Двадцать лет назад саратовская Белгаза стала не нужна газовому монополисту, а теперь — и государству

Тридцать три года назад селу Белгаза в Саратовской области повезло: Газпром организовал здесь свое подсобное хозяйство. Открыли молочную ферму на тысячу коров, посадили овощные плантации, яблоневый сад, провели асфальтовую дорогу до райцентра. В Белгазу переехали десятки газовиков с семьями — компания заселила их в кирпичные коттеджи с земельными участками. В 1991-м сбежать сюда из Саратова, где продукты выдавали по талонам, казалось удачей. Но «золотой век» Белгазы продлился недолго.  В 2000-х корпорация начала избавляться от непрофильных активов, в том числе сельхозпредприятий. Подсобное хозяйство в Белгазе закрылось. Большинство газовиков вернулись в город. «НеМосква» рассказывает о жизни села. 

Все имена в тексте изменены для безопасности героев

Мечты сдуваются

Никакой общественный транспорт в Белгазу не ходит. Чтобы добраться туда, нужно найти максимально хладнокровного водителя, машину с высокой подвеской и свернуть от Аткарска налево. Дорога кончается сразу. Начинается продавленная колея с ямами. Дальше — хуже. Последние двадцать километров — фрагменты и осколки асфальта, утонувшие в грязи. Навстречу попадаются только «тазики» советского производства, на фантастической скорости летящие по колдобинам. Дорогу до Аткарска — 38 километров — не ремонтировали с 1990-х годов. 

Деревушки на обочинах — Кочетовка, Вольновка — кажутся безлюдными. Посеревшие от времени дощатые дома, разросшиеся под окнами лохматые вишни с голыми ветвями. Многие избушки заваливаются набок.

По подсчетам областного министерства дорожного хозяйства, на ремонт дороги от Аткарска до Белгазы нужно 313 миллионов рублей. Рассчитывать на региональный бюджет, дефицит которого в нынешнем году составляет 6,66 миллиарда рублей, не приходится. 
В целом, на ремонт и строительство дорог в 2023 году потратили на 32 процента меньше средств, чем в 2022-м. Количество разыгранных конкурсов тоже сократилось — на шесть процентов за год. Самым крупным в 2023 году стал тендер на строительство и реконструкцию автодороги Е-105, которая соединяет приграничные с Украиной территории и Крым. 
На сегодня, по оценкам экспертов рейтингового агентства АКРА и Государственного университета управления, больше всего от бездорожья страдают жители Архангельской, Астраханской, Иркутской, Магаданской областей и Забайкальского края. Только 24–37 процентов дорог федерального и регионального значения в этих местностях находятся в «нормативном состоянии». В Саратовской области ситуация тоже сложная: нормам соответствуют меньше 40 процентов дорог.

По сравнению с соседними селами Белгаза оказывается неожиданно симпатичной. Аккуратными рядами стоят двухэтажные коттеджи с островерхими крышами. «Литовцы строили», — говорит Елена Владимировна, хозяйка одного из домов. 

По ее воспоминаниям, строителей из Прибалтики нанял «Югтрансгаз», саратовское дочернее предприятие Газпрома, который в 1991 году организовал в Белгазе подсобное хозяйство, чтобы кормить собственных сотрудников. С продуктами в Саратове тогда, как и во всей стране, было плохо — мясо, молоко, яйца и многое другое выдавали по талонам, отоварить их удавалось не каждый месяц.

Как считает собеседница, Газпром выбрал эту деревню из-за места: речка, заливные луга, грибные леса — и ни одного промышленного производства на десятки километров. Тогда, по воспоминаниям местных, строили одновременно жилье, газо- и водопровод, асфальтовую дорогу до райцентра, производственные помещения. 

— Коровник на тысячу голов, племенное хозяйство. Летом, когда надои большие, по 20 тонн молока в сутки перерабатывали, сливки пастеризовали, масло пахтали. Элеватор был, подземное овощехранилище. Вокруг села разбили яблоневый сад. Все так и кипело! Народу было! Вот в этой столовой я каждый день кормила 200 рабочих! — женщина показывает на небольшое заколоченное здание на другой стороне улицы. Она работала заведующей производством общепита.

Золотой век продлился недолго. В начале 2000-х Газпром избавился от непрофильных активов. Одним из них оказалась Белгаза. Подсобное хозяйство закрыли. По подсчетам «Народного фронта», сейчас здесь живут две сотни человек. 
— Деревня наша была возрождена Газпромом — и брошена, — вздыхает Елена Владимировна.

Она тогда переехала в поселок Нижний Сортым Ханты-Мансийского автономного округа, «кормить буровиков». А в 2009 году, выйдя на пенсию, вернулась в Белгазу. Здесь у Елены 16 соток, курятник, две теплицы, цветник, удивительная клубника, которая плодоносит три раза в год, и виноград разнообразных сортов. 

Пенсионерка с жаром рассказывает, что придерживается здорового образа жизни: встает в 5.30 утра, каждый день выпивает три литра воды и проходит десять тысяч шагов. В селе две улицы длиной по полтора километра: если обойти их по два раза, получается почти полная норма. Только беда: щебенкой отсыпана лишь одна улица, и то до половины. Остальная часть села в холодный сезон похожа на болото, что серьезно осложняет фитнес-прогулки.

Пять лет назад Елена Владимировна взяла на себя обязанности сельского старосты. Раз в неделю ведет прием граждан в бывшем здании сельсовета, постоянно на связи в сельском чате. Собранные от лица народа жалобы передает начальству в соседнюю Кочетовку, там находится администрация муниципального образования. 

Староста — должность общественная, вроде старшей по дому в многоэтажке. Елена Владимировна объясняет, что на зарплату и не рассчитывала. «Просто очень люблю людей!» — говорит она, театрально простирая руки.

Времени на телевизор у собеседницы почти не остается. 

— Только новости. Нужны мне эти песни или сериалы! Разве можно сейчас веселиться? — хмурится женщина. 

Она выросла недалеко от Луганска, в Брянке, шахтерском городе. Уехала оттуда еще в молодости, но сердце «все равно болит»: там родители похоронены, а когда бомбили Алчевск, позвонил одноклассник, сказал, что кладбище «задело».

Собеседница клянет «украинских фашистов» и собирает гуманитарную помощь для российской армии: быстрорастворимую вермишель, мыло, лекарства, шприцы. Прошлой зимой все село по решению схода сдало деньги на пряжу, две недели мастерицы-доброволицы вязали носки, получилось 48 пар. В сельской школе родители собирают посылки с тушенкой, сгущенкой, печеньем и чаем, дети — пишут солдатам письма и складывают треугольником.

Зимой — только на тракторе

Первого погибшего из Украины в Белгазу привезли в январе. На деревенское кладбище ведет земляная дорога. Нужно подняться на крутой пригорок, мимо недостроенной церкви из белого кирпича (здание начали возводить при Газпроме, но не успели). 

— Зимой сюда только на тракторе можно заехать, — поясняет прохожая. 
— Неужели покойников в последний путь на тракторе везут? — удивляюсь. 
— Мы не настолько дикие люди, — обиженно поджимает губы собеседница. — Покойник лежит в катафалке. А катафалк на гору затаскивает трактор.

Открываем кладбищенскую калитку, запертую на щеколду. Над одной из могил ветер треплет триколор. С фотографии на памятнике смотрит мужчина в каске и балаклаве, закрывающей пол-лица. Штурмовик. Судя по датам на табличке, погибшему было 40 лет. На Донбасс, по рассказам местных, уехал из колонии, не досидев до конца срока четыре месяца. Благодаря выплатам, мать погибшего смогла купить благоустроенный дом.

У жительницы Белгазы Марии Сергеевны сын тоже ушел на войну, числится пропавшим без вести. 

— Он в Москве жил. Ушел на СВО. С мая без связи. Я кровь на ДНК сдала. Может, в Ростове в морге найдут. Теперь надо в суд подавать [заявление] о признании погибшим. Он здесь, в Белгазе, до третьего класса рос с бабушкой, пока я работала проводником, — женщина говорит короткими фразами. Голос тихий, ровный, совсем без эмоций.

Мария Сергеевна приехала в Белгазу из Москвы в 2000-х, ухаживать за пожилой мамой. Мама умерла, но в столицу Мария Сергеевна с мужем так и не вернулись. Остались в деревне, завели кур, кроликов.

— Мыслями-то я там, — кивает она куда-то на север. — Здесь дико, конечно. Чтобы я в галошах ходила?! 

На вопрос о том, что держит в деревне, отвечает: муж Федя. В Москве, говорит, сопьется, делать там нечего — мужчине под 60, на работу уже не возьмут, а здесь у него «руки заняты». 

Два года назад у Федора случился инфаркт. «Скорая» по бездорожью ехала пять часов. Сельский фельдшер все это время просидела возле Феди. Сейчас она на пенсии, а прием в ФАПе ведет «помощник фельдшера» — так теперь называют уборщицу, которая мыла здесь полы с 2001 года. Она может взвесить пациента, измерить давление и сатурацию. Но даже сделать укол — уже не в ее компетенции.

Ближайшая аптека и больница с врачами — в Аткарске. Доехать туда можно только на такси за 1500 рублей.

Пожарные добираются в Белгазу так же долго, как и «Скорая». В 2011 году здесь загорелся жилой дом. Как говорят сельчане, пожарная команда приехала на пепелище. С тех пор в селе сгорело еще два заброшенных здания. Пожарные тоже не успели.

Сейчас сельчане боятся остаться и без воды. Местный водопровод питается из реки Белгазы. В нынешнем году аткарская птицефабрика, которая выращивает на бывших газпромовских землях кукурузу на корм курам, поставила на полях мелиоративные установки. 

— Я эти поливалки увидел — и сердце упало. Наша речка длиной 65 километров. На всем протяжении у нее нет притоков. Как начнут воду сосать — все! — рубит воздух ладонью Владимир Олегович. 

В интернете он вычитал, что в Орловской области, где течет такая же малая река без притоков, после запуска мелиоративных установок пересохли сельские колодцы. 

— Мы душой болеем за нашу речку. Мы ведь приехали сюда ради экологии, — говорит жена собеседника, Любовь Александровна. 

Она выросла в соседней Вольновке, от которой «осталось три дома». Муж — капитан круизного теплохода. Полгода супруги плавают по Волге от Астрахани до Москвы, зимой — отдыхают от шумных туристов в Белгазе.

У сельчан не единственная претензия к птицефабрике. По их словам, арендатор забрал все земли вокруг села, жителям негде пасти своих коров. Весной по многострадальной дороге едут тяжелые трактора с плугами, летом — комбайны и Камазы с прицепами. Жители уверены, что техника добивает остатки асфальта, а вкладываться в ремонт фабрика не хочет.

По данным сервиса проверки контрагентов Rusprofile, у птицефабрики пять учредителей с московскими ИНН. Чистая прибыль предприятия за 2023 год, когда яйца стремительно дорожали, выросла на 211 процентов.

Закрыть нельзя отремонтировать

— Когда я пошла в первый класс, в Белгазе не было своей школы. Полгода нас возили в Кочетовку. В январе 1996-го Газпром построил это здание, — вспоминает Жанна. 

За ее спиной — большое двухэтажное здание из белого и красного кирпича, окруженное пышными елями. Как говорит девушка, другого такого роскошного здания, со спортивным и актовым залами, просторными рекреациями, нет ни у одной школы района.

В ее первом классе было 25 учеников. К девятому осталось десять. В старшие классы пошли четыре человека. После выпуска все одноклассники Жанны уехали. «В деревне каждый третий дом стоит пустой», — разводит она руками.

Жанна вернулась в Белгазу, будучи в декрете с младшей дочкой. В селе поставили вышку сотовой связи, появился быстрый интернет. Теперь девушка может работать бухгалтером удаленно.

От сельской школы собеседница в восторге.

— Здесь всего 11 учеников. В пятом классе, где учится сын, — два человека. Значит, ребенку обеспечено индивидуальное внимание на каждом уроке. За три месяца здесь мы подтянули английский, причем бесплатно. Дочка пошла в садик. В городе это были бы постоянные сопли и бронхиты. А здесь — четыре ребенка, инфекции неоткуда взяться, — объясняет Жанна. 

Она уверена: будь у Белгазы нормальная дорога до Аткарска, чтобы возить детей в школу искусств и на спортивные секции, сюда приехали бы молодые семьи, имеющие возможность зарабатывать на удаленке.

Тему состояния школьного здания собеседница деликатно обходит. В начале ноября сельчане написали в «Народный фронт» о том, что в здании уже 15 лет течет крыша. На втором этаже заперты несколько кабинетов, где потолок покрылся плесенью. ОНФ разместил в своих соцсетях видео, следственный отдел возбудил уголовное дело о халатности, председатель российского Следкома Александр Бастрыкин взял расследование на контроль… А районные власти пригрозили учителям, вынесшим сор из избы, что вместо ремонта школу закроют. После этого белгазинцы жаловаться боятся.

«Хочу рассказать нашу деревенскую жизнь!»

На фасаде сельского дома культуры слева от входа висит плакат с георгиевскими ленточками и надписью «Zа Россию». Справа, прямо на кирпичной кладке — пейзаж с березками. Сверху — полуосыпавшийся барельеф Ильича. В просторном фойе стоят столы для настольного тенниса. На стенах — вышитые картины, подаренные местной мастерицей. Концертный зал обшит полированными панелями советских времен. На сцене репетирует самодеятельный хор из трех человек. Сегодня не все пришли, вообще-то их больше — пятеро, объясняют певицы. За соседней дверью — музей крестьянского быта с горшками и прялками.

Есть здесь и драмкружок, и клуб зимних посиделок для рукодельниц, но главная фишка — уличные праздники. Судя по сообщениям районной газеты, чего только не празднуют в Белгазе: Святки, Курбан-байрам, день Ивана Купалы, день рыбака, день шоколада… Вот только, сожалеют местные, «из-за войны» третий год отменяют новогодние торжества для взрослых (детские елки разрешены), раньше на них выступала местная драматическая труппа. Последний раз перед встречей 2022-го ставили «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Заведующая — женщина в вязаной безрукавке, с пышными кудрями — не хочет, чтобы журналисты заметили текущую крышу клуба, и выпроваживает нас за дверь с криками: «Я имею право на перерыв!». Впрочем, чтобы снять состояние здания, совсем не обязательно заходить внутрь. Цоколь тщательно выкрашен белой краской, но все равно видно, где кирпичная кладка разрушилась. Весной 2023-го из стены вывалился целый кусок. Как отмечала районная газета, «коллектив СДК решил своими силами отремонтировать фасад, приобрести стройматериалы помог местный фермер».

На выезде из села работает единственный магазин. На полках слева — шампуни, туалетная бумага, зубные щетки. Справа — продукты. Понедельник, среда, пятница здесь — «хлебные дни». В такой день хозяин торговой точки Магомед встает в 4.30 утра и на своем «Ларгусе» едет за хлебом в райцентр. «Зимой он первым прокапывает для всех дорогу», — подчеркивает жена предпринимателя Нина, стоящая за прилавком. Менять подшипники приходится почти каждую неделю, говорит Магомед.

— Мы сами отсюда питаемся, — Нина обводит руками витрины. — О любом продукте я могу поделиться личными впечатлениями, посоветовать. Не как в «Магните». По субботам всегда завозим свежий товар, поэтому в воскресенье утром у нас ажиотаж. 

Как говорит Нина, больше всего покупатели хвалят селедку и колбасу. Вот только цены осенью «пошли вскачь». 
— Я сама смотрю и ужасаюсь. Кефир был в закупке по 115 рублей, стал — 148! Раньше прибавлялось по четыре-пять рублей, теперь — сразу 30, — вздыхает продавец. — В последний месяц стало очень заметно: пенсионеры стараются брать только товары первой необходимости.

— На вопросы можете не отвечать, это корреспонденты! — распахнув дверь, в магазин влетает заведующая из клуба. 

— Мам, осторожней с витриной, — спокойно реагирует Нина. 

Обозвав нас аферистами, Оксана Николаевна неожиданно и без перехода меняет гнев на милость. 

— Хочу рассказать нашу деревенскую жизнь! Я встаю в четыре утра, кормлю, пою, дою. Могу и транспортер прогнать, могу трактора соляркой заправить, — подбоченясь, перечисляет Оксана Николаевна. 

Ее муж Михаил Михайлович — единственный в селе фермер. Держит 45 коров молочной симментальской породы, выведенной в Швейцарии. Он спонсор всех местных праздников. Покупает конфеты для Дня шоколада, заправляет снегоход для святочных катаний, завозит чистый песок на пляж перед днем Купалы. Сейчас он в больнице, и супруге приходится работать за двоих. 

Молоко семья сдает в райцентр на молокозавод, каждое утро бидоны везут по бездорожью на неубиваемой «Ниве». Раньше литр принимали по 18 рублей, теперь по 26. С этих денег нужно заплатить налоги, зарплату, купить дизтопливо — 66 рублей за литр. Но главная беда — кадровый кризис. 

— Мы, молдаване, знаем истинную цену сыра. Мы могли бы открыть сыроварню. Но нет работников. Нет у нас молодежи. Может, вы о нас напишете, и к нам кто-нибудь приедет? Зарплата достойная, — уверяет Оксана Николаевна, не называя конкретной цифры. — И есть дом, где мы могли бы бесплатно поселить целую семью.

Собеседница родом из Украины, из Черновицкой области. В Аткарский район приехала еще в 1980-х. 

— Мы бы хотели хоть глазком посмотреть, как там наши родственники. Но я боюсь им звонить: у них там СБУ, людей наказывают за разговоры с Россией. У мужа тоже на Украине остались сестры. Последний раз мы их слышали 6 марта 2022 года. Они сказали: не звоните нам, из-за вас наши мужья и сыновья оказались в окопах. Вот так и сказали! Они же многого не понимают, у них там пропаганда, все зомбированные…

В федеральном бюджете на 2025 год доля трат на «социальную политику» сократилась по сравнению с 2024 годом на 5,3 процента — до 6,4 триллиона рублей. Это минимум с 2011 года. На «Национальную оборону» заложено 13,49 триллиона рублей, еще 3,46 триллиона — на «Национальную безопасность и правоохранительную деятельность». Уровень — рекордный для страны с 1991 года. Сумма больше, чем совокупные расходы на образование, здравоохранение, социальную политику и национальную экономику. 
Затраты, связанные с войной, скрываются не только в этих разделах. Эксперты отмечают, что некоторые выплаты военнослужащим зашиты в направление «Социальная политика», оказание медицинской помощи – в «Здравоохранение». Сюда можно приплюсовать бюджетные дотации для так называемых «новых регионов»: 77,8 миллиарда рублей — для ДНР в 2025 году, 54,1 миллиарда — для ЛНР, 21,6 миллиарда рублей — для Запорожской области, 13 миллиардов — для Херсонской. Для сравнения: Саратовской области достанется 15,3 миллиарда.