«Называли нас предателями, брали помощь, а потом возвращались и требовали еще»
Бывший глава штаба Надеждина Виктор Чеботарёв во время весеннего наводнения в Оренбургской области занимался волонтерским сбором и доставкой гуманитарной помощи пострадавшим. Так эффективно, что администрация города стала перенаправлять нуждающихся к активистам. Виктор столкнулся с угрозами и пережил нападения, которые связывает со своей позицией. Но продолжает участвовать в гуманитарных проектах и чувствует себя на своем месте.
— Я переехал в Россию из Актюбинской области Казахстана. Долго придерживался нейтральных взглядов, просто жил своей жизнью. Но чувство справедливости и повышенная эмпатия взяли верх. После 24 февраля 2022 года я сразу понял, какая жесть происходит. Старался абстрагироваться. У меня была хорошая работа в зарубежной нефтегазовой компании. В командировках я смотрел Каца и все больше погружался в действительность, которую начал ненавидеть всем сердцем.
Родители живут за границей. Сначала придерживались нейтралитета, но сейчас их мнение изменилось. Они настроены против происходящего и гордятся тем, чем я занимаюсь. Из своего окружения я вычеркнул всех людей, кто согласен с ситуацией и кого я не смог переубедить.
В России работа в штабе Надеждина стала первым проявлением моего политического активизма. Наш штаб работал на волонтерских началах: мы не получали деньги за подписи, а, наоборот, вкладывали свои, чтобы штаб функционировал (за исключением нотариалок, подписных листов и прочих моментов, которые по закону оплачиваются с избирательного счета).
Штаб в нашем городе открылся благодаря региональному отделению партии «Гражданская инициатива» города Уфа. Я приехал оставить подпись и остался в качестве волонтера. Потом официально зарегистрировался сборщиком подписей и решил обходить по квартирам тех, кто не мог самостоятельно приехать.
Я был очень замотивирован, и вскоре мне предложили возглавить штаб. В сборе подписей было задействовано более 40 волонтеров не только в Оренбурге, но и в области. Для меня было важно объединить людей и создать ячейку единомышленников. Нам помогала партия «Яблоко» — приглашали на «Вечера писем политзаключенным», передавали свой политический опыт.
Я сомневался в том, что власть в России еще может смениться демократическим путем, но не думал, что оппоненту нарисуют такой огромный процент.
«Этот проект был своего рода протест»
— Наводнения никто не ожидал. Люди верили, что им помогут. Но нас бросили в беде наедине со своими проблемами. Многие видели видео разговора с нашим губернатором: «Телефоны уберите, не снимайте!» Вот и в остальном все было так же.
Рядовой, сержантский, младший офицерский состав МЧС в большинстве случаев проявили себя достойно — они действительно помогали, это запечатлено и независимыми журналистами. Но бывали случаи, когда люди сутками жили в затопленном доме и выбирались сами, так и не дождавшись помощи. Мы своими глазами видели эту катастрофу — кругом все тонет, а гусеничная техника, на которой красовался генерал МЧС, стоит без дела три дня. Потом она вовсе пропала.
Трагедии сплачивают простых людей лучше, чем хорошие поводы. Мы все объединились. Ко многим пришло осознание, что мы хорошо справляемся сами. Из-за этого и вспыхнул стихийный митинг в Орске.
Центр гуманитарной помощи пострадавшим открылся благодаря активистам и оппозиционным политикам. Я искренне хотел помочь и обратился к региональным отделениям всех партий, кроме «Единой России» и «Справедливой России». Но всем было плевать. Откликнулось только «Яблоко» — предоставили помещение.
В первый же день со мной связались Борис Надеждин и Дмитрий Кисиев, предложили помощь, открыли сбор средств. Мы собрали около 700 тысяч рублей и более 5 тонн грузов от неравнодушных людей со всей России. Особенно помогли уфимский и московский штабы Надеждина, Павел Сычев из Воронежа, активисты из петербургского отделения «Гражданской инициативы» и даже те, кто вынужден был покинуть страну.
Трудности начались быстро. Это был мой первый крупный гуманитарный проект. К нам обращалось много людей с противоположными политическими взглядами — думали, что нас спонсирует государство, а мы все разворовываем. Были те, кто называл нас предателями, иноагентами и врагами, спокойно брал помощь и уходил, а потом возвращался и требовал еще. Мы же каждую покупку и каждый шаг фиксировали и выкладывали в группы и чаты. Этот проект был своего рода протест — мы многим открыли глаза на происходящее.
Первые дни про нас знало мало людей, центр пустовал. Никто не хотел размещать информацию о нас бесплатно. Потом заработало сарафанное радио, и моя супруга с волонтеркой заспамили везде информацию о нас. На следующий день центр был полон — оказалось, людям давали наш адрес в администрации с комментарием: «У нас там центр помощи». К нам начали перенаправлять и тех, кто в помощи не нуждался, просто хотел поживиться. Пришлось собирать доказательства, что человек действительно пострадал.
«Он напал на меня — ударил и порезал лицо ключами»
— Нас часто не пускали в пункты временного размещения поговорить с пострадавшими. Не хотелось передавать третьим лицам то, что люди нам вверили. Старались привлечь внимание к проблеме, давали интервью всем: немецкому телеканалу ZDF, польскому телевидению, оппозиционным телеграм-каналам. Нас снова выставили предателями за «общение с Западом». «Яблоку» пришло предупреждение с требованием прекратить контакты с западными журналистами, иначе сообщат в минюст.
Во время работы центра на меня было совершено два нападения. Первое — со стороны участника проекта, бывшего участника боевых действий на востоке Украины в 2014 году. Он занимался доставкой гуманитарных грузов. Моя позиция ему не нравилась изначально. Однажды он исчез с частью вещей. Я поехал их забрать, и с порога он напал — ударил и порезал лицо ключами. Удалось его обезоружить и успокоить. Полиция так и не приехала, участковый только позвонил через несколько часов, спросить: «Как дела?»
Второе нападение произошло по пути в центр помощи на оживленной улице. Выглядело как хулиганское, но я понимаю, что в такое время без причины никто ни на кого не нападает. Когда я пригрозил вызвать полицию, нападавший ответил: «Мне все равно, у меня тоже связи есть». Не стал принимать меры — нет веры в наших правоохранителей. Я рос в неспокойном городе, где нужно было уметь постоять за себя. Но хочется жить в стране, где нет такой необходимости.
Своим проектом мы показали бесхребетность местных властей и безразличие государства. Им явно не понравилось, что объединение оппозиционеров сделало для города намного больше, чем они: выплаты получили не все, большинство получило катастрофически маленькие суммы, и даже за эти крохи люди были вынуждены бороться и писать во все инстанции. Мне до сих пор звонят и спрашивают, оказываем ли мы еще помощь.
После окончания работы центра я получил выгорание и курс антидепрессантов.
«Страх — это база для любого оппозиционного активиста в России»
— После нападений я начал переживать за команду. Теперь работаю только над гуманитарными проектами и в одиночку. За два последних месяца принял небольшое участие в проекте помощи Курску, познакомился с крутыми ребятами. На нападавших не держу зла — мне искренне жаль этих людей, которым внушили «правильные мысли» так, что они перестали думать своей головой.
Страх — это база для любого оппозиционного активиста в России. Главное, уметь его контролировать. Я многого боюсь, но готов бороться против того, что вызывает одновременно страх и ненависть. В нашем светлом будущем я не сомневаюсь — знаю, как много у нас в стране порядочных, адекватных и небезразличных людей, готовых бороться за прекрасную Россию будущего. Когда накатывает апатия, я вспоминаю слова политика, который, к сожалению, уже мертв, особенно его крылатые фразы, и мне становится легче.
Сейчас я на своем месте. Мне нравится помогать людям и показывать, что еще не все потеряно. Активная позиция — это наш шанс на перемены. В будущем хочу свой дом, завести детей — но чтобы все это было в свободной стране, где им не придется проходить через испытания на прочность.
Я продолжаю верить в нас с вами. Теперь у меня есть друзья практически в каждой стране, куда мигрировали соотечественники после 24 февраля 2022-го. Меня греет осознание, что я простой парень из провинциального города и все равно могу вносить свой вклад. Когда ребята из моей команды начали заниматься своими проектами, я испытал гордость за них. Мы можем делать это, а ведь сколько еще в России активных людей. Вместе мы все действительно сила.
