазурок и других польских танцев
По признанию современников, обладала «великолепной сценической внешностью», «отменными хореографическими данными», «юмором и особым шиком каскадной опереточной актрисы». Была одинаково хороша и балете, и в драме, и в оперетте.
Дебютировала на сцене Александринки в роли Анюты в водевиле «Барская спесь и Анютины глазки». Здесь же осенью 1868, в разгар «опереточной горячки» в Петербурге, произвела фурор, сыграв Елену в «Прекрасной Елене» Жака Оффенбаха.
Публика шла «на Лядову». Пресса писала о ней, как о первой водевильной актрисе, которая перенесла на драматическую сцену «свойственный балету “шик”». Ее имя на афише гарантировало аншлаг. На билеты в театральной конторе велась предварительная запись. С рук их продавали по спекулятивным ценам.
Театр постоянно полон, билеты достаются с величайшим трудом, за них платят вдвое, втрое, впятеро противу настоящей цены (один барышник уверял меня, что если бы у него был пятирублевый билет в бельэтаж для третьего представления, то он сейчас же продал бы его за пятьдесят рублей!). Русскую «Прекрасную Елену» спешат видеть все
(«Отечественные записки»)
За два года до этого в «Прекрасной Елене», поставленной в Михайловском театре, в роли спартанской царицы блистала француженка Огюстина Девериа. Ее игра была исполнена эротизма и чувственности, на радость офицерам-гвардейцам:
Когда m-elle Девериа… сбросила верхнюю одежду и обнажила плечи и руки свои во всей красоте, когда ее уста полураскрылись и угловые мускулы губ сладострастно осунулись… когда талия сама собой начала покорно подаваться вперед и все тело замерло и задрожало в объятиях Париса… тогда, как я слышал, многие юные питомцы Беллоны [богиня войны — прим.] не выдержали и, выбежав из театра, бросились на лихачей-извозчиков и в восторге умчались куда-то вдаль
(«Петербургские ведомости»)
По мнению критиков, Лядовой удалось представить свою героиню не рядовой «кокоткой», а «сдержанно-страстной женщиной»:
Г-жа Лядова в самых скабрезных сценах, не впадая в шаржи, сумела придать им женственность и грациозность — достоинства немаловажные
(«Биржевые ведомости»)
Впрочем, упреков в разрушении традиционных ценностей тоже было немало. Так, фотография в образе Елены в обнимку с Парисом — Николаем Сазоновым, сделанная Карлом Бергамаско и выставленная в витрине его фотосалона, вызвала негодование у фельетониста Алексея Суворина:
Вы действительно прекрасны, Вера Александровна, и вам к лицу любой костюм, но на фотографии вы изображены с обнаженной выше колена ногой, причем весьма далекой от грациозности, а рядом с вами на коленях стоит господин Сазонов, и выражение его лица столь же непристойно, как и ваша поза… Нет сомнений, что эти фотографии — настоящий плевок в лицо обществу и во все устои, как семейные, так и моральные. Смею заявить вам, Вера Александровна, что на голых ногах и, тем более, иных частях тела в историю искусства войти нельзя!
Поклонники Лядовой такой отповедью были возмущены — и, как гласит история, преподнесли ей на одном из спектаклей золотую диадему с бриллиантами.
Купаться в лучах славы Лядовой было уготовано недолго. Вскоре после триумфа «Елены» она умерла — от хронических недугов, заработанных в детстве. В последний путь ее, несчастливую в браке (с мужем-балетмейстером разошлись после 10 лет совместной жизни, из трех детей один умер, а один родился глухонемым), провожали десятки тысяч поклонников.
