Мария Белкина: «Безнаказанность дошла до крайней точки»

Мария Белкина — директор Volunteers Tbilisi. 24 февраля 2022 года Мария встретила в Тбилиси, но этот день она тоже вспоминает с ужасом. Вспоминает звонки друзьям и родственникам в Украине и России, желание помочь, которое позже вылилось в волонтерскую организацию Volunteers Tbilisi, обеспечивающее беженцев из Украины едой, лекарствами, временным жильем и информацией.

В интервью «Очевидцам» Мария говорит, что хотела бы, чтобы слово «война» осталось только в учебниках. Боится, что война скоро не закончится, что у Украины без основательной поддержки других стран может просто не хватить сил. Однако Мария изо дня в день работает с людьми, которые дают ей надежду.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Маша. Я директор волонтеров Тбилиси. Как-то так получилось, что я стала идейным вдохновителем. Я из России, жила в Москве, но последние 7 лет я живу в Грузии вместе с семьей. И последние два с половиной года занимаюсь проектом «Волонтеры Тбилиси».

Почему ваша семья уехала из России?

— На это было много причин. Мы давно задумывались о переезде в целом. Сначала это была Испания, но с ней не сложилось. Потом на горизонте появилась Грузия. Мы приехали сюда как туристы, влюбились в страну и решили остаться здесь жить. Частично, безусловно, по политическим причинам. Не хотелось жить в том состоянии, в котором уже тогда была Россия. Постепенно стало понятно, что это было самое правильное идеологическое решение.

Каким вы помните 24 февраля 2022 года?

— Я очень хорошо помню этот день. Так получилось, что 23 февраля у меня была довольно веселая тусовка с друзьями. А 24-го утром я проснулась, чтобы проводить мужа в командировку. Казалось бы, могла бы спать дальше, но я легла в кровать и поняла, что что-то не так, потому что пришла гора уведомлений, и я вообще не понимала, что происходит. И тут выясняется, что началась война. Это было условно где-то в 7 утра. Это был шок, просто сумасшествие, потому что ты вроде бы дома, а понимаешь, что все очень плохо.

Муж у меня гражданин Украины, поэтому первым делом, естественно, было тысяча звонков его родным, родителям, сестрам и так далее. Это было очень страшно. Следующее, что я делала 24-го числа, — очень бодро рассказывала своим самым близким друзьям, что им нужно срочно уезжать из России. Несколько из них уже на следующий день спали у нас в Тбилиси. Это была такая “группа быстрого реагирования”, скажем так.

Как было принято решение создать волонтерскую организацию?

— До апреля-мая я вообще не думала, что это будет организация. Это была экстренная мера, созданная буквально из палок и веток. У нас не было ничего: ни денег, ни ресурсов, но было много людей, желавших помогать. Когда все началось, у нас были друзья среди украинской диаспоры, и часть из них — это магазин Domino, который долгое время был самым большим складом гуманитарной помощи. Тогда все началось с отправки гуманитарной помощи в Украину.

Параллельно с этим нам написали знакомые и сообщили, что нужно кормить дальнобойщиков, которые приехали и застряли в Рустави. Их товар в фурах испортился, они не могли попасть домой. Их было около 80 человек. Начали с горячих обедов и продолжили ночными сменами загрузки гуманитарки.

Через неделю стало понятно, что все делается хорошо, но абсолютно не координировано, творится хаос, никто не понимает, кто куда пошел. Начали появляться точки сбора гуманитарной помощи по Тбилиси, и на каждую из них нужны были волонтеры. Тогда я написала нашему другу Коле Левшицу и сказала, что нам нужны волонтерские чаты. Выяснилось, что их нет, так как здесь не сложилась такая культура. Так появился чат «Волонтеры Тбилиси». В первые пару недель в него вступило около полутора тысяч человек. Так и начались волонтеры Тбилиси.

Когда стало понятно, что нужно превращать это в организацию, чтобы легально собирать средства, делать закупки и отчитываться, это уже было само собой разумеющимся. Изначально это не планировалось, но сейчас это растущая и классная организация. Я искренне горжусь, что тогда было принято решение создать то, что есть сейчас.

Есть ли среди ваших родственников или друзей те, кто поддерживает войну?

— Да, безусловно. Я не буду упоминать, кто это, чтобы сохранить конфиденциальность, но могу сказать, что в большинстве случаев я не поддерживаю с этими людьми никаких контактов. Это для меня слишком серьезная моральная травма. У меня есть люди, которые придерживаются позиции “я вне политики”, и, возможно, с такими людьми я могу поддерживать какие-то отношения. Но для ярых путинистов вход в мою жизнь закрыт.

Я не могу общаться с людьми, которые поддерживают войну. У меня есть некоторые украинские корни, но я считаю себя россиянкой. У меня в России до сих пор есть друзья с антивоенной позицией, которые не могут уехать по тем или иным причинам. С ними я, безусловно, буду поддерживать контакты и стараться помочь, как могу. В период мобилизации, например, несмотря на то что с точки зрения организации мы не помогаем гражданам России, лично я помогу друзьям и знакомым, если они против войны.

Какая из историй украинцев, перевезенных с оккупированных территорий, запомнилась вам больше других?

— Это была история одной семьи из Мариуполя. Дочь этой семьи и ее пожилые родители жили на другом берегу. Когда все началось, они обратились к нам за помощью, но их родители находились в таком месте, откуда их невозможно было эвакуировать. Это был адский путь поиска волонтеров, которые смогли бы их вывезти. Папа этой женщины пережил три инсульта в подвале, но выжил. Когда они приехали в Тбилиси, это было страшно. Они приехали на белом Infiniti, который был в ужасном состоянии — выбитые стекла, машина как решето. Но она вывезла свою дочь, молодого человека дочери и родителей. Они ехали через Россию и столкнулись с тем, что их отказывались поселить в гостинице, даже за деньги. Двое родителей, один из которых после инсультов, пережили долгую и тяжелую дорогу. Эта женщина оставила в моем сердце ощущение, как надо действовать в экстренной ситуации. Она была настоящим героем, помогала родителям, всем вокруг. Сейчас они живут во Франции и, слава Богу, счастливы.

Украинцы обычно едут дальше или остаются в Грузии?

— Мы советуем отсюда уезжать. Мы понимаем, что будущее людей здесь очень туманно: проблемы с работой, жильем, соотношение зарплат и арендной платы нелогичное. Если у человека есть хотя бы минимальная возможность уехать, мы советуем уехать. Но те, с кем мы работаем, — люди с проблемами со здоровьем, пожилые, матери-одиночки, которые не могут отсюда уехать. Мы понимаем, что примерно 25 тысяч человек, которые здесь находятся, — это те, кто чисто физически не может уехать.

Есть ли примеры удачной адаптации беженцев в Грузии?

— Да, есть. Для меня было очень радостно видеть, что здесь есть примеры успешной адаптации: люди открывают бизнес, делают украшения, готовят домашнюю еду. Украинцы — одна из самых трудолюбивых наций, они умеют работать руками и делают это хорошо. Среди наших подопечных большинство людей нетрудоспособны, но многие работают и зарабатывают, чтобы выжить здесь.

Как реагируют украинцы, когда узнают, что вы из России?

— Последняя неприятная ситуация на эту тему была в мае 2022 года. Это был серьезный конфликт, единственный. Все остальное время люди могут быть недовольны, но на нас это выливается редко. Сейчас, когда люди знают нас уже два с половиной года, ничего, кроме благодарности, мы не слышим. Очень редко бывает, чтобы кто-то что-то сказал про гражданство. Потому что есть гражданство, а есть совесть.

Что помогает вам справиться?

— Для меня это одна из самых сложных тем. Я, кажется, за два с половиной года не очень научилась с этим справляться. Эти истории проходят через меня, приводя к выгоранию и другим последствиям волонтерской деятельности. Но они также заставляют меня по утрам вставать и что-то делать, потому что это первая работа в моей жизни, на которую я готова вставать в любое время.

Почему Путину все сходит с рук?

— Очень субъективное мнение. Я считаю, что были накоплены такие ресурсы и такие масштабы, которые позволяют ему оставаться независимым. Когда ты независим, тебя нельзя схватить за руку. Эта безнаказанность, которая продолжалась много лет, привела к тому, что он просто не понимает, что делает. Люди боятся трогать его, когда он становится безбашенным.

Что может остановить войну?

— Я боюсь представить. Для меня это абсолютно непонятная тема. Возможно, единственное, что может остановить войну, — это огромная поддержка со стороны стран-союзников. Я считаю, что Украина своими силами не может вытянуть это. Это только большая поддержка со стороны союзников.

Чего вы боитесь?

— Я боюсь, что вся эта история будет продолжаться бесконечно долго и будет выглядеть так, как она выглядит сейчас. Это мясорубка, в которой гибнут миллионы людей по всему миру. Я очень хочу, чтобы наша работа была не нужна, чтобы мы могли приложить свои силы в другое место, которое будет не связано с войной.

Что дает надежду?

— Люди. Ты видишь людей, которые помогают, приходят к нам, улыбаются. Для меня, как человека социального, те, кого я вижу вокруг себя, — это всегда спасение. Когда я нахожусь в большом коллективе людей, заряженных одной идеей, я тоже заряжаюсь. Вот так выглядит моя батарейка.