close

Илья Колмановский: «Есть надежда, что его залечат»

Илья Колмановский, кандидат биологических наук, научный обозреватель, ведущий подкаста и телеграм-канала «Голый землекоп». Говорим с ним о взаимоотношениях науки и власти в нынешней России, о сопротивлении научного сообщества войне, о психопатии Путина (с отсылкой к экспертному мнению калифорнийского профессора Джеймса Фэллона, о грядущем триумфе шарлатанства в условиях изоляции России и уничтожения международной научной экспертизы. И да. Не исключено, что Путина просто «залечат». Так уж все у них там наверху сегодня устроено.

Расскажите о себе

– Я научный обозреватель, и я ведущий телеграм-канала и подкаста “Голый землекоп”. Моя работа состоит в том, чтобы разговаривать с учеными в разных странах мира и просить их ответить на вопросы от нашего с вами лица, и потом заводить какой-то общий разговор про их открытия, превращать это в подкасты, лекции, какие-то встречи для того, чтобы мы могли вместе подумать над тем, как эти открытия могут повлиять на нашу жизнь завтра. Я родился в Москве, тогда этот город был в центре СССР, империи зла. Я довольно рано это понял благодаря моим родителям. Потом эта страна превратилась в Россию, в Российскую Федерацию.

Я хорошо помню какие-то годы надежды и годы такой тлеющей возникающей идентичности, что вот есть мы и, может быть, эта страна в какой-то степени может считаться нашей. Но это ощущение быстро разрушалось, и Российская Федерация, в которой я жил последние 20 лет, точно не вызывала у меня чувства идентичности. 

При этом, были надежды что-то поменять, была какая-то активная позиция, я и все мои близкие активно противостояли нарастающей автократии. С началом войны мы уехали. Тридцать три члена семьи уехали в пять стран за неделю. 

Ваши первые мысли и чувства 24 февраля?

– Меня разбудила моя жена и сказала, что Путин обстреливает большие города в Украине. Чувство чудовищного страха и прямого ощущения, что он стреляет по мне. Если говорить про мысли, то все последние недели и месяцы было понимание, что произойдет вторжение. И когда себе это представляешь, то делается очень страшно. Но одно дело думать про то, что это может реализоваться, другое дело – проснуться в этой реальности. Чувства, которые при этом возникают, нельзя ни с чем сравнить.

Почему вы уехали из России?

– Мы решили уехать, потому что я так воспринимаю возникающие здесь риски. До этого жить в России для меня значило – платить какой-то налог в пользу общественной жизни. Я выхожу на уличные протесты, я готов к тому, что меня задержат. В прошлом десятилетии, если тебя задерживали, то обычно на ночь. Последний год мы были все готовы к тому, что это 2–4 недели. У меня возникло ощущение, что с началом войны эта конвенция поменялась. Мне казалось до этого, что самый большой риск, что меня начнут выпихивать из страны, но, в общем, дадут уехать. Теперь у меня это ощущение поменялось, и так сильно рисковать я не могу.

Как война влияет на российскую науку?

– Война и изоляция, в которую попадает это государство, очень губительны для науки. Это может начаться, начинается уже сейчас с того, что у ученых нет реактивов, нет снабжения, нет возможности продолжать заниматься очень высокотехнологичными исследованиями. Так устроена современная наука, что ее больше нельзя делать на коленке, будучи энтузиастом в своей лаборатории, как это было двести лет назад. Изоляция лишает науку жизненно важного ингредиента, – международной экспертизы. 

В какой-то мере, пускай в незначительной, было требование, что если вы получаете бюджетные деньги, то вы обязаны публиковаться в международных рецензируемых журналах. И что это значит? Это значит, то, что вы сделали, что-то изобрели, может, вы считаете себя гением, но это должны проверить слепые независимые эксперты мирового уровня. Это требование сейчас стремительно сходит на нет просто на уровне правил. Все это очень быстро и надежно душит экспертизу. Любой ученый считает, что он изобрел что-то очень важное. Если его не проверяют независимые эксперты, он очень быстро теряет берега, даже добросовестные ученые, не говоря уж о недобросовестных. Наука, которая существует в рамках такого закрытого поля, очень быстро приходит к самым чудесным изобретениям, которые обычно оказываются просто шарлатанством.

Почему мы не видим никакого сопротивления со стороны научного мира?

– Очень многие ученые, конечно, занимают активную антивоенную позицию и в этом смысле антигосударственную. Да, они против вот этого террористического государства, которое ест своих и чужих детей на завтрак. Научное сообщество довольно массово диссидентское. А если мы вспомним, то в первые же дни войны, общество научных работников и газета «Троицкий вариант» инициировали подписание антивоенного письма. Его подписали 8 тысяч человек за первые же несколько суток: научные журналисты, ученые. 

Это нельзя себе было представить в Советском Союзе. Другое дело, что им потом пришлось перенести его на другой домен, как только возникли законы о фейках. Но письмо существует, оно продолжает собирать подписи. К слову сказать, когда Российская академия наук пыталась собрать подписи под провоенным письмом, там было просто смехотворное количество подписей. Сопротивление есть, и оно вполне героическое, как среди ученых, так и среди не ученых. Есть люди, которые осознанно идут в тюрьму, идут на очень высокие риски, но возможность этого сопротивления схлопывается. Понятно, что это государство очень эффективно прибегает к такому точечному террору, ровно столько, сколько нужно, чтобы добиваться своих прагматических целей. 

Почему сейчас ученые подвергаются репрессиям со стороны государства?

– Российское общество уже много лет, по нарастающей, делается все более сегрегированным, все более фрагментированным. Оно распадается на такие пузыри, которые не разговаривают между собой, не могут объединиться ни для какого общественного действия, и диктатура этим пользуется. Ей надо дальше и дальше разделять.

Когда происходит что-нибудь совсем катастрофическое, то возникают такие цеховые письма. Мы сказали про цеховое письмом ученых, которое подписали тысячи людей, и такие письма возникают среди всех профессий. Интересно, что это последняя вещь, вокруг которой можно объединиться. Бывают письма маркетологов, психологов, школьных преподавателей. В рамках таких профессиональных цехов люди еще могут объединяться. Поэтому, этому государству важно посылать такие точечные сигналы террора в каждый цех отдельно. 

Отдельно для театральных деятелей, есть «Театральное дело», отдельно для бизнесменов. и ученые для них, безусловно, важная какая-то каста, важная категория. У них там в голове есть идея, что возможно, ученые держат в руках какую-то «иголку кощея». Им явно плохо и опасно иметь в стране такое большое количество людей, которые уверенно складывают два плюс два. Это одно из важных моральных свойств научной картины мира.

Научная картина мира несет в себе важные моральные уроки. Прав не тот, кто сильнее, не тот, кто больше украл, не тот, у кого лучше связи. Прав тот, кто правильно складывает два и два, и за ним это будут проверять много пар очень пристрастных глаз, много экспертов. Так устроена научная экспертиза. Это то, почему у ученых в итоге летают спутники в космос, получаются вакцины. Потому что в науке, на самом деле, демократические ценности имеют очень простую практическую составляющую. У тебя либо полетит, либо не полетит. И полетит у тебя, если ты не воруешь и готов к сменяемости и к честной проверке того, что ты делаешь. 

Как будут оценивать ученых в России в условиях изоляции?

– Рейтингование будет определяться близостью к власти, дружбой с властью. Кстати, прямо в начале путинизма мы это видели, как Михаил Ковальчук, питерский знакомый Путина, получал гигантские возможности, огромные бюджеты. Удивительно, что он проигрывал борьбу Академии наук, потому что Академия сопротивлялась вот такому непотизму. Это превью того, как это все будет выглядеть.

Будут безумцы и шарлатаны безграмотные, которые будут получать все больше ресурсов и будут говорить, что они сейчас изобретут этническое оружие против американского человека или, может быть, против южно-славянского человека. Они изобретут и оружие массового поражения, которое будет переноситься с птицами и летучими мышами. Оно не будет работать, это будет фуфлом, но кто вам считает, тот и будет вешать лапшу на уши правительству. 

Не знаю, Лысенко с его идеей, что может превратить рожь в пшеницу, что кукурузу можно сажать квадратно-гнездовым методом, много растений в одну яму, чтобы они помогали друг другу, как при социализме положено, и уже поставило страну на грань голода.

Мы это видим, кстати, и это же интересно, Путин очень мнителен и суеверен. В частности, он очень амбивалентно относится к науке. Он считает это чем-то важным, при этом он дикий довольно человек. Видно же было сейчас, этой весной, по нескольким расследованиям, что он окружает себя врачами из кремлевской медицины. Они явно как-то успешно морочат ему голову, успешно пользуются его ипохондрией, его мнительностью.

Есть надежда, что его как-то залечат. В этой среде всегда были худшие врачи. Люди, которые попадают на свои позиции благодаря связям или благодаря какой-то особой лояльности и не дружат с доказательной медициной, а дружат с ваннами из оленьих пантов, крови марала, с гомеопатией, с разными изобретениями, которые они сами считают великими.

Можно ли с точки зрения биологии объяснить поведение Путина?

– Я думаю, что нам не нужна биология для того, чтобы увидеть, что перед нами военный преступник. И почти любая власть, если она безгранична, десятилетиями безгранична, теряет берега, теряет чувство риска, чувство опасности даже для самой себя. Это с одной стороны, с другой стороны, все-таки конкретно Путин имеет ярко выраженные черты характера, на которые обращали внимание психологи все эти десятилетия, начиная со слов «она утонула» про подводную лодку. Вот здесь поднялись флажки очень у многих из тех, кто знает, как выглядят психопаты.

«Она утонула»… И тут я очень рекомендую найти чудесный материал на сайте The Insider. Журналист Борис Цейтлин сделал то, о чем я очень мечтал. Он написал нейропсихологу по фамилии Фэллон. Этот Фэллон интересен тем, что когда начался вот этот новый интерес к психопатам последние десятилетия, когда стало понятно, что это не серийные убийцы из фильмов ужаса, а просто люди, у которых врожденно отсутствует эмпатия и отсутствует вот этот моральный инстинкт – не навредить другому человеку, очень часто могут быть хорошо компенсированы. Это может быть просто особенность, которая тем не менее позволяет им быть очень продуктивными, функционировать в обществе.

Знаете, ведь многие неправильно используют это слово, считают, что психопат – это просто какая-то патология психики. Но это неверно, научно – это просто люди, у которых нету эмпатии. Бывают дальтоники, бывают левши, как я, а бывают люди, которые по-другому воспринимают чувства других людей. При отсутствии какой-то ранней травмы и при высоком айкью, они, как правило, очень успешно функционируют, часто бывают хорошими начальниками, потому что, ну не знаю, могут без большой эмпатии резать бюджеты, нанимать и увольнять людей, достигать цели для своей корпорации. 

Известно, что с годами они теряют чувство риска, чувство опасности, могут вести себя чрезвычайно рискованно для себя и окружающих. Так вот, Фэллон известен тем, что начал изучать снимки с томографа разных психопатов, которых он привлек для своего исследования, как добровольцев. Потом посмотрел на свой снимок, выяснилось что у него самые ярко выраженные особенности, как у психопата. На что его сотрудники и члены семьи сказали: «Мы всегда тебе это говорили, просто ты узнал это про себя лет в пятьдесят». У него очень интересная работа, выяснилось, что он давно увлечен анализом публичных всяких персон по открытым источникам и, в частности, давно и пристально изучает Путина. И он очень интересно и подробно рассказывает про признаки психопатии у этого диктатора и делает всякие предупреждения о том, как себя с ним можно и как нельзя себя с ним вести. Читайте.

Чего вы боитесь больше всего?

– Я боюсь больше всего, что агрессор не будет остановлен и разоружен. Я боюсь, что мир устанет от этих чудовищных новостей из Украины, от газовых цен. Я боюсь, что в мире получат преимущество правые популисты, и что мир перестанет воспринимать войну, которая сейчас происходит на территории Украины как войну, которая происходит на их территории. А это единственный правильный взгляд. Это точка на планете, где сейчас происходит битва цивилизации и абсолютного зла.