Любовь на фоне войны

Порфирий Рагимов – россиянин и выпускник школы в Болгарии. Его семья уехала из России, когда ему было 12 лет. В интервью «Очевидцам 24 февраля» Порфирий рассказал, как русскоязычная молодежь в Европе воспринимает войну, и почему сейчас сохранять нейтралитет – это все равно, что поддерживать Путина.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Порфирий, я родился в 2003 году в Ростове-на-Дону, в России, а сейчас живу в Варне, в Болгарии. Так как отец у меня программист, я по его стопам начал заниматься программированием где-то с 16 лет. В этом году я закончил школу, сейчас поступаю в университет учиться дальше.

Помните свои ощущения 24 февраля 22 года?

— Отлично помню. Я проснулся очень рано, потому что мне надо было в школу — у меня была контрольная. Я к ней готовился, сидел допоздна, и мне нужно было рано встать. Я встал примерно в 6.30 и увидел, как начали приходить первые сообщения, что через границу российские войска заходят в Украину. Первое, что я сделал, это позвонил маминой сестре в Украину, она живет под Харьковом, и спросил, как у нее дела. Она сказала, что начались обстрелы. Я попросил её, чтобы она нашла где-то безопасное место. Потом я позвонил маме и сказал, что правда началось, потому что никто не мог поверить, что это может начаться.

Когда вы начали интересоваться политической обстановкой в России?

— Довольно вовлечен я был, скажем, лет с 12. Я очень интересовался, наблюдал за всем: и за Украиной, так как у меня много родственников в Украине, я люблю её, и за Россией, и за Европой в целом. Еще это связано с тем, что я интересуюсь географией.

Когда вы осознали, что в России установился авторитарный режим?

— Так как я фактически родился при нём, я не осознавал, что это режим. Начал осознавать его я где-то в году 16-м, в 15-м. Когда, например, убили Немцова, мы ходили на мемориал и возлагали цветы. Тогда у меня начало складываться ощущение, что, скорее всего, что-то не так.

Ваша семья переехала в Болгарию, когда вам было 12 лет. Какие воспоминания остались о России?

— Есть, конечно, и хорошие воспоминания, связанные именно с домом. Но в целом, о школе хороших воспоминаний нет, потому что учителям неинтересно учить. Они выполняют свою работу, которая понятна только им, но не учат детей. Дети видят, как учителя относятся к этому, и им из-за этого тоже неинтересно учиться. В Болгарии по-другому. В Болгарии учителя как условные родители. Видно, что они любят детей, они помогают всем, чем могут, они занимаются, они каждому стараются объяснить.

Как ваша жизнь изменилась после 24 февраля 2022 года?

— В Болгарии это не так ощущается. Проблема в том, что нет возможности поехать в Украину проведать родственников, и неизвестно, когда она появится. Мы помогали украинской армии: передавали продовольствие, покупали и отправляли в Украину вещи, продукты делали, в частности кофе и чай — такие продукты, которые могут долго сохраняться. Сушили, вакуумировали и отправляли на фронт. Фонд, через который мы всё передавали, приехал сюда выбирать машины уже за свои деньги, и я познакомился со своей женой — она дочка главы фонда. Я не знаю, как она обратила внимание на меня, но я с первого взгляда влюбился. Мы поженились примерно через год. Она гражданка Украины, очень любит её. Приезжает и живет здесь, потому что мы поженились, но хочет жить в Украине и по факту сейчас там живет.

Как вы планируете будущее вашей семьи в связи с тем, что вы граждане воюющих друг с другом стран?

— Есть надежда на то, что будет возможность въехать в Украину. Как только такая возможность появится, я, естественно, постараюсь это сделать. Я обращался в украинское консульство в Софии, но мне было отказано в связи с тем, что во время войны нет возможности рассматривать визы для граждан России. Но как только появится такая возможность, я, естественно, подамся на визу и постараюсь въехать в Украину.

Как ваша супруга справляется с испытаниями военного времени?

— Лично она считает, что главная проблема на данный момент — то, что украинцы привыкли к обстрелам, к бомбежкам и уже этого не пугаются. Как минимум последний месяц она не спит каждую ночь, потому что воздушная тревога и прилеты. То есть не прилеты, а взрывы из-за ПВО. Раньше это были именно прилеты. Я бы хотел, чтобы она хотя бы во время войны была здесь, но сейчас у нее там дела. Она учится, ей нужно сдавать экзамены, а поэтому сейчас она в Украине.

Как ваши русскоязычные сверстники относятся к вторжению России в Украину?

— Именно русских друзей у меня нет, есть друзья русскоязычные из Европы, например, из Литвы, из Латвии. Но они, скажем так, не совсем проукраинские. Они думают, что в данной ситуации можно быть нейтральными. Я лично считаю, что в данной ситуации быть на стороне России и быть нейтральным — одно и то же. У меня в России есть несколько знакомых из разных регионов, и кажется, что они не столько поддерживают, сколько у них нет возможности высказаться, а если выскажутся, то сразу же будет репрессии. А ещё они надеются, что всё само собой пройдет.

Вы испытываете чувство вины перед украинцами?

— Я не чувствую, но мне кажется, что большинство в российской армии сейчас — это люди моего возраста. Если бы Россия обучала свободе, чего не было более 20 лет, то у них была бы возможность, так сказать, повернуть оружие против российской армии. Но так как Россия, наоборот, старалась зажимать в рамки, чтобы люди боялись, они не могут ничего сделать. А своей причастности я не чувствую, потому что меня в 10, в 11 лет вывезли, и я ничем не помогал и не помогаю России. У меня есть украинские корни, но из-за того, что у меня русский паспорт, получается вот такая странная ситуация. Я, с одной стороны, очень люблю Украину и хотел бы жить в ней, но при этом такой возможности на данный момент нет. Я даже имею право податься на гражданство, но сейчас такие вопросы не рассматриваются.

Как думаете, что должно случиться, чтобы российское общество «пробудилось»?

— Мне кажется, что те, кто мог пробудиться, пробудились 24 февраля. Просто они боятся показать свою позицию — у них такой возможности нет. Они, допустим, могут быть зависимы от работы или от России и боятся уехать. Они боятся говорить об этом, стараются эту тему не поднимать, но они при этом все прекрасно понимают: что Россия ведет себя незаконно и как террористическое государство. Но при этом, естественно, они боятся говорить это вслух и, мне кажется, даже думать иногда боятся об этом, потому что тогда все, в чем они живут, окажется неправдой.

Как думаете, люди вашего поколения тоже ответственны за преступления России в Украине?

— Мне кажется, что нести ответственность должны те, кто в чем-то виноват. Нельзя сказать, что всё моё поколение должно за что-то нести ответственность. Те люди, которые стреляли в мирных жителей, которые нарушали международные законы, которые нарушали человеческие законы — они, естественно, должны нести ответственность. Те, кто пропагандировал эту войну, те, кто пропагандировал убийства — эти люди должны нести ответственность. Но общей ответственности, мне кажется, не должно быть. Должно быть так: всех, кто виноват, нужно наказать. Но те, кто не виноват, те, кто ничего не делал или даже наоборот, делал все против этой войны — их, мне кажется, не за что наказывать.