Денис Атаманов: «Паспорт РФ давно токсичен»

Денис Атаманов — инвестиционный советник и бизнесмен. Уехал из России с семьей в апреле. Сейчас живет на Кипре. Проводит антивоенные митинги в Пафосе. В акциях также постоянно участвует его 13-летняя дочь, которая самостоятельно выступает на митингах и раздает листовки. Денис рассказал «Очевидцам», почему российский паспорт стал токсичным, и как этому поспособствовала позиция «я вне политики».

Расскажите о себе

— Меня зовут Денис, я из Москвы, мне 42 года. Я по профессии работаю в финансовой сфере, в инвестиционном бизнесе, я финансовый консультант. Сейчас у меня такая, частная практика, консультирую клиентов по управлению деньгами.

Ваши первые мысли и чувства 24 февраля?

Когда мы проснулись и увидели новости, то ужаснулись. Наверное, самое первое и самое сильное чувство — это было чувство ужасного стыда. Стыда за свою страну, за то, что мы, я, наша семья — граждане страны, которая оказалась на темной стороне истории. Для нас, наверное, 24-е было не таким шоком, как для всех остальных, потому что мы понимали, что система загнивает, что что-то будет, что-то произойдет. Я думал, что это будет в 24-м году, когда будут перевыборы и Путин пойдет править вечно, но немного ошибся. Все началось раньше, чем я думал.

Зачем Путин начал эту войну?

– Мне кажется, это уже должны психиатры анализировать, почему столько лет у него такая обсессия, желание заполучить Украину, хотя бы восточную её часть, которую он считает исторически Россией. Никаких других способов у него не было, кроме как начать войну, и он её начал. Исторически — это уже пятый или шестой раз, эта маленькая победоносная война, которая должна консолидировать внутреннее общество. Все должны сплотиться вокруг лидера, отечество в опасности — очередные грабли. Это было и в первую Крымскую войну в 19-м веке, в русско-японскую, советско-финскую. Все эти войны заканчивались теми или иными катаклизмами.

Путин ведет страну в какую-то непонятную сторону, поперек всей истории. Если раньше все было понятно — строили коммунизм, была какая-то цель, то сейчас, честно говоря, вообще непонятно, куда страна идет. Это тоталитаризм, автократия, изоляция от всего мира, строительство непонятно какого «русского мира».

Почему большинство россиян поддерживает войну?

– Это просто промывка мозгов. Собственно, здесь нет ничего нового.

20-й век полон таких примеров. И я бы не сказал, что войну поддерживает большинство, это некоторый миф. Это не так совершенно. Есть некий процент поддерживающих, но основная масса аполитична, она не «за» и не «против». Эти люди живут своей жизнью, они не интересовались политикой никогда. Вы не интересуетесь политикой, пока политика не заинтересовалась вами. Вот она резко всеми заинтересовалась. Сначала 24-го февраля, а теперь еще и 21-го сентября, после объявления мобилизации. Дружно все вдруг осознали, что оказались в какой-то другой стране. Это как тлеющий подземный пожар на торфяных болотах, которого не видно, а потом раз, и резко все в огне.

24-е – это просто день, в который это произошло.

Был шанс у России стать нормальной страной, развитой, демократической, не угрожающей соседям, влиться в строй развитых стран, но она свернула с этого пути 10−15 лет назад, и то, что происходит сейчас — следствие того, что Россия пошла не туда. История покажет. Будет, я практически уверен, очередной Нюрнбергский процесс. Такой же суд, как был над фашистами — будет и над путинцами. Дай Бог, чтобы они дожили только до этого.

Почему вы уехали из России?

—  Мысль уезжать у нас родилась не 24-го. На самом деле, мы давно уже понимали, что страна идет не туда, как поется у Гребенщиков в песне — «этот поезд в огне, и нам некуда больше бежать».

На самом деле, первые мысли уезжать были еще в четырнадцатом году, когда все началось в Крыму, с первой войны. Я тогда поменял свою карьеру. Я работал менеджером в бизнесе, строил карьеру менеджера, рос по карьерной лестнице.

И вот я сделал такой дауншифт, ушел в частную практику. Я потерял в доходах, но я понимал, что рано или поздно из России придется уезжать. Поэтому, я хотел сделать так, чтобы моя работа, моя семья, доходы моей семьи не зависели от страны, в которой я живу. И я перестроил свою работу. И в общем-то, сейчас это окупилось. Мы смогли достаточно быстро с семьей сорваться и уехать. Уехали в апреле. Может быть, мы бы и в конце февраля уехали, но у нас заканчивались загранпаспорта, не было виз.

Участвуете в эмиграции в антивоенных митингах?

— Мы участвуем в митингах в Пафосе, организуем митинги для россиян, мы присоединяемся к украинцам, поддерживаем их, зовем людей выходить в определенные даты. Был достаточно большой митинг, когда была объявлена мобилизация. 12 июня тоже был митинг в Лимасоле, мы делали «День независимости от путинизма». Мы достаточно много такой активности проявляем. А почему? Наверное, это компенсация того, что мы этого не делали в России.

По простой причине. Да, это была боязнь за семью, боязнь оказаться в тюрьме на десятки лет, оставить семью без средств к существованию.

В общем-то, большинство в России не выходили, понимая, что репрессивная машина их перемелет и ничего ты с этим не сделаешь.

Есть и часть эффекта стыда за то, что мы, живя в своей стране допустили то, что произошло. Поэтому у нас есть ощущение, что мы тоже частично в этом виноваты. Сейчас есть некая компенсация, мы активно в свободной стране можем выражать свое мнение. Мы на митинги выходим и в волонтерстве участвуем, помогаем беженцам, собираем донаты на помощь политзаключенным в России. Это такая активность, которой у нас не было в России, она просто была невозможна там.

Почему российские бизнесмены не выступили против войны?

– Люди бизнеса понимали, что они все потеряют. У нас были примеры. Олег Тиньков — хороший пример, он что-то сказал, и у него отобрали бизнес.

Меня больше, знаете, что удивляет? Здесь на Кипре есть российские бизнесы, с которыми я столкнулся по роду активизма, антивоенного движения, которые нас не готовы поддерживать. Они морально за нас, говорят: «Да, ребята, молодцы. Мы вас поддерживаем, но помогать вам публично, предоставлять какие-то площадки — не будем. Потому что, мы не про это. Мы вне политики».

Наша любимая тема в России — мы вне политики, политикой не интересуемся. Это мне не понятно. Здесь, когда тебе уже ничего не угрожает, почему у тебя такая же позиция страусиная, как была всегда в России?

Какое отношение к русским на Кипре?

– На бытовом уровне — хорошее. Оно исторически прекрасное. Здесь очень много русскоязычных киприотов, которые еще в 90-е сюда уехали, греков по национальности. Кипр — очень русскоязычный остров. Это был один из факторов, который мы учитывали, когда поехали на Кипр.

А в остальном, в официальной части, банки, государственные органы и так далее — здесь, как везде в Европе, мы — люди второго сорта, к сожалению. Если у вас русский паспорт, то вам и счет в банке не откроют, и с видом на жительство большие проблемы.

Эффективны ли санкции против россиян в борьбе с путинским режимом?

– Первые санкции, которые были применены весной — это была очень мощная бомбардировка санкциями. Как мы говорили, в моей сфере, на Россию было сброшено несколько ядерных финансовых бомб. Очень мощные были удары.

Для нас было очевидно, что это такой фрэндли файер на самом деле, удар по своим. Эти санкции практически никак не сказались на людях, которые поддерживают Путина и войну, они никогда за границу не ездили, и импортом практически не пользуются, им эти карточки MasterCard, Visa не нужны, у них есть карта «Мир», они наоборот смеялись над нами, прозападно ориентированными, говорили: «Вот, смотрите, вот что с вами ваш любимый Запад делает». И действительно, это были такие удары, в основном «по ногам». Люди, которые сюда приехали, оказались без денег практически, когда у них отключились банковские карты.
Я надеюсь, что все-таки осознание пришло, что эти удары были не по путинскому ядру, они были как раз по тем, кто против Путина. И летом были такие посылы, такая волна — хорошие русские, которые пытаются как-то себя обелить за границей, их нужно всех выслать обратно в Россию, пусть свергают своего Путина. И сейчас, когда люди бегут от мобилизации из России, к ним тоже негативное отношение: Ну что же вы бежите? Идите и свергайте своего Путина. И для нас, честно говоря, это было очень удивительно, потому что, когда афганцы бежали от талибов, цеплялись за шасси самолета, почему-то все думали — вот, какие плохие американцы, что их бросили. Сирийцев, которые бежали от режима Асада, почему-то все жалели, принимали как беженцев, не говорили – идите в свою Сирию, свергайте своего Асада.

А сейчас Европа закрылась для тех, кто не хочет быть пушечным мясом, не хочет воевать идти в Украину. А им все страны Балтии, Финляндия, Польша, говорят — нет, вы нам не нужны, идите своего Путина свергайте.

Такие волны периодически происходят. Поэтому, я не удивлюсь, отвечая на ваш вопрос, что может быть, будут еще какие-то санкции против тех, кто здесь живет, просто по паспорту.
Собственно, мы привыкли к такому отношению. Я, поскольку работаю в финансовой сфере, знаю, что российский паспорт уже очень давно токсичен в Европе. Такая красная тряпка. Для меня это не было новостью, но для многих, кто искренне не поддерживает путинский режим и всю эту войну, и всё это безумие, для них это было некоторым шоком — как так, мы же за вас, почему мы вдруг стали людьми второго сорта?

Что делать россиянам?

– Те, кто может, должен уехать сейчас из страны. Я считаю, что оставаться должен только тот, кто готов взять оружие в руки, и биться за будущее страны. Там будет только эскалация, ухудшение, и в лучшем случае — будет смена власти, откат с остановкой войны, выводом войск. Это идеальный сценарий, который на мой взгляд, к сожалению, маловероятен. Вероятность плохих, или очень плохих сценариев — она сильно перевешивает вероятность позитивных сценариев.

Я думаю, что в России будет только хуже. Экономически точно — это будет хуже в любом сценарии, политически — не знаю.

Здесь от украинцев слышу о том, что побежали те, которые были за Путина, вот сидели, а сейчас клюнуло, и они побежали. На самом деле, на мой взгляд, бегут как раз те, кто может быть и уехал бы весной, как я, но они не были подготовлены, жили своей жизнью, политикой не интересовались.

Первый звонок серьезный, был, понятно, 24 февраля. Все ужаснулись, сказали: «Ну это ужас, конечно, ну, а что мы сделаем, куда мы побежим, кому мы там нужны? Как, где, мы будем работать, где дети будут учиться?» Соответственно, уже в сентябре побежали те, кто сказал: «Ну ладно, черт с ним, что делать, я не хочу идти воевать». Поэтому они побежали сейчас из страны. Хотя весной я многих предупреждал — бегите, потом будете в узкую дверь ломиться со всей толпой, что и случилось. Я боюсь, что сейчас побежали сотни тысяч, потом побегут миллионы. Чем раньше вы уедете, тем легче вам будет устроиться.

Чего вы боитесь?

Ядерной войны, как и большинство. Туристы здесь расслабленные, думают о том, что это где-то война. Все уже устали, война идет фоном, все привыкли к ней. Одна из наших задач — напоминать людям о том, что на самом деле, в любой момент эта прекрасная жизнь может закончиться.