Как в центре Саратова выживает без отопления аварийная коммуналка

Сто лет назад в здании на улице Лермонтова жили сироты, теперь — живут 22 семьи. По воспоминаниям людей, здесь было уютно: чудесный дворик с песочницей и теннисным столом, прямо на улице устраивали чаепития, выносили самовар… Теперь дом стал «скрюченный, злой, несчастный» — и люди в нем стали такими же. Здание признали аварийным в марте 2024 года, но пока не расселили. Летом его отрезали от газа, а значит — и от тепла, ведь помещения обогревались с помощью газовых печек. Зимой решили отапливать электрообогревателями, вот только при подключении нового кабеля старую проводку замкнуло, и на двое суток люди остались и в холоде, и в темноте. 

Кто-то из жильцов настроен решительно: «Будем воевать». Иные просят «не писать лишнего» и говорят, что не хотят никого беспокоить. «НеМосква» побывала в аварийной коммуналке — и рассказывает про условия, в которых сегодня живут не меньше миллиона россиян. 

Имена всех героев в тексте изменены из соображений безопасности.

«Посмотрите, какая дыра!»

«У нас тут очень все нарядно», — говорит жительница дома Ольга Столярова, поднимаясь впереди нас по дощатой лестнице. Сегодня в Саратове холодно, минус десять градусов. Внутри здания едва ли не холоднее, чем снаружи. Пахнет отсыревшим деревом. На стенах и потолке — многочисленные трещины, замазанные пожелтевшей монтажной пеной.

— Посмотрите, какая дыра! — указывает Ольга на отверстие диаметром сантиметров десять в стене лестничной клетки. — Я могла бы сквозь стену здороваться за руку с прохожими, если бы не второй этаж!

Ольга одета в синий толстый свитер с высоким горлом, теплые джинсы и плюшевые розовые тапки. Входя в общую кухню, она предупреждает: разуваться не нужно, полы ледяные. Смеется: «После жизни в нашем доме я, наверное, могу спать на снегу без одеяла».

На комнатном термометре, лежащем на столе общей кухни, красный столбик еле дотягивается до +4 градусов. На стенах — обрезки газовых труб в тех местах, где они шли к печке и плите.

Ольга рассказывает, что газ на общей кухне ее коммуналки отрезали еще в 2011 году, когда дом только начал трескаться. Женщина оборудовала себе индивидуальную кухоньку в коридоре между двумя жилыми комнатами. Уместилось все необходимое: аэрогриль, мультиварка, стол. Но ходить здесь можно только боком.

На подоконнике в комнате Ольги мигает огоньками пластиковая елка, на зеркале — колокольчики, на шкафу — рождественские венки. Посреди кровати свернулась в тугой клубок черная кошка Багира. Здесь так уютно, что не сразу замечаешь частую сетку тонких трещин на потолке. А еще: в жилой комнате настолько холодно, что вовсе не хочется снимать куртку и шапку.

Когда именно был построен дом на Лермонтова (старое название улицы — Покровская), неизвестно. В 1892 году купец Ефим Горин, владевший зданием, пожертвовал его учебно-заработному дому. Заведение было открыто, как писали «Саратовские епархиальные ведомости», «с целию уменьшения числа нищенствующих в городе Саратове детей чрез доставление им возможности бесплатно обучаться некоторым мастерствам и грамотности». Здесь жили 100 мальчиков. Благотворительное учреждение работало до 1918 года. Затем приют закрыли. По рассказам жильцов дома, около десяти лет здание стояло заброшенным. В 1930-х годах его разделили на коммунальные квартиры, которые и существуют до настоящего времени.

Как вспоминает Ольга, в 2003 году, когда она приватизировала свою часть коммуналки, эксперты БТИ выяснили, что дом изношен на 45 процентов. В конце 2000-х, когда по соседству начали строить элитные высотки, состояние старинного здания резко ухудшилось. 

— Дом стал буквально разъезжаться в разные стороны! Подвал периодически затапливает. Потолки рушатся. Однажды мой сын вышел из ванной, и за его спиной упал весь слой штукатурки, наверху только голая дранка осталась. Чуть не завалило парня! — вспоминает Ольга.

С декабря 2023 года жильцы жаловались на постоянный запах газа. 

— Ответственные службы отреагировали, можно сказать, на следующий день, — иронизирует женщина. — 8 августа приехала аварийка. Нашли в здании три утечки! В одной из квартир плита на общей кухне буквально висела на газовом шланге, твердой опоры под ней не было, полы ходят ходуном. Во всем доме тогда отрезали газ. Газовая компания заявила, что из-за состояния здания подключить нас обратно невозможно.

«Будем воевать»

Летом и в начале осени жильцы кое-как обходились без газа, готовили на электроплитах и в мультиварках. Но все понимали: зиму в доме с неработающими печками не пережить. Несколько месяцев просили о помощи администрацию Волжского района Саратова, мэрию, прокуратуру, Следственный комитет. 

— Я уже не знаю, куда писать. Была бы в Саратове резиденция Господа Бога, и туда бы обратились, — говорит Ольга.

Видеоролики о злосчастном доме сняли региональные отделения КПРФ и «Народного фронта». Обитатели саратовских трущоб пробились даже на Первый канал. Ведущие программы «Мужское и женское» в эфире обратились к генпрокурору Игорю Краснову с просьбой проверить законность действий саратовских чиновников, бросивших несколько десятков семей в аварийном здании без отопления.

Реакции от Генпрокуратуры не последовало. А вот городские власти обиделись. 

«Была донесена неправильная информация, как у нас идет работа с аварийным жильем, она искажена на всю страну, — заявил на заседании муниципальной Думы депутат Дмитрий Кудинов. — Такое ощущение, что мы не работаем, ничего не делаем. Да, у нас есть недоработки. Но абсолютно ситуация не такая. Получается, что у нас не город, а не знаю что».

В декабре мэрия решила наладить в старинном доме электрическое отопление. По сведениям ОНФ, на покупку обогревателей из городского бюджета потратили 1 миллион 20 тысяч рублей.

— Как только нам привезли эти электроконвекторы, мы написали в прокуратуру о высоком риске пожара. Это самая дешевая модель с сеткой наверху. На нее что-нибудь уронишь — и сгоришь на раз-два! — объясняет Ольга.

Для питания конвекторов к дому на Лермонтова протянули дополнительный кабель. Как говорит местная жительница, «бросили воздушку через двор» от соседнего дома на улице Григорьева — обветшавшее здание примерно такого же возраста. При подключении нового кабеля к старой проводке произошло короткое замыкание, и оба дома остались без света. Отключились и водонагреватели, и личные электрообогреватели жильцов, которыми они отапливались до «вмешательства» городских чиновников.

— Это было вечером 11 декабря. Утром проснулась от невыносимого холода. Выскочила из-под одеяла, пулей оделась и убежала к знакомой, чтобы у нее умыться и чаю попить. В нашем доме из всех благ цивилизации осталась холодная вода, текущая в струечку. Как водопровод не перемерз? Даже удивительно, — негодует Ольга.

В темноте и холоде обитатели трущобы провели двое суток. После этого к развалюхе подсоединили новый кабель от высоток в Нескучном переулке. На момент нашего визита в коммуналку «мэрские» конвекторы с милыми котятами на белых металлических боках не работали. 

— Снаружи здания — новый кабель. Внутри — новые розетки. Но посередине — старая проводка, которую никто не менял за все время существования дома. Как только новые розетки для конвекторов соединят со старой проводкой, будет следующее замыкание, — была тогда убеждена Ольга.

На момент выхода публикации конвекторы все же подключили. В жилых комнатах стало ощутимо теплее — но, возможно, потому что в Саратове установилась плюсовая температура. На общих кухнях все также холодно. При этом в инструкции к конвекторам написано, что в целях пожарной безопасности пользоваться ими можно только под надзором человека. То есть уходя на работу или ложась спать, жильцы вынуждены их выключать. 

При этом они опасаются, что плата за электричество теперь вырастет в разы. 

— Вот платежка за ноябрь, когда работали два моих личных обогревателя. За электричество  — 3900 рублей. Теперь на моей площади хотят поставить шесть конвекторов от мэрии. Я должна буду платить 12 тысяч в месяц?! Я парикмахер, откуда у меня такие деньги?! — разводит руками Столярова

Она считает, что саратовские власти издеваются над обитателями развалюхи, посмевшими обратиться за помощью к правоохранительным органам и журналистам — пытаются «заткнуть рот или вообще сжечь». 

— Но мы не позволим. Будем воевать, — женщина решительно рубит воздух ладонью.

Читайте также: «Мы здесь застряли». Путин обещал «вытащить россиян из трущоб» минимум восемь раз. Пока не вытащил 

Еще в октябре, когда городская дума объявила конкурс на должность мэра Саратова, Столярова подала заявку. Сама над собой посмеивается: «До какой степени надо довести человека, чтобы он пошел в мэры Саратова?». Принесла документы за пятнадцать минут до окончания приема, их приняли. Никакого отношения к политике Ольга никогда не имела и понимает, что комиссия за нее не проголосуют. Но все равно хочет напомнить начальникам: есть закон, по которому «более достойный гражданин может сменить их, хотя бы теоретически».

Пока «выборы» не состоялись. По инициативе городских депутатов от «Единой России», их перенесли — на апрель 2025 года, когда закончится отопительный сезон.

Пока замглавы Совета безопасности Дмитрий Медведев говорит о том, как без российского газа «мерзнут европейцы», жители многих регионов от Дальнего Востока до Петербурга переживают коммунальные катастрофы. Об авариях на теплосетях сообщается по несколько раз в неделю (примеры один, два и три) в неделю. Самые крупные отключения с начала нынешнего отопительного сезона произошли в Хабаровске (626 многоквартирных домов), Новосибирске (470 домов), Ростове-на-Дону (447 домов), городе Россоши Воронежской области (161 дом), Саратове (140 домов). 
Зимой 2023–2024 годов в России, по официальной статистике, случилось девять тысяч аварий на объектах ЖКХ, почти половина из них — в сфере теплоснабжения. Основной причиной стало ветхое состояние коммунальной инфраструктуры. По оценке «Агентства», отключения тепла затронули в два раза больше жилых домов, чем годом ранее. Прогноз на нынешнюю зиму также неутешительный. Как говорит министр строительства Ирек Файзуллин, «износ сетей очень высокий, никто не гарантирует, что мы обойдемся без потерь тепла и воды, зима — сложный процесс».

«Вот я — ИТР на пенсии и не нужна никому»

Во втором подъезде «отмороженного» дома, как его прозвали люди, живет пенсионерка Екатерина Любина. Судя по всему, когда-то это был парадный вход: наверх ведет черная кованая лестница. Лестничная площадка застелена старыми коврами.

В длинном коридоре коммуналки абсолютно темно. Помещение похоже на лабиринт: проход петляет, под ногами неожиданно возникают маленькие ступеньки, идущие то вниз, то вверх. Отперев несколько дверей, каждая из которых ведет в новый маленький коридорчик, Екатерина Игоревна объявляет: «Вот мои хоромы». Две комнатушки общей площадью меньше 18 метров.

На полке в первой комнате блестят золотистыми окладами маленькие иконы. Обои вокруг посерели от сырости. В 2015 году в доме провели капитальный ремонт крыши. Как говорит Екатерина Игоревна, «сняли старый шифер и на прогнившие балки положили якобы металл, на самом деле — фольгу». Проблемы начались в первую же осень. 

— Раньше на этом месте стояла кровать сына. Как-то ночью он кричит: «Мама, с потолка капает». С тех пор и дождь, и снег — все у нас в квартире, — вздыхает жительница дома. 

По ее словам, вода сочится прямо по стене: ни ведро, ни таз не подставишь. Все стекает под пол и к соседям на первый этаж.

В квартирке сумрачно. Чтобы остатки тепла не выдувало сквозь рассохшиеся деревянные рамы, хозяйка на зиму затягивает окна пленкой.

Почти всю вторую комнатушку занимает книжный шкаф. Полки тесно уставлены книгами советских годов издания. 

— Я любитель читать, — улыбается Екатерина Игоревна. — В основном исторические вещи. Сейчас новые книги мне не по карману. Это осталось еще с прежних времен.

По образованию собеседница — техник-технолог станков с числовым управлением. Работала на саратовском авиационном заводе, выпускавшем самолеты Як. В 1980-х там трудились 30 тысяч горожан. Цеха, лаборатории, испытательный аэродром занимали гигантскую территорию. 

— Я работала во втором цехе. Если утром уходила к инженерам в заводоуправление, то возвращалась только к обеду — так далеко нужно было идти. Со временем между цехами даже запустили троллейбус, — вспоминает собеседница.

Завод обанкротился и закрылся в 2012 году. Екатерина Игоревна уволилась задолго до этого: с разницей в два года родились сыновья, часто болели, «кто меня будет на заводе терпеть». Пошла в садик нянечкой, потом воспитателем.

В дом на Лермонтова семья Любиных переехала в 1987 году. 

— В райкоме сказали, что коммуналку не сегодня-завтра снесут и всем дадут новые квартиры. Здесь был чудесный дворик: песочница, качельки, теннисный стол, дедушки и папы сделали их своими руками. В арке стояли ворота, и чужие к нам не ходили. На лавочке всегда сидели бабушки-соседки. Говорили мне: поставь, Катя, коляску во двор, мы покачаем, а ты делай свои дела. Под окнами тети Веры — она умерла давно — ставили стол, выносили самовар, — наморщив лоб, женщина припоминает счастливые времена, но ее улыбка быстро гаснет:

— Эта атмосфера давно испарилась. Люди поумирали, поуезжали. А те, кто остались… Вот вы не замечали? Если идете мимо нового красивого дома — там и жильцы нормальные. А у нас дом скрюченный, злой, несчастный, и люди в нем такие же.

По ее словам, за 39 лет здание не видело ремонта, кроме той самой замены крыши, после которой с потолка лилась вода. 

Любина живет здесь по договору соцнайма. По закону если дом признают аварийным, муниципалитет должен предоставить ей равноценное жилое помещение. Вместо этого пока Екатерине Игоревне предложили переехать в так называемый маневренный фонд — общежитие с общей кухней на восемь семей на окраине города. Екатерина отказалась, не захотела «на старости лет переселяться к тараканам и клопам».  

Читайте также. «Мы тут временно — навсегда?». Истории людей из рязанского общежития маневренного фонда, которых заселили туда «на время» — 10–20 лет назад

После двухдневного отключения электричества Екатерина Игоревна переехала на съемную квартиру, но не знает, хватит ли денег, чтобы прожить в тепле до конца зимы. Пенсия —16 тысяч. Десять нужно отдать за квартиру, на оставшиеся шесть как-то жить. 

Ждать помощи пенсионерке неоткуда. Один из ее сыновей умер от ковида, второй стал жертвой убийства. 

— Сейчас по телевизору говорят: молодежь, не идите в курьеры, а идите в «итээры». А что потом? Вот я — ИТР, инженерно-технический работник, да еще и педагог, всю жизнь честно работала, а теперь не нужна никому.

«Пережить можно»

Долго стучим в квартиру Марины Кузнецовой. Марине Васильевне 85 лет. Слышит она с трудом и ходит не быстро.

— А я вот крупу перебирала, — говорит она, убирая со стола банку и тарелку с гречкой. — Люблю кропотливую работу, чтобы нужно было повозиться.

Две узкие комнатки тесно заставлены мебелью. Справа — полированная советская «стенка», слева — черная печка-буржуйка и кровать. Над ней прибит красно-зеленый половик, тоже советских времен. На прикроватном столике — новенький дачный фонарик на батарейках, «Народный фронт» подарил его пенсионерке во время недавнего отключения электричества.

В комнате холодно. Марина Васильевна одета сразу и в вишневый свитер, и в черно-белую шерстяную кофту. 

В доме на Лермонтова она провела всю жизнь. Отец Марины, по ее словам, служил в ЧК. Затем был прорабом на особо важных объектах — например, строил в Саратове здания погранучилища. Мама была делопроизводителем в суде. Супруги вырастили двоих кровных детей, дочь и сына. Сын в 1940 году поступил в Новосибирское пехотное училище, а в 1941-м молоденький лейтенант оказался на фронте. 

— Он не верил, что вернется живым. В письме попросил родителей: возьмите вместо меня мальчика из детдома. Мать рассудила: парень когда-нибудь женится и уйдет, а девочки всегда тянутся к маме, — и взяли меня, — рассказывает Марина Васильевна то, что знает со слов матери.

Брат она так и не увидела. Капитан Анатолий Плотников погиб в Новгородской области в феврале 1944 года, не дожив двух месяцев до 23-летия. День рождения Марине Кузнецовой записали в его честь — 12 апреля. Когда настоящий, она не знает. Приемных родителей о происхождении не расспрашивала, думая, что это может их обидеть. Уже взрослая, пыталась выяснить что-нибудь о кровной семье и месте своего рождения, но в архиве ответили, что документы сгорели. Узнала лишь возраст удочерения — три года. 

О детдоме «Красный городок» в бывших помещениях Крестовоздвиженского монастыря тоже ничего не помнит. Судя по информации из открытых источников, он напоминал «республику ШкИД»: по утрам сироты учились в школе, днем работали в мастерских, ухаживали за огородом, садом и небольшой фермой. Так же, как в ШкИДе, здесь действовал орган ученического самоуправления, выпускались газеты, работала радиостанция и театр. «Красный городок» считался образцово-показательным сиротским учреждением — правда, только на фоне других саратовских детдомов. Из-за недостаточного питания многие воспитанники «городка» страдали малокровием. Зимой не все могли гулять, так как не хватало пальто. Многие были не обеспечены обувью, недоставало одеял. Простыней и матрацев не было совсем. 

Почти 40 лет Кузнецова проработала чертежницей на предприятии, где выпускали географические карты. 

— Весь СССР чертила! — с гордостью вспоминает она. 

Но вживую почти ничего, кроме Саратова, не видела. Лишь однажды по «горелой путевке», как выражается, выбралась в Сочи. Во время поездки напугали разные сложности: на вокзальных кассах висели таблички «Билетов нет», проводники предлагали места в вагоне втридорога… После этого она решила больше никуда не ездить.

В коммуналке на Лермонтова жила сначала с родителями, после их смерти — с мужем. Однажды пошли в исполком и спросили, сколько нужно стоять в очереди на «квартиру с удобствами». Им ответили: 25 лет. Больше не обращались.

Собеседница давно овдовела, но живет в тех же комнатках, теперь с сыном. Он подсобный рабочий на заводе, весь его заработок уходит на продукты, а пенсия Марины Васильевны — на лекарства. После операции по удалению катаракты ей нужны офтальмологические препараты, таблетки от давления, последнее время еще и ноги стали опухать.

Пенсионерка говорит, что к жизни без удобств приспособилась. Готовит еду на электроплитке. Правда, пробки в квартире часто выбивает, а еще мясо слишком долго варится, поэтому берут тушенку, она быстрее готовится. Моется в «здоровенном тазу» прямо в своей комнате: обливается водой, согретой в электрочайнике, а потом ложится в постель с грелкой. Использовать для этого общую ванну смысла нет — она без обогревателя, а тащить туда ведро кипятка и перелезать через высокий бортик пенсионерке тяжело.

— Вы только не пишите лишнего, — просит Марина Васильевна на прощание. — Будет хлеб, соль, вода — и все пережить можно. Мне от власти ничего не надо. Я не хочу никого беспокоить. 

Сэкономить на трущобах

В марте 2024 года межведомственная комиссия признала дом на Лермонтова аварийным. В действующую программу расселения он не попал, так как туда входят здания, признанные аварийными до 2022 года.

По словам Путина, за 16 лет (столько в России действуют программы по борьбе с трущобами) в новое жилье переехали 1,7 миллиона человек. Сейчас в аварийном реестре числится 59 тысяч многоквартирных домов, это 6,3 % российского жилья. Больше всего «авариек» — в Якутии, Ханты-Мансийском автономном округе, Архангельской области и Карелии. В 88,5 процентах домов, уже получивших аварийный статус, продолжают жить люди. Это примерно 1,3 миллиона россиян.

Осенью 2024 года правительство РФ ужесточило правила признания дома аварийным. Теперь здания нужно обследовать по специальному ГОСТУ, проводить инженерные расчеты устойчивости несущих конструкций. Как отмечает президент фонда «Институт экономики города» Надежда Косарева, «более детальное обследование потребует больших затрат местных бюджетов, что на практике может замедлить процесс признания домов аварийными». В Минстрое не скрывают, что главная цель нововведения — «снижение объемов аварийного фонда». Как поясняет гендиректор Фонда развития территорий Ильшат Шагиахметов, по старым правилам в России находили слишком много непригодных для жизни домов, расселение стране не по карману: «Если ничего не менять в подходах к программе, то нам нужно найти где-то 2,5 триллиона рублей. В условиях ограниченных ресурсов это довольно сложная задача».

Подготовлены также поправки в Жилищный кодекс, меняющие правила расселения «аварийников». Обитатели трущоб, которые владеют или в течение пяти лет до признания дома аварийным владели еще каким-нибудь жильем, больше не смогут получить новую квартиру взамен снесенной. Для них предусмотрена денежная компенсация, рассчитанная по стоимости доли земельного участка под аварийным домом, за вычетом затрат на снос. «Для собственников квартир в невысоких домах это будут неподъемные суммы», — полагают депутаты Госдумы Александр Аксененко и Сергей Миронов, имея в виду затраты на снос, после вычета которых человек не получит на руки почти ничего. Депутаты обратились в правительство с просьбой пересмотреть предложения Минстроя. Они считают, что нарушается «принцип социальной справедливости, потому что чаще всего причиной аварийного состояния дома является бездействие управляющих компаний и несвоевременный капитальный ремонт».

Жильцам «авариек», не имеющих другого жилья, дадут новые квартиры. Но как говорилось во время публичного обсуждения проекта поправок, переселенцы обязаны добавить своих денег, если новая площадь окажется больше старой. «Например, если у человека была квартира 30 квадратных, а у местных властей есть только жилье в 35 метров, то за „лишние“ пять „квадратов“ придется доплатить», — объясняет юрист Валерия Дозорова.

Эксперты считают, что поправки в ЖК направлены на экономию бюджета: по оценке президента «Института экономики города» Надежды Косаревой, «для программы расселения аварийных домов на установленных условиях требуются неподъемные бюджетные средства».

В 2025 году на борьбу с трущобами в федеральном бюджете отведено 154 миллиарда рублей. Сопоставимая сумма —152 миллиарда — будет направлена на восстановление коммунальной инфраструктуры и жилья в четырех так называемых «новых регионах», разрушенных войной.