Белая армия, красный террор
Жизнь и судьба писателя Владимира Зазубрина
130 лет назад родился писатель Владимир Зазубрин, автор повести «Щепка», посвященной «красному террору» и его исполнителям-чекистам. Повесть начинается со сцены расстрела в подвале губернской «чрезвычайной комиссии». Подробно описаны забрызганные кровью стены, палачи со стеклянными глазами и их жертвы, которых заставляют раздеваться перед казнью.
Белые сырые туши мяса рухнули на пол. Чекисты с дымящимися револьверами быстро отбежали назад и сейчас же щелкнули курками. У расстрелянных в судорогах дергались ноги. В. Зазубрин «Щепка»
Книга была написана по горячим следам Гражданской войны, в 1923 году. Ни одно советское издательство не решилось опубликовать жуткую повесть о бойне, где работают любящие свое дело мясники. Их начальник придумывает идеальные машины массового уничтожения, которые буквально перемалывают людей в фарш, потом сходит с ума и кидается на зеркало с топором.
Впервые «Щепку» напечатали на закате советской власти, в конце 1980-х, через полвека после того, как её автор погиб в застенках НКВД, как участник мифической «контрреволюционной диверсионно-террористической группы».
Впрочем, в биографии Зазубрина есть за что зацепиться, как следователю, так и исследователю. До революции писатель был двойным агентом, якобы внедренным большевистским подпольем в жандармское управление. Во время Гражданской войны служил в колчаковской армии, но перешел на сторону красных, когда режим «Верховного правителя России» зашатался. В двадцатые годы симпатизировал Троцкому и не любил Сталина.
Любой из этих эпизодов тянул на высшую меру в 1937 году.
Свой человек в Охранке
Зазубрин — это творческий псевдоним. Будущий писатель родился 25 мая 1895 года в Пензе, в семье железнодорожника Якова Зубцова. Среди железнодорожных рабочих уже тогда было немало социалистов. С годами их становилось только больше. В феврале 1917 забастовка на железной дороге помешала царскому поезду добраться до Петербурга. В результате российское самодержавие пало на станции Дно, где Николай II подписал отречение от престола.
Но в 1895 году до драматического финала было ещё далеко. Последний император России только взошел на престол. Народовольческий террор остался в прошлом, побежденный полицейскими методами. Бомбисты и экспроприаторы из партии социал-революционеров ещё не заняли историческую арену. Время было относительно мирным, и власть не особо свирепствовала.
Молодой юрист Владимир Ульянов только что посетил в Швейцарии эмигранта Плеханова и получил от него благословение на создание «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Через пару лет за участие в этой организации Ульянов (ещё не Ленин) будет сослан на три года в сибирское село Шушенское.
Кровавый царский режим разрешил его боевой подруге Крупской ехать с ним в ссылку, при условии, что молодые революционеры обвенчаются в церкви, как законопослушные граждане. Что они и сделали. В Шушенском было хорошо: природа, охота (ружье выписано из Бельгии), визиты друзей, активная переписка с заграницей, чтение Маркса, работа над революционными статьями. В целом, это больше напоминало писательскую резиденцию, чем каторгу и ссылку.
В 1900 году прямо из Сибири, Ульянов с женой уезжают за границу, где и проживают до 1917 года, если не считать пары конспиративных визитов в Петербург во время первой русской революции. Впрочем, эти визиты могли быть выдуманы позднее советскими биографами Ленина.
Что известно точно, так это то, что Ленин был кровожаден. Из безопасного Стокгольма он требовал от российского пролетариата активнее браться за оружие в 1905 году. Десять лет спустя призывал солдат Российской армии дезертировать, убивать своих офицеров и брататься с солдатами противниками.
Ленин хотел, чтобы «плохая» империалистическая война переросла в «хорошую» Гражданскую. Резня и кровопролитие внутри России должны были удобрить почву для Советской власти.
Самое удивительное, что все так и произошло, по ленинскому сценарию. Именно такое развитие событий стало возможно благодаря энтузиазму и преданности «делу Ленина» молодых революционеров, которые (в отличие от своего вождя) действительно рисковали свободой и жизнью.
Владимир Зубцов был одним из них.
Впервые он увлекся антиправительственной деятельностью, обучаясь в Сызранской гимназии, где с 1912 года издавал подпольную марксистскую газету «Отголоски». Конечно, до поры до времени «подпольную», потому что шансов не попасться не было никаких. Жандармы бдительно отслеживали и пресекали попытки производства нелегальной литературы. Примерно, как сейчас сотрудники ФСБ сидят «ВКонтакте» и заводят уголовные дела за комментарии и лайки, так же и их предшественники из Третьего отделения видели свою главную задачу в истреблении крамолы печатного слова.
Первая ходка у будущего писателя получилась короткой, всего три месяца, но из гимназии его вышибли.
Дальше следует весьма странный эпизод биографии. Зазубрин (по документам ещё Зубцов) обучается в реальном училище и водит дружбу с местными большевиками, которые устраивают его на работу… в Охранку. В одном из очерков о писателе сообщается, что «Сызранский комитет РСДРП (б), настороженный частыми арестами своих товарищей, направил В. Зубцова «на работу» в охранку для того, чтобы предотвратить дальнейшие провалы. И вплоть до марта 1917 года, выполняя директиву комитета, В. Зубцов прослужил в жандармском отделении».
Звучит дико. Примерно, как если бы штаб Навального «направил» кого-нибудь на работу в «Центр Э», чтобы получать самую точную информацию о готовящихся акциях против «несистемной оппозиции».
Впрочем, российские революционная деятельность и деятельность Охранки издавна переплетались самым причудливым образом. Народоволец Николай Клеточников из предыдущего поколения российских революционеров, реально по заданию товарищей устроился в Третье Отделение и информировал соратников о планах Охранки, был осужден и погиб в тюрьме.
Хотя, конечно, более частыми были другие истории, когда завербованные Охранкой революционеры сдавали своих товарищей. Иногда при этом делая завидную революционную карьеру. Самые известные кейсы: глава Боевой организации эсеров Евно Азеф и товарищ Зубцова по большевистской партии, глава большевистской фракции в IV Думе Роман Малиновский.
Как уж там в реальности было с Владимиром Зубцовым, который незадолго до своего трудоустройства в Охранку отсидел в одиночке? Можно сказать определенно только то, что товарищи по партии сразу после революции службу в Охранке в вину ему не вменили.
После Февральской революции Третье отделение было упразднено, а Владимир Зубцов отправился по Сызранской губернии в качестве большевистского агитатора собирать деньги на издание рабочей газеты. Этот краудфандинг заканчивается очередным арестом.
Но уже через несколько месяцев, в августе 1917-го следы большевика Зубцова обнаруживаются в юнкерском училище города Павлова под Петроградом. Неизвестно, принимал ли юнкер участие в защите Зимнего дворца. Эта страница в его биографии отсутствует. Но в 1918 году будущий писатель уже находится в Сибири, обучаясь в Оренбургском военном училище, эвакуированном в Иркутск.
Провинциальный рай в Канске
Все это время он пишет рассказы и статьи, пробует себя в литературе и публицистике. Новейшая история предоставляет ему невероятный жизненный материал. «Впрочем, кто же не переживал невероятных приключений во время гражданской войны?» — говорит герой «Театрального романа».
Вот и прапорщик Сибирской армии Владимир Зубцов, окончив военное училище летом 1919 года, пускается во все тяжкие, изменяет присяге, данной Верховному правителю России Колчаку, и переходит к красным партизанам со своим взводом и артиллерийским орудием. Эта пушка и этот партизанский отряд через несколько лет появятся в первом сибирском блокбастере «Красный газ», сценарий которого напишет Владимир Зазубрин. Фамилию Зубцов он больше не использует.
Поздней осенью 1919 года партизаны захватывают город Канск Енисейской губернии. В этом городе, собственно, и появляется на свет писатель Зазубрин. Появляется благодаря любви и тифу.
Командование определило «красного партизана Зубцова» на постой в дом Теряевых, где обитала исключительно женская семья: мать Анна Романовна и шесть её дочерей. Причем трое старших были учительницами литературы. Более того, они устраивали у себя литературный кружок с разбором книжных новинок. Это было что-то вроде провинциального рая для начинающего писателя.
А когда молодой человек заболел тифом, его выходила Варвара Теряева, которая вскоре вышла за него замуж и прожила с ним до самого ареста осенью 1937 года.
Но в начале двадцатых казалось, что Владимир и Варвара вытянули счастливый билет в светлое будущее. В доме Теряевых, меньше чем за два года, Зазубрин написал свои главные книги — «Два мира» и «Щепку».
Если читать их встык, сразу замечаешь перемены в мировоззрении автора. По первому, написанному по свежим следам Гражданской, очень заметно, из какого окопа пишет автор. Образы «белых» и особенно «интервентов» зачастую карикатурны. Автор изображает солдат и офицеров колчаковской армии безжалостными чудовищами, которые терроризируют захваченную деревню, насилуют женщин, расстреливают мужчин, пьют и грабят.
«По улице свистели пули, хлопали выстрелы. Солдаты по малейшему подозрению стреляли в первого встречного. В домах плакали женщины, трещали разламываемые сундуки, скрипели засовы амбаров и кладовок. Победители расправлялись. К Орлову через каждые десять—пятнадцать минут приводили арестованных, заподозренных в большевизме. Полковник сильно охмелел. Разбираться долго ему не хотелось. После двух—трех вопросов он свирепо таращил пьяные глаза, рычал: — Большевики, мерзавцы! Отправить их в Москву! Арестованных выводили на двор и, быстро раздевая, рубили шашками». В. Зазубрин. «Два мира»
Идеологический смысл романа четко прочитывается, например, в таком пассаже:
«Может быть, не все шли охотно в бой, может быть, даже коммунисты, но каждый чувствовал на себе тяжесть силы, огромной, давящей, толкающей вперед робкие ноги, силы всего многомиллионного коллектива, проснувшегося, поднявшегося на борьбу пролетариата, силы всех угнетенных и эксплуатируемых масс. Огромное, неумолимое поступательное движение колосса коллектива втягивало в крутящийся водоворот борьбы не только золото и драгоценные камни, но и щебень, и мусор, грозя раздавить изменников и малодушных». В. Зазубрин. «Два мира»
В «Щепке» же этого восхищенья «тяжестью силы многомиллионного коллектива» уже не заметишь. Родившаяся из разговоров автора с сотрудниками ЧК повесть откровенно и достоверно передает самую суть красного террора:
«Во Франции были гильотина, публичные казни. У нас подвал. Казнь негласная. Публичные казни окружают смерть преступника, даже самого грозного, ореолом мученичества, героизма. Публичные казни агитируют, дают нравственную силу врагу. Публичные казни оставляют родственникам и близким труп, могилу, последние слова, последнюю волю, точную дату смерти. Казненный как бы не уничтожается совсем. Казнь негласная, в подвале, без всяких внешних эффектов, без объявления приговора, внезапная, действует на врагов подавляюще. Огромная, беспощадная, всевидящая машина неожиданно хватает свои жертвы и перемалывает, как в мясорубке. После казни нет точного дня смерти, нет последних слов, нет трупа, нет даже могилы. Пустота. Враг уничтожен совершенно». В. Зазубрин. «Щепка»
«Щепка» предполагалась к изданию в 1923-м, известный литературный критик той поры Валериан Правдухин (расстрелянный, как и Зазубрин десятилетием с небольшим спустя) даже написал уже предисловие к публикации. Однако света она в те годы так и не увидела. Разрешена к печати «Щепка» была лишь при Горбачеве.
А вот «Два мира», по свидетельству Горького, очень понравились Ленину. «Очень страшная, жуткая книга; конечно, не роман, но хорошая, нужная книга», — якобы сказал вождь. После этого писатель Зазубрин пошел в гору. «Хорошую нужную книгу» вслух читали в воинских частях и рабочих клубах, читали на партсобраниях и заводах. Всё потому, что Ленин одобрил!
Ленин в роли Колчака
На волне успеха Владимир Зазубрин с женой переезжают в Новониколаевск, который вот-вот станет Новосибирском. Из столицы советской Сибири огромным краем правит сначала красный поляк Косиор, потом красный латыш Эйхе.
В СССР почти все было красным, от галстуков до гробов. Новый быт приобрел кумачовые оттенки.
Обыватели носили галоши «Красный треугольник», праздновали «красную Пасху», курили папиросы «Красный богатырь», ходили в кино на «Красных дьяволят». Неудивительно, что первый игровой фильм, снятый в советской Сибири и посвященный пятилетию победы над Колчаком, получил название «Красный газ».
Кадры из фильма «Красный газ»
Режиссер Иван Калабухов и сценарист Владимир Зазубрин придумали этот образ, чтобы выразить тотальность коммунистической идеи. Летучее вещество, проникающее повсюду, достигает каждого уголка страны. Для своих этот газ — веселящий, для врагов — смертельный.
После Первой мировой войны применение отравляющих веществ стало актуальной темой современного искусства. В фильме «Арсенал» (режиссер — Александр Довженко) немецкий солдат, отравленный газом, умирает смеясь, и это производит страшное впечатление. В драме «Обломок империи» (1928 г.) герою, лежащему на поле боя, мерещится распятый Христос, чей лик скрыт противогазом.
В фильме «Красный газ» нет ни хлора, ни иприта, ничего апокалиптического. Герои картины — рядовые борцы за власть Советов. Арестованные колчаковской контрразведкой, они поднимают бунт, захватывают на Оби пароход и бьют белогвардейцев, объединившись с партизанским отрядом, вооруженным самодельной деревянной пушкой.
Незамысловатый приключенческий сюжет плюс обязательная идеологическая нагрузка. В одной из сцен с борта парохода, словно облако, разлетаются большевистские листовки. Это и есть, по замыслу авторов, непобедимое оружие массового поражения — красный газ.
Говорят, что идея фильма принадлежала самому Станиславу Косиору, всемогущему правителю Сибири в 1922-1924 гг. По сути, Косиор выступил продюсером фильма. Он определил тему — победа над Колчаком, выбрал сценариста — кто же не слышал про Владимира Зазубрина, чья книга понравилась самому Ильичу!
Всем сибирским учреждениям было приказано выполнять все пожелания киношников. Когда в железнодорожном депо снимали сцену забастовки, то работа железной дороги на участке действительно останавливалась.
В полное распоряжение киногруппы поступил речной пароход, на борту которого была сделана надпись «Адмирал Колчак». Когда пароход причалил к пристани уездного города Бердска, местная милиция схватилась за оружие, а недобитые контрреволюционеры приготовили иконы и хлеб-соль для встречи освободителей.
Почти все в этом фильме было настоящее. В роли колчаковского офицера снимался колчаковский офицер Георгий Пожарницкий. Сам Александр Колчак, по известным причинам, не мог принять участия в съемках, поэтому его роль исполнил актер Малого театра… Михаил Ленин, в миру Михаил Францевич Игнатюк.
Никакого прогиба перед новой властью тут не было. Под этим псевдонимом Игнатюк выступал на сцене театра Корша задолго до 1917 года.
Актер, кстати, в отличие от расстрелянных позже автора идеи фильма Косиора, сценариста Зазубрина и отмотавшего десять лет в лагерях режиссера Калабухова, благополучно пережил Большой террор. Какая «тройка» осмелится осудить Ленина?
«Красный газ» был фильмом-легендой от начала до конца. В монтаже принял участие Сергей Эйзенштейн, которого заинтересовал наивный, но экзотический сибирский материал.
И публика, и критика приняли фильм «на ура». Огромные кассовые сборы и хвалебные рецензии в столичной прессе казались верными признаками рождения сибирского кинематографа.
А потом все внезапно закончилось. «Газовая атака» прекратилась. Это произошло в 1927 году, когда Сталин победил Троцкого и отправил его для начала в алматинскую ссылку.
Казалось бы, какая связь? Да очень просто. В конце фильма главная героиня произносит монолог, стоя на трибуне под портретами вождей революции, Ленина и Троцкого. Сцена была финальной, монолог ключевым — вырезать невозможно. Поэтому картину сняли с проката.
Харизматичный оратор Троцкий для многих советских интеллигентов двадцатых годов выглядел гораздо привлекательнее, чем скучный рябой администратор Сталин. И многие за это поплатились. В том числе Зазубрин.
В год падения Троцкого и первого торжества сталинизма, он написал для журнала «Сибирские огни» колонку, где были такие слова: «день сегодняшний — день мелководный, день мелких расчетов».
Все, кому надо, поняли, на какие расчеты намекает писатель. Всего через полгода Зазубрин полетел с поста литературного редактора «Сибогней», а затем — из партии. Его произведения разгромили на заседании бюро Сибкрайкома ВКП(б):
«В повестях «Бледная правда» и «Общежитие» В. Зазубрин изобразил мещанский быт, как непобедимую силу, способную погубить людей, героически сражавшихся во время гражданской войны. Жизнь советских людей в условиях нэпа, если судить по этим произведениям, это — сплетение низменных, грязных пороков капиталистического общества. Белогвардейская эмигрантская печать не замедлила использовать повесть «Общежитие» для клеветы на Советскую власть. Чуждые идейные влияния в повести «Бледная правда» проявились также и в утверждении, что „революция — стихия. Революция — мощный, мутный, творящий и разрушающий поток. Человек в нем — щепка“».
Любимец Горького
Было ясно, что в Сибири писателю больше ничего не светит в плане литературной и журналистской карьеры. К счастью для Зазубрина, его книги нравились не только покойному Ленину, но и здравствующему Горькому, который был непререкаемым авторитетом того времени.
С помощью Горького Сталин планировал создать некий синтез литературы и пропаганды, который вскоре стал широко известен под именем «социалистического реализма». Для продвижения идей соцреализма Горький придумал множество газет, журналов и книжных серий. Некоторые из них до сих пор существуют, например, «Жизнь замечательных людей», «Литературная газета» и «Литературная учеба». Другие прочно забыты, как журнал «Наши достижения» или «Колхозник».
Горький предложил Зазубрину стать главным редактором «Колхозника». Никто не посмел спорить с великим пролетарским писателем, который по личному приглашению Сталина посетил Советский Союз в 1928 году. Благодаря покровительству Горького Зазубрин смог переехать в Москву, получить одну из первых писательских дач в Переделкино и возглавить толстый журнал.
Казалось, что увлечение Троцким сошло ему с рук. Более того, Зазубрин написал «Горы» — роман о коллективизации на Алтае, в котором изобразил божественного Сталина, вершителя судеб мира.
«На трибуну пятнадцатого съезда вышел сухощавый, выше среднего роста человек. На нем — защитный френч, серые штаны и сапоги. На голове у него — нетронутые временем черные пряди волос. Концы усов опущены книзу. Глаза темны и суровы. Лицо в свете юпитеров — бледно. Его слушала вся страна и миллионы за рубежом. Он ни разу не повысил голоса, не сделал ни одного резкого движения. Он был спокоен. Он видел, как в обвалах войн и революций, точно в первозданном хаосе, шли горнообразовательные процессы, возникали материки нового мира». В. Зазубрин. «Горы»
Видит Бог, писатель изо всех сил старался вписаться в свою эпоху. Но у него не получилось. «Горы» не понравились Сталину. Дни Зазубрина были сочтены. Его не трогали, пока был жив Горький. Но Алексею Максимовичу тоже недолго оставалось. Сталин точно знал — сколько.
Последний арест
В сентябре 1937 года у дома Зазубриных в Переделкино остановилась машина, из которой вышло двое вооруженных людей. Много лет спустя племянница писателя Лидия вспоминала о том, как они вежливо поприветствовали Владимира Яковлевича и «пригласили» его сесть в машину.
«Бабушка сразу в обморок. Он к ней подошел, любил ее очень. А когда она пришла в себя, сказал: „Мама, это недоразумение. Я вернусь“. Один из этих, вооруженных, говорит: „Возьмите с собой пальто“. Он ответил: „Ни в коем случае. Брать не буду“, — и ушел. И больше я его не видела». — рассказала Лидия Зиединня журналисту «Сибирских огней» Владимиру Яранцеву.
Он так и ушел в вечность, без пальто. 28 сентября 1937 года Зазубрин оказался на бойне, которую описал в «Щепке». Говорят, что он сам боялся этого своего произведения, уж очень прозорливо было им увидено ближайшее будущее человечества:
«В будущем «просвещенное» человеческое общество будет освобождаться от лишних или преступных членов с помощью газов, кислот, электричества, смертоносных бактерий. Тогда не будет подвалов и «кровожадных» чекистов. Господа ученые, с ученым видом, совершенно бесстрашно будут погружать живых людей в огромные колбы, реторты и с помощью всевозможных соединений, реакций, перегонок начнут обращать их в ваксу и вазелин, в смазочное масло».
В.Зазубрин «Щепка»
