Мария Зубарева: «Я сразу поняла, что война — это надолго»

Мария Зубарева, киевлянка, работала в университете «Острожская академия», преподавала пиар. Войну встретила в своей любимой постели в Киеве.

Расскажите о себе.

— Я киевлянка Мария Зубарева. Я работала преподавателем в Острожской академии, вела свою частную пиар-деятельность и, в общем-то, хорошо жила.

Каким было у вас 24 февраля 2022 года?

— 24 февраля я встретила дома в своей любимой постели, где тогда ночевала последнюю ночь. Я проснулась от непонятных звуков и в неге мне хотелось, чтобы то, что я услышала, мне приснилось — это были взрывы где-то на левом берегу. Мы живём на левом берегу, а звуки были, видимо, из предместий Киева. Первый раз, когда я услышала этот глухой, незабываемый звук, мне казалось, что я ещё сплю. Я не хотела просыпаться, когда услышала и второй звук. Не могу сказать, что у меня была паника. Дети уехали за две недели до войны и оставили нам собак. Я тогда поняла, что что бы ни случилось, сначала нужно вывезти собак. Мы живём в частном секторе, я выхожу с собаками на улицу, и соседи напротив тоже с собаками. Соседка меня спрашивает: «Маша, а что это?» Я говорю: «Ань, это как раз то, что мы не можем произнести». Мы постояли несколько минут — а что ещё делать? — и разошлись.

Вам было страшно?

— Не могу сказать, что это была паника, я не впала в прострацию. Это был даже не страх, а огромное желание заснуть летаргическим сном на пару лет и проснуться, как Спящая красавица, когда всё закончится, потому что я прекрасно понимала, что если началось, то это не на два-три дня, это не постреляли и разбежались. К сожалению, это очень надолго.

Что вы делали в первые дни войны?

— Я понимала, что из-за войны нужно сделать запасы продовольствия и каких-то медикаментов. О том, чтобы выезжать, в момент осознания за чашкой кофе, речь пока не шла. Мы с мужем сели в машину и поехали купить продуктов. В магазинах уже происходила суматоха, все покупали всё самое ненужное из того, что было в магазинах, и мы тоже купили что-то ненужное. Потом мы зашли в аптеку, а там взрослый сын с отцом покупали кровоостанавливающие пакеты, стерильные бинты, спиртовые повязки — всё, что нужно при ранениях, покупалось в больших количествах. Мы им предложили: «Давайте, наверное, мы тоже поможем», завязался какой-то разговор. Они сказали: «Уже идут бои в Гостомеле, мы сейчас туда едем».

Когда вы приняли решение уезжать из Украины?

— Мне позвонила моя умная дочь и сказала: «Мама, уезжайте» — «Но как? Мой дом — моя крепость» Знаете, когда ты находишься в доме, всё кажется очень безопасным. Мы построили этот дом несколько лет назад и с удовольствием в нём жили. У нас было несколько гостевых комнат, огромный стол с огромной верандой, где собирались наши лучшие друзья. На Пасху у нас собиралось 30 человек, на Новый год 20 человек. Это всегда было весело, всегда была общность. Мы с друзья вместе взрослели, вместе старели, вместе любили, вместе ненавидели. И вот эта жизнь уходит, и надо принять какое-то решение. А какое решение принимать? Мы на Левом берегу, и я понимаю, что если, не дай господь, по законам войны будут взорваны мосты, мы просто никуда не выедем. У нас левый берег, то есть это дорога на восток, а не на запад. Также у нас в доме нет даже подвала, потому что Днепр и вода близко, и нам негде спрятаться. У нас есть только две бетонные плиты, которые в любую секунду могут нас прихлопнуть. Мы забрали маму мужа, собак, кошку посадили в клетку и поехали. Нам позвонили друзья из Ровенской области и предложили приехать. Сначала мы поехали к ним. Надо сказать, что от Киева до Ровно по хорошей дороге на расслабоне три часа езды. Мы ехали 13. Мы выехали в пять вечера и стали в пробку, которая тянулась в западном направлении. Противоположная сторона, на восток, была абсолютно темной и пустой, по ней ехали только военная техника и грузовики с людьми. С правой стороны были слышны взрывы. Я молилась, чтобы мы успели проскочить, потому что разбить эту артерию было очень просто. За тот день пришло осознание, что кроме жизни и здоровья больше нет никаких ценностей. Всё материальное не имеет значения. Есть память и есть необходимые маленькие вещи, из которых соткана твоя жизнь, но эти вещи не имеют никакой ценности для окружающего мира — это только твоя ценность: любимая ёлочная игрушка, любимая статуэтка, ржавое ядро, найденное где-то на дороге в Винницкой области возле скального монастыря. Понимаете, это то, что не имеет значения, но это жизнь. В общем, мы приехали в Ровно. Когда мы уже подъезжали к дому наших друзей, я расслабилась, ведь понимаю, что мы доехали и можно выдохнуть, но тут за спиной взорвался ровенский аэропорт, да так, что машина слегка подскочила на ходу. Мы понимаем, что тут те же воздушные тревоги, всё то же самое, а у друзей только перевалочная база. Мы втроём спали на одной кровати с собаками. Потом приехала машина, в которой было очень много людей, гораздо больше, чем вмещает легковая машина — тоже с ночёвкой. Нам опять позвонили наши друзья, но уже из Закарпатья и предложили приехать к ним. Он украинский поэт, лауреат Шевченковской премии — надо сказать, что очень тонкий и сложный поэт с очень глубокой и хорошей поэзией — а его жена прекрасный русскоязычный писатель. Мы приехали к ним и как законопослушные граждане пошли и зарегистрировались в сельсовете. Буквально на следующий день приехали представители военкомата и сообщили моему мужу, что он должен быть мобилизован. А муж 71-го года и, в принципе, его могут мобилизовать. У него −9 по зрению, но быть комиссованным он может только при −12. Если потерять очки при −9, то ничего страшного. Это был первый шок. Я думала, что у меня диабет — я не могла есть, но мне всё время очень хотелось пить. Я думала, что заболела, но, оказывается, это так работает стресс.

Как вашему мужу удалось избежать мобилизации?

— У моей свекрови деменция, а это первая группа инвалидности. Мы выехали к дочке в Германию и сейчас находимся в Берлине.

Было ли у вас предчувствие войны?

— Были, конечно, разные предчувствия. Здравый смысл говорил, что это произойдет, особенно после выступления президента Зеленского, когда он перед войной сказал европейским партнёрам: «Дайте оружие». Было понятно, что это может усугубить и без того, мягко говоря, сложную ситуацию. Понятно, что больная мысль Путина — уничтожить Украину любой ценой. И вот эти две позиции столкнулись в мозгу: ты понимал, что это будет, но мы же живые люди — мы этого не хотим.

Чего вы боитесь больше всего?

— Ядерной войны. Потому что это последние аргументы двух сторон, к сожалению. Вопрос в том, кто первый и будет ли ответ.

Что вас обнадёживает?

— Что всё-таки есть здравый смысл и провидение, чудо.

О чём вы мечтаете?

— О чуде.