Алекс: «Война — это крах. Обратной дороги нет»

Алекс — историк. Живет в Торонто. Эмигрировал в Канаду в детстве, вместе с семьей. Родился в СССР, по паспорту — русский, хотя в России ни разу не был, рос в Украине. Сейчас преподает в колледже, был инструктором по туризму, пишет сценарии туров по Торонто и всей Канаде, исследует, как культура — национальная или эмигрантская — влияет на отдельного человека и целые поколения. Об осознании самоидентичности, об отношении к русским в эмиграции и о том, как война повлияет на будущее новых поколений, Алекс говорит в проекте «Очевидцы».

Расскажите о себе.

— Я родился в Советском Союзе, как и много других людей. Это одна из немногих стран, в которых была графа «национальность». Моя официальная национальность шла по отцу — я русский, хотя родился в Украине. В России я даже не был никогда, у меня не было этих школьных путешествий к мавзолею Ленина, в Москву или в Питер. Я никогда не был на территории самой России. Я эмигрировал с семьёй в Канаду в 90-х. В 2000-м я получил канадский citizen. Это при том, что когда я сюда приехал и пошёл в школу, я был всего одним из двух русскоязычных во всей школе. А там около 800 человек, учившихся в Торонто. Я много лет пытался разобраться, кто я. Когда я сюда приехал в середине 90-х, если меня спрашивали: «Откуда ты?», а я говорил: «Из Украины» — «А где это такое? Я такой страны не знаю». И действительно, многие не знали. Был Советский Союз. Мне легче было просто говорить, что я из России. Тогда Канада принимала большую эмиграцию, и отец попадал под карьерную [эмиграцию]. Он повар, работал во многих ресторанах, ещё какое-то время был мясником. На данный момент я преподаю в колледже, работаю в академии. Много лет был инструктором по туризму. Я работаю с музеями, пишу сценарии о разных турах, экскурсиях по городу, по всей Канаде и по провинции. Мы смотрим на то, что такое канадская культура, что такое мигрантская культура, что такое культура для каждого человека. Мы смотрим на всё, и как это «всё» влияет на прошлое, теперешнее и будущее поколение.

Ваша жизнь как-то поменялась после 24 февраля 22 года?

— Да. Во-первых, у меня в Киеве сестра с племянниками. Когда всё это началось, мы три дня не могли до них достучаться. Они оказались в бомбоубежище, там не было электричества. Они были как раз в том районе, куда [российские] войска подошли в первые дни атаки. То есть эффект был моментальный. Я почувствовал себя объединённым сразу с целой нацией, хотя до этого не знал, принадлежу ли я ей. Именно тогда я почувствовал себя на 100% украинцем. Страх за родных, страх за людей, страх за воспоминания, шок. Тогда действительно был шок. Что может нас шокировать после 9.11? Тогда всё в мире поменялось. Я до сих пор помню, как, проснувшись утром, я смотрел по телевизору прямой эфир, когда второй самолёт ударил в небоскрёб в Нью-Йорке. Тогда всё в мире поменялось. То же самое было, когда волна информации окатила меня 24 февраля — в течение нескольких часов всё поменялось, я сразу стал другим. В каком смысле? Я сразу понял, что что бы ни произошло и как бы всё не закончилось, пройдёт много лет, чтобы всё вернулось на свои места. Это один из тех крахов, после которого обратной дороги нет.

Почему эта война стала возможной?

— Путину нужна власть. Ему 70 с копейками лет. Всё, что он хотел сказать про историю, он уже сказал в том эссе, в сочинении, с которым выступил. Ему нужно за собой что-то оставить. Это уже говорит тот возраст, до которого мы все дойдём. Это как понятия: ты как мужик должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево. А Путину нужно было обеспечить семью, построить себе дом — дворец — и посадить дерево. Это дерево — его власть, он хочет после себя что-то оставить. Он хочет, чтобы о нём через 50-60-70 лет говорили так же, как сейчас говорят о Сталине: плохо, хорошо — главное, что продолжают говорить. Если взять и убрать этику из рассказов, то есть мы совершенно не смотрим на смерти людей, детей, не смотрим на историю, ни на что, а ты как существо, как животное, как человек хочешь выйти на высоту для того, чтобы дальше жить… Как эволюция работает? Это продолжение рода тех, кто выжили, правильно? То есть у них есть какое-то большее. Вот Путин выживает в своей сфере. У него другого выживания и не может быть, он должен быть таким: он должен был взорвать самолёт, он должен был делать вещи, которые людям не нравятся. Это в его понимании нормально. Ну а другой путь какой? Другой путь привёл бы к развалу его правительства, к тому, к чему всё идёт — России, какая она есть сейчас, в ближайшие 2-3 поколения не будет, она разделится. Если бы 10 лет назад он начал какое-то разделение, был бы более демократический подход, то сейчас всё разделили бы более мирно. Это была бы деимпериализация или деколонизация, как при Британской империи. Тогда начали потихонечку отдавать Индию, потом все страны начали отбивать независимость и до сих пор отбивают. Это занимает много времени, и занимаются этим те поколения, которых учат специфическим вещам. Мы до сих пор ещё не можем понять: это nature vs nurture — тебя так воспитали или ты таким родился? Если честно, это и то, и другое. Тебя могут специфически воспитать, что-то тебе доказать, а потом ты можешь все эти вещи забыть и переучиться как-то заново, но это не так просто, не каждый к этому готов. Это уже наши химические ответы, нам физически не нравится это делать.

Что помешало России стать политическим, экономическим, социальным локомотивом, к которому другие страны захотели бы присоединиться? Почему Путин не пошёл этим путём?

— Он не пошёл этим путём, потому что власть. Потому что если ты идёшь этим путём, то тебе нужно какой-то кусочек своей власти отдать другому. В тот же самый момент Путин из той школы, которая говорит: «Если ты показываешь какую-то слабость, то тебя сразу же съедят». Его сразу же съедят все те люди, которые сидят под ним, его губернаторы, его генералы. Он не может показать слабость. Почему придумали такое понятие, как: «Россию умом не понять?» Потому что понимают душой, сердцем. А сердце у тебя лежит где? На власти, на том, что ты должен показать себя сильным. Это идея царя, что он должен быть сильным, строгим, таким, чтобы его боялись. Главное страх, а через страх ты получишь уважение. Если бы Путин сказал, что пойдёт в Евросоюз, что он начинает смотреть на Запад или даже больше раскроет идею того, что русские — это просто завышенная нация… А это всегда было. Нам это внушали ещё при Советском Союзе: русские самые умные, наша литература самая лучшая.

Российская пропаганда утверждает, что к россиянам за границей относятся плохо. Что говорит ваш опыт?

— Где-то первые два-три месяца после начала войны был всемирный, глобальный шок. Я тогда потерял друзей с обеих сторон: и украинцев, говоривших мне, что я не могу разговаривать на русском, что я предатель, и русскоязычных, которые говорили, что в Украине сейчас поубивают всех нациков. Это и молодёжь, и люди постарше, и друзья, которых я знал уже 20-25 лет. Когда первый шок прошёл… Здесь нет этого, что ты русский или говоришь по-русски, и ты сразу плохой. Я заметил такое в первые месяцы, но сейчас уже нет. Что в принципе и хорошо, и плохо. Плохо почему? Потому что это показывает, что эта война — а это война, а не специальная военная операция — никуда просто так не уйдёт, и всё то, что произошло, потребует ещё поколения, чтобы все нации, которые были в это вовлечены, в основном украинцы и русские, опять друг другу начали доверять. На данный момент русские привыкли периодически делать из себя жертв: вот я говорю на русском, и теперь меня люди не любят. Я тоже говорю на русском, и что? У меня никаких проблем не было. Есть люди, которые не понимают и спрашивают. Если тебе стыдно сказать, что ты русский — прости, это твоя проблема. Я всё ещё официально по бумажке русский, но это не значит, что мы не можем поменяться, что мы не можем приехать сюда и быть здесь просто эмигрантами или беженцами, или просто русскими, которые поддерживают Украину, или просто русскими, которые не поддерживают Путина. У меня недавно были клиенты из Москвы, которые приехали сюда, чтобы навестить своих детей. Их дети приехали сюда через школу и колледж, живут здесь ещё с 90-х, то есть уже канадцы. А эти пары — москвичи. Мы с ними великолепно провели два часа, но как только мы встретились, первое, что они сказали: «Здравствуйте, мы из Москвы, мы не поддерживаем Путина». Мне не нужно было этого знать, но им легче это сразу же сказать, чтобы мы знали, на каком уровне с ними разговаривать. Почему, допустим, я сейчас не отвечаю троллям в комментах в фейсбуке, в инстаграме. Если кто-то что-то пишет про хохлов, про укропов или про кацапов, я их игнорирую и блокирую. Ты хочешь со мной разговаривать? Приходи и давай поговорим лицом к лицу, тогда и мнения будут совсем другие.

Среди ваших канадских знакомых есть россияне, которые поддерживают Путина? Если да, то почему они не уезжают в Россию?

— Хороший вопрос. Да, есть. А ещё есть корейцы, китайцы и много кто ещё. Здесь есть люди, которые поддерживают Путина. А почему из России по последним подсчетам за последние полтора года выехало больше миллиона рабочей силы? Это называется Brain drain — когда уезжают «мозги». Это ведь в основном обученная молодежь. А почему не все из России уехали? Посмотрите, что сейчас творится в Турции, в Египте, в Таиланде. Уехали те, которым не давали работать. До пандемии, в 18-19-м году, я оказался с русскими на Карибских островах. Мы начали разговаривать, общаться. Двое из них были из Украины, украинцы с украинским паспортом, живущие в Москве, а двое были коренными москвичами. Они все друзья, все было нормально, они спокойно разговаривали. А разговор был о том, что тем, кто из Украины, не давали заработать денег: «Почему я как украинец сейчас живу в Москве? Потому что в Москве я знаю, что могу заработать денег. Я могу взять себе ипотеку, могу как-то добраться до среднего уровня жизни, какой бы он не был». Говорят, что в Украине на тот момент коррупция была хуже, чем у нас. И вот это так называемое спасение Украины — многие ведь действительно в это верят. Я лично сталкивался с людьми, которые не только в это верят, но и которые это на себе испытали. Они уезжали из Украины в Москву, чтобы заработать. Ещё они уезжали в Эстонию, потому что там тоже можно было заработать, особенно если ты говоришь на их языке. А теперь представьте себе, что полтора года назад, 24 февраля, когда начинается вся эта катавасия, теперь в России, в Москве, в Питере тебе не дают заработать. Ты уже не можешь получить ипотеку, не доверяешь рублю.

Вы человек нескольких миров: Канада, Украина, Россия. В вашем представлении украинцы отличаются от россиян?

— Новое поколение — да. За счет того, что я работаю при колледже, я очень часто вижу поколение, которое выросло в 21 веке. У меня очень много интернациональных студентов, приезжающих и из России, и из бывших советских республик, и из Украины. Очень многие едут из Азии, Вьетнама, Пакистана, Индии. И все они разные, но разные по-своему. В основном общее в том, что это поколение, выросшее на экранах. У них вся информация здесь, перед лицом, и этой информации они привыкли доверять. Но потом они выросли до 17-20 лет и вдруг становятся взрослыми. Они идут в колледж, а там все говорят о фейк-ньюс и том, как их везде распихивают. Вдруг все, что этот экранчик им показывал, оказывается неправдой. По поводу России и Украины. Из того, что я видел лично: у украинцев сейчас намного больше любви к своему национальному наследию, намного больше желания разговаривать на украинском. Но это не значит, что есть ненависть к русскому. Это просто поддержка того, с чем они росли последние 20 с копейками лет.

Кто победит в этой войне?

— А не пофиг? Какая разница? Это всё равно займет несколько поколений, чтобы залечить те раны, которые сейчас нанесены, причем обеим сторонам. Кто бы ни выиграл, куда бы это все ни решилось… И опять же: что такое выиграть? В этой войне уже все проиграли. Война уже сделала то, что ей нужно было сделать, и пройдёт много-много лет, много работы таких историков, как я, много книжек и воспитания для того, чтобы что-то исправить, чтобы люди почувствовали себя в безопасности с обеих сторон. Я не военный, но то, что сейчас происходит, уже дошло до мелочевки. Это война середины ХХ века. Мы вроде продвинулись технологически, все классно, но до чего доходит? До окопов и мин. На данный момент в Украине мин больше, чем в любом месте на планете, чем было во Франции во время Второй мировой войны на пляжах в Нормандии. Уйдут поколения, чтобы во всём разобраться.

О чем вы мечтаете?

— Мир во всем мире. Чтобы мой сын и те дети, которых я вижу в своем классе, никогда не боялись того, что на них что-то упадет сверху. Чтобы они не боялись говорить на родном языке. Чтобы они не боялись сказать: я черный/канадец/американец/испанец/еврей. Чтобы не было страха неопознанного от других людей.