«Насчет протестов в России легко советовать со стороны»

Мария Магдалена Тункара @youngmagdalena ведет инста-блог Youngmasha, рассказывает о правах человека, феминизме, сексуальном просвещении. Жила в Санкт-Петербурге. Училась на конструктора дронов, но по специальности не проработала ни дня — разочаровалась зарплатами инженеров. Что стало причиной войны с Украиной, есть ли смысл в протестах в России и за рубежом? Об этом Мария Магдалена рассуждает в проекте «Очевидцы»:

Расскажите о себе.

— Меня зовут Мария Магдалена Тункара, я блогерка и, наверное, я еще гражданская активистка. У меня частично военное образование — я конструирую дроны — но ни дня не работала по специальности, потому что увидела зарплаты инженеров и поняла, что нет, лучше я буду блогером. В блоге в основном я рассказывала про недопустимость нарушения прав человека в бытовом плане, как мы проявляем ксенофобию, дискриминацию, почему это неправильно, про женские права. Еще я занималась секс-просветом, обзорами на современные секс-девайсы, потому что это вещь, которая позволяет улучшить качество жизни, улучшить понимание своего тела, улучшить отношения со своим партнером, и мне это казалось очень крутым. До того, как стали активно применять закон об иноагентах, я участвовала и в оффлайн-мероприятиях, но после не очень хотелось получить этот статус, и я решила не нарываться. Здесь я оказалась неожиданно для себя по гуманитарной визе. До этого я жила в Армении и Грузии. Уехала буквально на следующую неделю после начала войны. В итоге я здесь, в Берлине.

Почему в России не соблюдают права человека?

— Как мне кажется, когда у тебя все плохо в стране, очень легко обвинить в этом геев, феминисток, людей с Южного или Северного Кавказа. Очень легко сказать: «А проблемы в России и зарплаты низкие потому, что таджики приезжают, работают за 20 тысяч, и поэтому мы так плохо живем». Я не очень понимала, как, например, заведу в России детей, потому что бытовой расизм тут на очень высоком уровне. Практически каждые выходные я ходила в бар и слышала что-то типа «уе**вай домой», какие-то абсолютно жуткие вещи. Здесь мне этого не говорили, хотя это вообще чужая мне страна. Очень удобно оправдывать этим все происходящее, хотя проблема, очевидно, куда глубже. Сваливать вину приятно, это дает очевидный ответ на то, почему все так «не очень». Я всю свою жизнь сталкивалась с той или иной ксенофобией, потому что родители у меня родились не на территории России, и я сама довольно необычная внешне. Всю жизнь я думала, что какая-то неправильная, но потом стала понимать, что это не я неправильная, а люди бывают не самые «молодцы», и, наверное, с этим надо бороться. Часто мы не можем сами устранить свои внутренние ксенофобные убеждения, ведь чтобы их увидеть, надо посмотреть со стороны. Мне кажется, они есть у всех, и в этом нет ничего плохого. Более чем уверена, что у меня они тоже есть, но я стараюсь с ними работать.

Ваши мысли и чувства 24 февраля 2022 года?

— У меня было оцепенение, непонимание, что делать дальше. В тот же день я, естественно, пошла на митинг, потому что не понимала, как дать выход эмоциям, что я могу сделать. Тогда еще не было понимания того, что можно и нельзя делать, что можно и нельзя постить. Тогда, в принципе, еще можно было что-то писать в соцсетях. Я думаю, чтобы вы помните, что можно было выйти на митинг или что-то подобное. И, да, это было опасно, но не смертельно. Тогда штраф был 10 тысяч рублей, а не 100 тысяч, как сейчас. Я ходила на митинги практически каждый день, пока не уехала.

Почему вы уехали из России?

— Появилась такая возможность. Мне было не очень спокойно оставаться, потому что когда в новостях начало появляться слово «русофобия», я вспомнила, что в 2020 году со мной очень хотели провести беседу ребята из Центра противодействию экстремизму за мою русофобию в соцсетях. Я сняла в ТикТок видео, где сказала: «Россия для русских, гель для душа, банки для анализов, английский для начинающих», и ко мне приехал центр «Э» по месту прописки. Я подумала, что это не звучит как рабочий план — жить в России, когда с тобой хотят поговорить во время курса по борьбе с русофобией. Уезжала я скорее всего в панике, это было довольно хаотичное решение, потому что у меня не было загранпаспорта. Я решила обновить загранпаспорт в феврале прошлого года — это мое самое гениальное решение. Поэтому уезжала я без него, и было, конечно, немножко страшно.

Протест в России имеет значение?

— Мне кажется, да, но в разных странах по-разному. В России ты получаешь валидацию своим идеям: «Ага, эти люди тоже согласны, что Путин плохой и надо с этим что-то делать». Здесь же, мне кажется, протесты должны идти больше на помощь России. Ну, не в плане того, что мы будем поддерживать режим [смеётся], а именно на помощь инициативам, на помощь Украине. Мне кажется, очень важно проводить сборы, говорить о том, что нужно финансировать российские организации, которые сейчас явно на грани закрытия из-за объявления иностранными агентами. Это немаловажный для меня момент — протесты должны быть в первую очередь направлены на помощь тем, кто борется и страдает от режима, а не просто на то, чтобы выйти, потому что здесь можно выйти с флагом БСБ, а в России нет. Для меня это работает так.

Кто виноват в войне?

— Русский империализм. Когда русских объявили государствообразующей нацией, обновляя конституцию, мне уже было понятно, что это курс на государственный национализм. Понятно, что война была неожиданностью, я не ожидала именно полномасштабного вторжения, но это неудивительно при таком национализме во власти. Путин живет без телевизора, без интернета, и нет ничего странного в том, что он действительно думал, что его поддержат жители Украины, которых он посыпает бомбами уже полтора года, и которые уже и от русского языка отказались, и книги стали запрещать, и правильно делают. Бомбежками убеждать людей в том, что Россия, это хорошо — ужасно. Я считаю, что если уж очень хочется брать курс на империализм, то можно сделать это и без войны — сильно-сильно развив свою страну, чтобы люди хотели туда ехать. Мы же уезжаем в Германию, потому что она красивая, безопасная, чистая страна, где ездят люди на велосипедах, где не бегает ОМОН, не бьет палками людей за то, что они вышли на протест, где хорошая зарплата, где инфляция меньше, чем в России. Почему такого нельзя сделать в России, чтобы люди хотели туда ехать? Если ты хочешь показать, что Россия, русское, этот русский мир —круто — ну, сделай так.

Почему многие россияне поддержали войну?

— Я не думаю, что они её поддержали. Во Второй мировой войне между Гитлером и Шиндлером было огромное количество аполитичных людей, точно так же как в России между Навальным и Пригожиным есть огромное количество аполитичных людей. Я не спорю, что Алексей Навальный помог в политизации некоторой группы людей примерно моего возраста, плюс-минус 5 лет, но, в целом, это не было популярным явлением. Не было такого, чтобы тебя представляла какая-то партия, чтобы ты понимал, что это твоё. Люди, не политизированные с детства, не хотят задалбываться и что-то узнавать. Огромная часть населения живет в страхе — то есть это кухонные разговоры. Поэтому я не верю соцопросам. Если к человеку в России подойдут и спросят: «А вот ты Путина любишь? Как не любишь? А почему? Объясни, ты вот поддерживаешь то, что Путин бомбит Украину или нет? Скажи честно», очевидно, что он либо убежит, что и происходило — огромное количество людей сбрасывало звонки при таких соцопросах — либо скажет, что поддерживает, потому что иначе небезопасно. Недавно был случай, когда на кого-то завели дело за то, что он поучаствовал в уличном соцопросе и сказал что-то не то.

Почему многие подчинились мобилизации? Почему не сопротивляются?

— Отсутствие политической грамотности. Я в этом опять-таки вижу огромную ошибку современной оппозиции. Конечно, я сижу и ругаю с дивана, но мне кажется, что оппозиция работала на привилегированных людей, на молодежь, которая со спиннерами и на электросамокатах — вот так я представляю эту группу. Условный штаб Навального (и другие организации тоже, я называю штаб Навального как самую популярную на тот момент) не работал на бюджетников. Они не говорили, что делать, если, например, тебя заставляют идти голосовать за Путина. Они бы сделали пять рабочих лайфхаков на тему того, как можно отчитаться, что ты проголосовал за Путина, и при этом не голосовать за него. Я вижу в этом огромное упущение, потому что это была работа на людей внутри Садового кольца, а не на всю Россию. Люди действительно не понимают, как отстаивать свои права. Я вижу в этом огромную ошибку как со своей стороны, так и с чужой, потому что, да, естественно, классно рассуждать на темы того, как нам обустроить экономику в будущем, но у нас человек не знает, что делать, если ему повестка пришла. Ты можешь придумывать научный коммунизм, но это не отменяет того, что сейчас в России надо тоже как-то жить. И это отсутствие практики, мне кажется, подкашивает.

Что не так делает оппозиция сегодня? Почему до сих пор не выступила единым фронтом?

— Мне кажется, что такого не будет, потому что она в принципе достаточно разрознена. Оппозиция часто представляет из себя абсолютно противоположные институции. Мы вроде смеялись над людьми с Брайтон Бич, но в то же время потихонечку превращаемся в них. Я уже полтора года не живу в России, я без понятия, что там происходит, я не знаю какую музыку они сейчас слушают, я не знаю ходит ли кто-нибудь во «Вкусно и точка», я не могу создать актуальный мем по текущей повестке. А современная оппозиция — это люди, которых выдавили не полтора года назад, как меня, а скорее всего, еще раньше. У медийных лидеров еще больше оторванности от контекста, и я вижу, что часто ведутся рассуждения о как будто бы несуществующей стране. Россия сейчас, Россия пять лет назад и Россия десять лет назад — это абсолютно разные страны. Это тоже мешает объединению. Возможно, влияет разный опыт и нежелание его обсуждать.

В чем причина апатии большинства? Что не так с Россией?

— Ну, я не могу так. Очень легко говорить об этом, когда ты находишься в Берлине. Очень легко говорить, что «у россиян ген рабства» — нет, это не так. Сейчас делать что-то одному равноценно самоубийству. Штрафы стали расти, стали огромными за минимальные проступки. Я не могу судить, почему так происходит. Наверное, из-за того, что в обществе был курс на аполитичность. В России долгое времени было объективно очень комфортно жить, если ты не вмешивался в политику. Можно было спокойно высказываться до 24 февраля, если ты открыто не призывал идти марш-броском на Кремль, как Пригожин. Россия — это непривилегированная страна, у нас нет безвизовых режимов с кучей стран, у нас практически никто не владеет английским языком, не все могут уехать. Это очень сложный вопрос. Мне кажется, что в основном люди запуганы, потому что много-много лет все для того делалось. И, конечно, хотелось, чтобы этого было меньше, но тогда все люди, которые уехали, должны поддерживать тех, кто остается. Должны быть какие-то инициативы. Я с ребятами на своем канале делала сборы на штрафы задержанным. Мне кажется, это очень круто, потому что по факту это значило: «Если вы хотите выйти на протест, если вас останавливает только сумма, которую вам надо выложить на штраф — не переживайте». Мне кажется, что такого должно быть больше, и если ты выезжаешь и занимаешься активизмом, то твой активизм должен быть в первую очередь направлен на помощь инициативам внутри России. Должно быть очень хорошее выстраивание связи с теми, кто остался внутри России. Но, когда ты еще уезжаешь, у тебя уже начинаются другие проблемы, например, проблемы интеграции, и, естественно, тебе не до этого. Наверное, это должны быть фонды или помощь от европейских стран. Германия — отлично помогает. Очень много людей выехало по гуманитарной визе. Это отличный прецедент: если вы занимаетесь политическим активизмом в России — не бойтесь, у вас будет защита. И именно этого, этой подстраховки, мне кажется, не хватает россиянам для того, чтобы чем-то заниматься. Ну, окей, выйдешь ты на протест, а если тебя задержат, кто будет кота кормить? Если тебя посадят, кто будет кота кормить? Если дадут штраф, кто его оплатит? И отсутствие этих банальных ответов, которые никто не может дать, и является основной проблемой.

Что страны Европы могут сделать для того, чтобы война быстрее закончилась?

— Европейцы должны, во-первых, признать то, что их огромная вина в том, что они, условно, поддерживали российский режим торговлей, туризмом. Что было после 14-го года? Вы какие-то санкции помните? Я не особо, если честно. Они, может, и были, но совершенно смешные — за то, что Россия захватила кусок территории, развязала гражданскую войну в Украине, занималась бомбежками, поставляла оружие, пособничала сепаратизму. Мне кажется, важно признать, что Франция поставляла России и российской полиции оружие, что Германия работала с Россией и не обращала на это внимания, что из России приезжали люди, а им огромное количество европейских стран отказывало в убежище. По-моему, было два случая суицида политических активистов только в Нидерландах, если мне не изменяет память: они приезжали туда в панике, подавались на убежище, а им отказывали — «докажите, что у вас плохо». Как будто бы в России все было нормально, пока не случилось что-то совсем наглядное. Я бы хотела увидеть больше возможностей выезда для людей, которые занимаются в России политактивизмом. В Германии возможности есть, но это только одна страна. То есть, конечно, есть и другие страны, которые дают гуманитарные визы, но хотелось бы видеть этого намного больше.

Чего вы боитесь?

— Я боюсь очень сильно отдалиться от повестки и погрязнуть в бытовухе, совсем забить на это. Я не говорю про других, а именно про себя, про свои привилегии, потому что понимаю — жить в другой стране сейчас огромная привилегия. Да, наверное, окончательно отдалиться — это то, чего я боюсь, потому что в какой-то момент это может наступить, когда ты окончательно устанешь от всего, и уже никак не захочешь ассоциировать себя с этим.