Когда веришь в людей. Как стрит-арт становится «визитной карточкой» города

Артема Шарафутдинова местные журналисты называют арт-меценатом. С 2019 года он реализует в Уфе стрит-арт-проекты. Арка Искусств и двор Довлатова уже стали местами, притягивающими туристов, гостей города, да и самих уфимцев. Совсем скоро в столице Башкортостана появится новое арт-пространство, посвященное Рудольфу Нурееву и танцу в целом. Однако интересы мецената не ограничиваются «картинками» на стенах родного города: он занимается сохранением исторического наследия и восстанавливает памятники архитектуры.

У Шарафутдинова есть богословское образование, он несколько лет преподавал в православном университете. А еще у него есть дипломы историка и клинического психолога. Может, поэтому все его проекты, так или иначе, связаны с духовностью (не религиозной, но человеческой). Пожалуй, об этом же и его бизнес – образование для взрослых (сотрудничество с учебными центрами, разработка образовательных IT-платформ, в том числе создание образовательных проектов на базе вузов и учебных центров и для подбора квалифицированных специалистов).

– Несмотря на наличие интервью и публикаций с вашим именем, вы не кажетесь публичным человеком. Вам не обидно, что в Уфе благодаря вам уже есть два очень ярких арт-пространства и планируются новые, но нигде нет табличек с вашей фамилией?

– Ну, в объектах все-таки указаны авторы. В арке Шевчука (которая на самом деле называется аркой Искусств и изображает «Культурный Космос») есть подпись моя и Олега Кайбышева. У нас с Олегом в некотором смысле творческий союз. Я не умею рисовать, но придумываю концепции, а Олег – художник, он создает эскизы по моей просьбе, что-то свое добавляет. И я очень благодарен за это сотрудничество, ведь у Олега масса собственных проектов.

У меня никогда не было целей самопиара. Собственно, во дворе Довлатова я сначала не планировал указывать авторство, но появились люди, не имеющие никакого отношения к проекту, которые стали пиариться на нем. То есть наше творчество, искренний порыв начали использовать для саморекламы. Это было неприятно. Пришлось нам обозначить себя. 

Мне, вообще-то, хочется жить своей спокойной, незаметной жизнью. Но внимание СМИ – неизбежная необходимость для развития объектов.

Наши проекты – это отчасти моя личная психотерапия. Мне печально за родной город, потому что упускается многое, что может стать нашей визитной карточкой. Упускается главное достоинство Уфы – ее уникальный дух и люди, наполненные этим духом. Эти люди очень похожи между собой: свободолюбивы, андеграундные по своим взглядам.

Когда приезжают друзья, знакомые, мне важно показать, что Уфа – это не просто какое-то периферийное захолустье, но клевое место, где рождаются клевые люди.

Когда путешествуешь по миру, и люди спрашивают, из какого ты города, то ответ «Уфа» им ни о чем не говорит. Они не понимают, что за странная аббревиатура UFA, абсолютно недоуменное лицо. Другое дело — город, где родился Рудольф Нуреев. В ответ сразу: «Оооо!». То есть город узнают через призму людей, которые в нем родились. В Уфе родился Нуреев. Тут родились Сергей Довлатов, Юрий Шевчук, Земфира. Для кого-то Уфа – город, где родился Моргенштерн, для других – город Аксакова.

– Недавно в Уфе случился небольшой скандал — арку во двор Довлатова начали закрашивать, и люди не сразу поверили мэрии, что граффити восстановят. Сейчас вы можете подтвердить, что все цитаты будут восстановлены – ровно те, что были на стенах, в том числе про 4 миллиона доносов*? 

*Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить; кто написал четыре миллиона доносов? 

– Да, все закрашенные цитаты будут восстановлены. Более того, цитат станет еще больше. На самом деле в этом скандале моя вина больше. И моя большая радость. Мне и в голову не приходило, что такая общественная реакция будет. И меня это крайне вдохновило – людям, оказывается, так это все дорого.

Давайте я объясню. Сначала [в 2019 году] мы делали арт-фестиваль, и появилось граффити, посвященное Федору Шаляпину. Оно находится на старом речном вокзале, куда Шаляпин прибыл, когда в первый раз приехал в Уфу. Потом возникла арка Шевчука (то есть арка Искусств). Реакция на наш арт дала понимание, что людям такое нужно.

Было много классных моментов, когда я просто в случайное время оказывался в арке Искусств и наблюдал за молодежью. Как-то увидел подростка, мальчишку лет 15-16. Он шел по улице Ленина мимо арки, повернул голову и вдруг остановился явно в шоке. Он смотрел на граффити и повторял: «Офигеть, ну офигеть!». Это же классно!

Я увидел, насколько подобные пространства востребованы. Они же действительно для людей делаются. И меня радует, что наш арт вызывает отклик, что это востребовано. Так возникла идея грантового конкурса на какие-то другие знаковые объекты. 

В Уфе достаточно креативных людей, которые могут предложить что-то интересное. Я объявил конкурс идей – что сами творцы хотят увидеть в нашем городе. А я тогда даже не знал, что у нас сохранился двор Довлатова (писатель жил в доме 56 на улице Гоголя. – Прим. ред.). Но на грант откликнулся Unrealskaska (анонимный уличный художник, уфимский “Бэнкси”. – Прим. ред.). То есть заявок было несколько, но именно этот парень предложил оформить арку во двор граффити с цитатами. Собственно, с этого все и началось. Unrealskaska, как победитель, получил сумму гранта (кажется, 50 тысяч рублей, точно не помню) и деньги на реализацию проекта. Он нарисовал иллюстрации, цитатами их потом дополнил Олег Кайбышев. Важнее, что конкурс стал триггером, ограничиться одной аркой у нас не получилось, появились новые идеи, к проекту присоединились другие художники и началась история с двором Довлатова.

Но граффити в арке реализованы все-таки в кустарном виде, стены были совсем не подготовлены, штукатурка облупилась, облезла, где-то отбит кусок, в другом месте кто-то что-то пририсовал от себя. Поэтому сейчас идет необходимая реставрация.

Закрашенные граффити будут восстановлены в любом случае, причем восстановлены в лучшем виде, рисунки будут более профессиональные. Мы с самого начала вдохновлялись иллюстрациями Александр Флоренского (художник-иллюстратор книг Довлатова. – Прим. ред.). Недавно нам удалось с ним связаться, и он по моей просьбе приедет в Уфу в октябре.

Флоренский планирует сделать 12 уникальных работ, посвященных нашему региону, Уфе и Башкортостану. Эти работы останутся у нас в национальной галерее, и мы надеемся сделать выставку.

– Кто и как выбирал цитаты Довлатова? 

– Оформление двора, как и арки Искусств, – это коллективный труд. Мы долго ломали голову, что делать. Я говорю: «Так, все, берем эскизы Флоренского и вставляем цитаты.

Цитаты подбирал я. Рисунки — разные художники и я. 

– Что Довлатов значит для вас лично?

– Да много чего он для меня значит, в том числе и в свете Уфы. Люблю его еще со школы, ходил в библиотеку ради его книг. Довлатов, вообще, знаковая фигура. У нас, знаете, про русскую культуру в целом, когда думаешь…

Вот есть во дворе Довлатова один объект — телефонная будка, в которой можно «позвонить» разным творческим людям той эпохи (при наборе номера в трубке звучит запись из интервью или выступления. – Прим. ред.). Я специально вставил туда кусочек записи с Беллой Ахмадулиной, где ей задают вопрос, не переживает ли она за свою жизнь, потому что судьба поэтов России — это всегда какая-то трагедия.

И действительно, чаще всего судьба творческого человека в России, особенно поэта, писателя — это непростая судьба. Я недавно даже специально искал, кто из творческих людей, оставивших след в культуре, легко прожил. И чтобы все было у него хорошо, и стал известен при жизни, и счастливую семейную жизнь вел, и прожил долго, был богат и умер в старости в своей постели в окружении любимых людей, внуков. Не нашел ни одного. Ну вот не знаю я таких. Не знаю я ни одной знаковой фигуры в истории России, кто бы так прожил жизнь.

Довлатов хорош своим оптимизмом. Он ироничный, радостный. У нас северная страна, и очень много нуара, грусти, тоски, хтони, депрессивной литературы и кино. Довлатов же пытался радоваться, может быть, не самой простой действительности, в которой жил. Пытался говорить о любви, о вкусе к жизни, не впадал в трагичность, а как-то с юмором, как мне кажется, все воспринимал. Этим он мне дорог.

– А как вам удалось связаться с Александром Флоренским? И как он воспринял ваше предложение приехать в Уфу?

– Связаться с ним несложно, он человек публичный, найти контакты легко. Он сам предложил приехать к нам, скинул наброски. У него есть цикл работ про разные города, даже оформлены в книги.

Александр планирует путешествие по Башкирии, будет искать фактуры, собирать материалы. Обещал к декабрю сделать все 12 работ про наш регион.

– Вы именно на это рассчитывали, когда писали ему?

– Нет, мы хотели договориться о том, что будем использовать его изображения, получить его согласие. Чтобы не выглядело кустарно. Мы делали арку в спешке, и там местами кривенько написано. В 2021-м мы торопились к празднованию юбилея [писателя]. И сильно удивились, когда это все еще и раскрутилось. Немного даже стыдно было, что граффити выглядит непрофессионально, будто дети рисовали. Но, возможно, именно эта простота, искренность по-своему, сыграли. 

Я очень хотел получить от Александра Флоренского хотя бы два-три эскиза, его иллюстрации, которые он делал для Довлатова. Я планировал эти иллюстрации выкупить для Уфы, чтобы хоть какие-то артефакты были, связывающие Уфу и Довлатова. Чтобы можно было что-то показать, выставить. Или во дворе разместить, скажем, под бронированное стекло.

Но оказалось, что абсолютно все работы выкуплены давным-давно, еще в 90-е годы. С этого и начался наш разговор, и мы пришли к пониманию, что он может приехать и сделать новые, уникальные работы для Уфы. Я очень надеюсь, что у нас все получится.

Александр сразу выставил условие, чтобы мы никаких рекомендаций ему не давали. Попросил только показать все, провезти по красивейшим местам республики и Уфы, а дальше он сам будет решать, что ему рисовать. Тешу себя надеждой, что он не прочитает это интервью и мне удастся его все-таки уговорить отдельно проиллюстрировать еще и двор Довлатова, сделать новые работы по этой теме тоже.

– Кто выбирал героев для арки искусств, как появилась она?

– Общая концепция тоже моя. Как-то гуляли с Олегом [Кайбышевым] по городу (а мы как раз только завершили фестиваль стрит-арта). Шли, смотрели на разные дома и сочиняли, как можно оформить стены. И вот дошли до этой арки на [улице] Ленина. И я подумал, что классно было бы посвятить ее нашему искусству. То есть там же не только персоны: писатели, художники, музыканты – в изображениях есть аллюзии на огромный пласт нашей [башкирской] культуры – мощной, древней. У нас есть своя музыка, свой танец уникальный. Есть своя художественная школа с большим количеством талантливых людей. В том числе таких, кто живет и работает в Уфе до сих пор.

Хотелось как раз подчеркнуть, что мы не какая-то там периферия или захолустье, а здесь, у нас, буквально творится история. Уфа – это место, откуда колоссальные культурные импульсы исходят.

Уже в процессе работы художники предлагали свои идеи, кого или что добавить. У нас была долгая дискуссия, рисовать ли там Фейса с Моргенштерном. Я настоял на их присутствии в арке, хотя звучало мнение, что они представляют не культуру, а контркультуру. А где-то через пару недель после после завершения проекта портреты реперов залили краской. Я решил оставить как есть, их сквозь краску видно чуть-чуть. Я подумал, что это отражение духа времени, не знаю, ситуации. Воспринял инцидент как перформанс. Потому что помимо всех текущих политических моментов есть еще культурное восприятие. Не могу назвать себя поклонником Фейса или Моргенштерна, но я понимаю, они – некий феномен, который отражает время, и потому стал таким масштабным. 

– Арку Искусств вы делали ещё  в 2019-м, но с тех пор многое изменилось. Изменилось отношение к Шевчуку и Земфире. Да и к Довлатову теперь далеко не все относятся так же, как 3-4 года назад. К вам по этому поводу претензий не было?

– Вообще нет. Помимо того, что залили Моргенштерна и Фэйса, других претензий не было. 

Однажды какие-то люди обращались к Олегу Кайбышеву по поводу цитаты Довлатова о таланте, который «как похоть. Трудно утаить. Еще труднее — симулировать» – сочли это пропагандой разврата. Претензия совершенно нелогичная, глупость откровенная. От какого-то общественного движения защиты чего-то от кого-то – не помню, если честно. Увидели слово «похоть» и как-то связали высказывание с развратом. А оно вообще-то про талант.

– А вандалы часто покушаются?

– Нет. Когда мы делали арку Шевчука, мне все говорили, что ее тут же изрисуют, испортят. А я отвечал, что верю в уфимцев, и вандализма не будет. Ничего такого и не было за все это время. Ну где-то какой-то ребенок написал маркером какую-то ерунду один раз, но ничего существенного.

Я уверен, что вандализм не соответствует духу уфимцев. Уфимцы ценят такие вещи, ценят свое прошлое. Бывало, что-то добавляли к нашим граффити, но чаще всего талантливое. Мелочи какие-то, пасхалочки или свой микро-арт, который не уродует, не портит объект.

Вот, собственно, история с телефонной будкой. В один из дней прихожу во двор Довлатова, а к будке очередь как в Мавзолей. И уже не первый день! Я вообще очумел, не ожидал такого интереса. Именно это и вдохновляет. Видно, что людям это нужно, важно, ценно.

Или когда мы начали ремонт в арке, и поднялся шум, что граффити закрашивают. Мне тогда даже один депутат нашего горсовета позвонил. Я-то сразу догадался, с каким вопросом. И вот он мне тогда классную вещь сказал: это, говорит, не твоя арка, тебе она не принадлежит, – это городское достояние.

– Сложно договориться с чиновниками, чтобы зайти с проектом, начать что-то делать? Это же общедоступное пространство.

– Маленькая, но очень важная деталь: и арка Шевчука, и двор Довлатова никакого отношения к чиновникам не имеют.. Администрация города отвечает за фасады, а арки и дворы – придомовая территория, которая принадлежит жителям окружающих домов. Поэтому согласовывать надо не с мэрией, а с собственниками недвижимости в тех домах – только они решают, чему быть, а чему не бывать.

Ну, мы ставили в известность район [администрацию района], но они даже чем-то помогали нам, давали что-то по мелочи, цемент, по-моему.

Была какая-то инициатива мэрии, хотели во дворе Довлатова благоустройство улучшить. Жители завернули их предложение. Теперь с этим будем работать мы. Сейчас вот создаем единую концепцию благоустройства, а дальше будем, надеюсь, уже вместе с администрацией ее реализовывать. Рассчитываю на такое сотрудничество.

В Уфе много хороших людей, в том числе и среди чиновников. Не то чтобы я пытаюсь кому-то комплимент сделать, а по факту взаимодействия – никаких проблем у меня ни разу не возникало.

– Вас ведь интересует не только стрит-арт, я знаю, что вы восстанавливаете храм в пригороде Уфы. Расскажите об этом подробнее.

– Начнем с того, что храм не один, их много. Я православный человек. 11 августа состоялось освящение храма, который я построил в своем родном селе Шипово. Кроме того, сейчас мы пытаемся спасти церковь XIX века в селе Загорском (тоже Иглинский район). Она в плачевном состоянии, ее нужно законсервировать, чтобы прекратить разрушение. Это памятник архитектуры, и мы не можем его реставрировать без длительных согласований с разрешительными органами. Пока без больших вложений, но мы, по крайней мере, еще три года назад закрыли там кровлю. Теперь закрываем более основательно. И, знаете, там начались богослужения, люди ходят с огромным удовольствием. 

Помимо творческих проектов, есть истории, связанные со спасением памятников архитектуры. Есть проект восстановления мельницы в деревне Дурасово (Чишминский район Башкортостана), построенная в конце XIX века братьями-меценатами Бушмариными. Она проработала больше 100 лет, до начала 2000-х!. Очень необычная для наших мест готическая архитектура, настоящая достопримечательность. 

Раньше к мельнице Бушмариных туристы ездили, но со временем она пришла в упадок. Недавно мы расчистили заросли вокруг, вырубили деревья, которые разрушали фундамент своими корнями. Переправу сделали (мельница стоит на острове). А еще недавно в Чишминском районе нашелся дом-контора Бушмариных, тоже конец XIX века. Мы с историками его нашли. Сейчас ведем активную работу выкупа этого дома (там очень сложные юридические процедуры). Планируем открыть в конторе музей, посвященный мельнице, производству и быту конца XIX – начала XX веков.

9 августа состоялась презентация книги Павла Егорова (уфимский краевед. – Прим. ред.) о Благовещенском монастыре на улице Сочинской [в Уфе]. Это архитектурный памятник XVI века, первый монастырь на Южном Урале. И мы работаем над тем, чтобы оградить территорию от застройки и возродить этот комплекс. В Уфе сейчас нет ни одного архитектурного объекта того времени, и восстановление монастыря стало бы большим событием для города. Недавно в Казани воссоздали Казанский собор иконы Божией Матери, который уже стал знаковым местом в Татарстане. Монастырь на Сочинской в Уфе может стать таким местом в Башкортостане.

– А лично вам это зачем?

– Люблю я свою республику, свою родину. Просто обидно: вот есть сумасшедший, фантастический объект — это мельница. Готика. Ну откуда готика в Башкортостане? Туда едут люди, им это нужно. Мне самому приятно туда приехать, с друзьями, с воспитанниками-скаутами. Да с кем угодно. И вот приезжаешь и видишь, как все со временем разваливается. Ну как так-то? Утраченное наследие. 

В Уфе и так огромное количество памятников уничтожено, город застроен совершенно ужасающими, непропорциональными, несоразмерными исторической застройке, зачастую некрасивыми зданиями. И если я могу сделать что-то, что еще возможно сделать, на что хватает сил – я это делаю. Потому что мне дорого это. Ну и как-то мне стыдно перед людьми, туристами, которые приезжают посмотреть на достопримечательность, а видят разруху.

– У вас семья, дети есть? Как они относятся к вашей деятельности?

– Своей семьи и детей нет. Но я работал со скаутами. Ну, то есть, я сам же и создавал скаутские православные лагеря, они до сих пор работают, причем в разных регионах. Так что детей, то есть воспитанников, у меня очень много. И вот они всячески меня поддерживают, многие из них волонтерят на уборке, помогают по мере сил.

Эта молодежь, возможно, какая-то особенная (хотя так можно сказать про любую молодёжь) – им действительно интересны наши мероприятия. А мне интересно, что нам удается привлечь их. Не только скаутов, но разных подростков. Им очень важно, всем уфимцам важно, да и в целом жителям Башкортостана реально важна наша родина, наша история и культура.

Ну согласитесь, в Уфу и Башкирию трудно не влюбиться. У нас ну очень много всего классного – и в природе, и в истории, и очень крутые люди здесь живут. Думаю, людям не хватает импульса. Когда бросаешь клич: ребят, мы делаем вот такое – народ сразу откликается.

Поэтому очень жаль, что у нас такие движения, наверное, слабо развиты, потому что у людей-то есть желание помогать. 

Вот сейчас идет Том Сойер Фест, прямо напротив арт-квадрата, недалеко от двора Довлатова восстанавливают старинный дом. И знаете, там ведь каждый день работа кипит. И люди приходят совершенно разных возрастов.

Когда мы занялись мельницей, нам на помощь и бизнесмены притянулись. Находятся люди, которые за свои деньги берут в аренду, не знаю, бензопилы. Другие нас бесплатно довозят до места. А это же недешево. Мне же очень важно, чтобы все участники как-то вкладывались в проект – так он получается нашим общим, а не так, что я придумал, значит, мое – это же неинтересно. Интересно, когда есть общественное движение и творчество. 

Что-то может получиться круто, что-то другое – пусть несколько несуразно, как с аркой во двор Довлатова было раньше. Но зато оно живое и будет откликаться.

В создании арки Искусств участвовали больше 20 разных художников, но делалось все не сразу, а поэтапно в течение лет двух. Появлялись новые идеи или нам предлагали что-то добавить – мы добавляли. И еще много чего туда не вошло. Например, наших скульпторов вообще никак не отразили. Пока еще не отразили. Изначально-то проект задумывался как, знаете, эдакая «аллея славы» (в самом хорошем смысле слова), отражение культурного космоса. Огромного пласта, который Башкирия привнесла в мировую культуру. Речь не только о наших танцорах и певцах. Это и древний эпос Урал Батыр, и Капова пещера с ее древними рисунками, и золото сарматов. У нас есть много такого, чем можно «хвастаться».

– То есть утверждать, что работа в арке Искусств уже завершена, нельзя?

– Нет, это живой объект, а все живое со временем меняется, развивается. В арку Искусств еще много чего и кого можно добавить. И туда будут добавлены новые, еще не проявившиеся таланты, люди мирового масштаба.

Как и двор Довлатова. Мы торопились оформить арку во двор к 80-летию писателя. Но идеи не закончились, и потом мы зашли непосредственно во двор. А телефонную будку поставили вообще только в этом июне. И там точно еще будут появляться новые объекты.

Планируем к юбилею Уфы (город празднует 450-летие в конце августа. – Прим. ред.) установить во дворе Довлатова «Нулевой километр творчества». Около уфимского главпочтамта в мостовой есть люк, обозначающий нулевой километр [отсчета расстояний от Уфы], а во дворе Довлатова появится объект, символизирующий начало творчества.

Запланирован еще один объект, только его сложно описать. Мы называем его молитвенными барабанами, как у буддистов. Никакого отношения к каноническим молитвам, буддизму или другой религии этот объект, конечно, не имеет. Это будет такой механизм, вращающийся барабан, который «читает» стихи. Есть в русской поэзии такой жанр, как молитва. Наверное, слышали песню Окуджавы, которая так и называется – «Молитва». Вот такого плана стихи мы выбрали, чтобы человек мог, покрутив эти барабаны, погрузиться в глубокое сопереживание поэту, музыканту, автору песни в том числе.

Двор Довлатова ведь на самом деле не посвящен одному ему, если бы там были лишь его изображения и цитаты – этого было бы недостаточно, неинтересно. Нам было важно окунуть гостя в ту эпоху. Поэтому во дворе есть портреты Бродского, Цоя и даже Башлачева. И Шевчук там тоже есть. А в телефонной будке можно услышать голос Вознесенского, Беллы Ахмадулиной, Андрея Тарковского, Рудольфа Нуреева. То есть мы говорим об эпохе вообще, о судьбе художника, поэта, талантливого человека того времени – о чем они говорили и чаяли.

Вот если взять Тарковского – он рассуждает  о смысле жизни. Нуреев – рассказывает о личных переживаниях, в том числе о своем отношении к Родине. Окуджава – читает стихи о войне. Это все совершенно разные темы, но они отражают наше прошлое, и хочется, чтобы гость понимал его объем. И понимал шире, чем просто место, где мы прославляем наших талантливых земляков. Нет, мы не увековечиваем Довлатова, мы говорим о тех переживаниях, о тех мыслях, о той судьбе, которая была у него и его современников. И о том, в каких обстоятельствах они жили. Вот как-то вот в таком ключе.

Кстати, работа над телефонной будкой тоже не завершена, мы еще будем добавлять в список «абонентов» других авторов, аудио станет больше.

Мы сейчас готовимся запустить сайт с возможностью обратной связи. Любой посетитель телефонной будки сможет пройти на сайт по QR-коду и открыть видео- или аудиоэкскурсию или предложить идею. Если идея будет действительно классной, то мы поможем в ее реализации – в любом из уже существующих арт-объектов.

– Кого еще из Уфы вы бы хотели, скажем так, замемориалить? 

– Ну вот слово «мемориал» мне совсем не нравится. Наоборот же, мы стараемся максимально отстраниться от формальности. Следующий проект – начало работы с темой Рудольфа Нуреева и в целом местной танцевальной традиции. Будет создано 2 объекта в ближайшее время: Кубик Рудика и Нуреевский пень.

Вообще удивительная история, у меня будто молния пробила, когда я об этом узнал. Мои однокурсники по истфаку жили в общежитии на улице Зенцова, и я к ним частенько заглядывал, провожая после лекций. И вот там, во дворе того общежития, огромный пень, выше человеческого роста. Мне этот пень покоя не давал, я каждый раз думал, зачем его оставили, почему не убрали. А он такой огромный, что я пришел к выводу, что его просто не смогли выкорчевать.

Много лет спустя мне вдруг стало интересно, где, на каком именно месте дом Нуреева стоял (здание снесено, располагалось по адресу Зенцова, 40. – Прим. ред.). Позвонил друзьям-историкам, попросил показать. А они привели меня к тому самому пню. Представляете, то дерево было посажено больше 100 лет назад! Полез в архивные спутниковые снимки и обнаружил, что росло оно буквально в 2 метрах от дома Рудольфа Нуреева. А около этого пня (тогда — дерева) шла тропинка, по которой Нуреев каждый день ходил на тренировки, на репетиции, на занятия, в школу, со школы. То есть он с этим деревом взаимодействовал огромное количество времени.

Когда в Уфу приезжал Рэйф Файнс для съемок фильма про Рудольфа Нуреева, он очень удивился, что у нас нет хорошего музея. Есть в театре [оперы и балета] уголок с его личными вещами, фотографиями, афишами, но дом не сохранился, и ничего больше не сохранилось. Меня его замечание задело, не должно же быть так. Поэтому хочется обыграть эту тему с пнем Нуреева. Пока что мы думаем над концепцией. Очень надеюсь, что с этим проектом получится с мэрией повзаимодействовать, потому что мы хотим обустроить еще и окружающую [пень] территорию.

Если совсем коротко, то объект будет посвященный именно детству Нуреева. Хотя в целом эта история не столько про детство великого мастера, сколько про нашу уникальную землю, которая порождает гениев.

Кстати, дома Нуреева и Довлатова находились в 500 метрах друг от друга. И оба они в 1941 году оказались именно в нашем городе.

Сергей Довлатов родился 3 сентября 1941 года в Уфе, в семье театрального режиссера, Доната Исааковича Мечика и актрисы, а впоследствии корректора, Норы Сергеевны Довлатовой (Довлатян). В Уфу его родители и бабушка были эвакуированы из Ленинграда в июле 1941 года и жили в доме сотрудников НКВД по улице Гоголя, № 56, до 1942 года, когда были дальше эвакуированы в Новосибирск. С 1944 года жил в Ленинграде на улице Рубинштейна, дом № 23.

Рудольф Нуреев родился 17 марта 1938 года возле станции Раздольное в поезде, направлявшемся во Владивосток, где служил его отец. Документы, подтверждающие место рождения, нашёл приморский исследователь Виталий Косенчук. В 1941 году с матерью оказался в эвакуации в Башкирской АССР.

Я не исключаю, что они как-то пересекались. Скажем, мать Довлатова выходила с ним прогуляться, а Нуреев, в то время мальчик 3-х или 4-х лет, рядом играл.

Так вот, объект, посвященный Рудольфу Нурееву, должен быть детским. Например, мы планируем встроить маленькую железную дорогу. Детство Нуреева – это тяжелые военные и послевоенные годы, и его, возможно, единственным развлечением были вылазки к железной дороге. Он сам писал в мемуарах, что ему нравилось наблюдать, как поезда набирают скорость. А уже взрослым он купил себе игрушечную железную дорогу.

Хотим еще установить механизм, условно шкатулку – знаете, бывают такие: открываешь, а там балерина танцует. И, надеюсь, успеем в этом году воплотить «Кубик Рудика». Это будет интерактивная динамическая инсталляция в виде куба, и внутрь можно будет попасть, но для этого нужно будет правильно его собрать. В «Кубике» можно будет послушать музыку и стихи или посмотреть отрывки записей балета.

– А вы не боитесь хейта? В Уфе довольно много, скажем так, критиков Рудольфа Нуреева, то есть людей, жестко осуждающих его сексуальные предпочтения.

– Вообще-то, труппа уфимского театра оперы и балета названа в честь Нуреева, проводится Нуреевский фестиваль. Есть хореографический колледж имени Рудольфа Нуреева, улица его имени. Так что хейт мне тотально непонятен. Очень хорошо, на мой взгляд, [спикер регионального парламента Константин] Толкачев по этой теме высказался: Рудольф Нуреев – самый знаменитый в мире уфимец. А претензии, которые звучат в его адрес, – они касаются частной жизни, и тут хочется вспомнить Библию: «Кто без греха, пусть первый бросит камень».

Если мы покопаемся в личной жизни Петра Первого или Екатерины Великой, тоже, знаете, впечатлимся. И что, вымарать их из всех учебников? Или Довлатов – он пил. Ну давайте проведем «ревизию» и выкинем всех, кто поддавался порокам. Ну и кто у нас останется? А никого. Святых людей крайне мало.

Но мы же гордимся талантом Нуреева, а не его «подвигами» в личной жизни. У Сергея Есенина есть такие строки: «Если черти в душе гнездились, значит, ангелы жили в ней». Мне кажется, это относится и к Нурееву. 

В том же есенинском стихотворении: «Дар поэта — ласкать и корябать, роковая на нем печать». Талант дается свыше. И мы гордимся талантом Нуреева и тем, что он этот талант не предал, реализовал. 

Я как-то размышлял над обвинениями в предательстве Родины. И мне кажется, если бы он не уехал, вот тогда бы точно предал Родину. Потому что его Родина — это Башкирия. Благодаря своему таланту он прославил родной край и прославил русский балет. Стал величайшим танцором в истории мира. А останься он в Советском Союзе, подвергся бы гонениям за свои особенности, не стал бы знаменитым, и мир не узнал бы о его удивительном даре. 

В общем, я не вижу оснований для хейта, очень сомнительные обвинения.

– Как жильцы домов относятся к тому, что вы делаете у них, то есть, как вы сами сказали, с их собственностью?

– Ой, слушайте, это святые люди! Во двор Довлатова гости реально толпами заходят, изо дня в день, каждый день. И жильцы домов, хоть иногда и ворчат, но терпят. Я тут попросил Unrealskaska в телефонной будке надписи нацарапать (эффект старины, скажем так, придать), так местные его чуть не избили — подумали, что он вандал, и пошли «бить ему морду». Он еле от них отбился. Так что там очень крутые люди живут: гостей терпят, еще и защищают пространство.

Ну и они же нам доверили благоустройство, ждут нас для продолжения. Придется только искать инвесторов, своих денег у меня на такое не хватит. Почему мы, кстати, граффити используем? Не то что я обожаю граффити, это просто дешево. Ну, относительно дешево. Телефонная будка потребовала уже более существенных трат: материалы, доставка. Но в целом стрит-арт — это доступное по финансам средство донесения какой-то информации.

Надеемся, что сможем найти деньги на благоустройство двора Довлатова и территории вокруг пня Нуреева — это как минимум. На меценатов особо не надеемся, рассчитываем больше на мэрию, на депутатов городских.

– Если у вас вдруг появится неограниченное количество денег, за что еще вы бы обязательно взялись в ближайшее время?

– Есть одна тема, которая меня заботит — это Аленький цветочек. Башкирия — родина Аленького цветочка, родина Сергея Аксакова. У нас есть дом-музей Аксакова, но нет какого-то арт-объекта, связанного конкретно с Аленьким цветочком.

– Ну как же, есть ведь в саду Аксакова, который недавно реконструировали, скульптура в виде цветка.

– Да, но это просто объект, а хочется, чтобы было что-то уникальное, живое, запоминающееся. Чтобы настоящая достопримечательность у нас появилась. И чтобы был этот объект в проходном месте, и люди с ним взаимодействовали. Очень важно, чтобы это была неформальная история.

Вот с телефонной будкой можно уже сейчас повзаимодействовать, в арке Искусств есть «живые часы» и «лента времени» – они «настраиваются» прикосновением, то есть с ними нужен контакт, и человек перестает быть пассивным наблюдателем, становится соучастником объекта. Мне очень хочется сделать что-то подобное и с темой Аленького цветочка.

– Уфа когда-то прославилась как столица отечественного рэпа. Как думаете, есть у Уфы шанс российской столицей уличного искусства?

– Ой, не знаю. Уфа настолько потенциальное место, она настолько непредсказуема, что у нее, наверное, есть шансы на все.

Я не хочу преувеличивать никаким образом значимость того, что мы делаем, не считаю это чем-то супер уникальным, выдающимся. Скорее уж то, что мы делаем, нужно было начать делать уже давно, просто некому было, наверное. И я не берусь предсказывать, что еще Уфа сотворит для истории. В чем точно убежден, что еще много гениев родится на этом городе. Вот в этом, не сомневаюсь.