Галина Сидорова: «Путин понимает, что его везение не бесконечно»
Галина Сидорова пришла в журналистику в 80-е. Интервьюировала госсекретарей и министра обороны США, министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе и главу КГБ Владимира Крючкова. Делала репортажи из горячих точек. Была сотрудником российского МИДа при Андрее Козыреве. Занималась журналистскими расследованиями. Сегодня — соучредитель Содружества журналистов-расследователей — Фонд 19/29.
Поговорили с ней о том, в чем секрет непотопляемости Путина, почему неэффективны западные санкции и почему значительная часть российского населения продолжает верить Кремлю.
Расскажите о себе.
— Я журналист, и это, наверное, самое главное про меня. Конечно, этим сказано не все, но многое. Я занялась этой профессией много десятилетий назад. Будучи в этой профессии, я прошла, на мой взгляд, самое интересное, бурное и замечательное время для журналиста — перестройку и начало новой России. Тогда все началось: я была корреспондентом, обозревателем, дипломатическим корреспондентом, военным корреспондентом журнала «Новое время». Все это в разное время, но почти одновременно, потому что тогда мы были молодыми, активными и очень борзыми. Мы хотели писать обо всем, и где-то в начале, в середине 80-х, нам эту возможность дали, а мы, естественно, не преминули воспользоваться этой возможностью. Тогда возникали все, как бы мы сегодня сказали, почти независимые СМИ, но тогда нам казалось, что они абсолютно независимые, потому что нам давали возможность работать так, как мы хотим, писать о том, о чем мы хотим. Я работала в «Новом времени», мои коллеги работали в «Московских новостях». Уже были на подступах такие издания, как «Совершенно секретно», в котором впоследствии я работала, как «Новая газета», как «Независимая газета», которая тогда была действительно очень независимая. Поэтому главное дело моей жизни — журналистика в самых разных ее проявлениях, и я счастлива, что мне удалось поработать журналистом в самых разных ситуациях и в очень разных жанрах. Наверное, еще нужно коротко сказать о том, что в то время надежд и массы возможностей мне предоставилась возможность поработать коротко, но бурно, в Министерстве иностранных дел. Четыре года я была политическим советником по связям с общественностью первого министра иностранных дел России Андрея Козырева. С 2000 года я работала в газете «Совершенно секретно», 10 лет была ее главным редактором, тогда же вплотную познакомилась с расследовательской журналистикой. Последнее многоточие в моей истории: в 2010 году, после того, как я ушла из газеты и стала уже в полном смысле независимым журналистом, мы с моим коллегой Григорием Пасько создали фонд поддержки расследовательской журналистики.
Как прошел ваш день 24 февраля 2022 года?
— Такое разве забудешь? Я бы сказала, что у меня было два очень сильно связанных момента именно с событиями начала войны. Первый момент был значительно раньше, это был 2014 год, но я боюсь говорить точно, какое это было марта. Я думаю, что наши зрители и читатели погуглят, если что. Это была трансляция заседания Совета Федерации по Первому каналу, а может быть и по всем. Я помню этот момент, потому что тогда меня в первый раз как будто ударили чем-то по голове. Это было голосование, чтобы разрешить Путину вводить войска на территорию Украины в случае, если это понадобится. Уже в тот момент мне стало абсолютно ясно несколько вещей. Во-первых, что грядет что-то ужасное, что война не исключена, что российские войска в любой момент могут войти на территорию Украины, тем более за плечами уже была Грузия, 2008 год, хоть тогда и казалось, что это была маленькая война. На самом деле, все это уже тогда было очень серьезно и можно было предположить все последствия. Тогда меня совершенно потрясло то, с какой легкостью, как по команде, голосовали наши сенаторы. Я не могу сказать, что предсказывала, что война начнется именно в тот день, именно в тот месяц, но я не исключала того, что начнется настоящая военная агрессия. Поэтому в каком-то смысле, конечно, это был шок. Одна из первых мыслей: «Как теперь жить с тем, что ты гражданин страны агрессора?» Я даже не знаю, как это назвать. Был ужас, смятение и ощущение чего-то безвозвратно утерянного.
Кремлевское обоснование необходимости вторжения в Украину кажется достаточно абсурдным, но очень многих в России оно устраивает. Почему?
— Пусть завтра вдруг придет какой-то замечательный человек вроде Леши Навального, его реинкарнация, все равно я считаю, что «Прекрасная Россия будущего» не наступит вот так. Одно из самых, наверное, ужасных преступлений, последствия которого мы будем очень долго разгребать, и которое совершила и продолжает совершать наша нынешняя власть, заключается в том, что она сделала с людьми в России. Будучи гражданкой России, для меня это нечто совершенно ужасное. Возвращаясь к вопросу, я сегодня читала новость-иллюстрация того, о чем мы сейчас говорим: молодая женщина красноярский депутат цитирует Ходорковского, хоть и называет его нехорошими словами: «Ходорковский сказал, что 30% россиян против того, что происходит. Так почему же мы до сих пор не думаем о „Смерче“? Давно пора подумать о „Смерче“ и разобраться с этими 30% россиян». Это молодая женщина, где-то между 30 и 40 лет, и она вот так рассуждает. Представляете, что произошло с людьми за это время? Конечно, это не вчера произошло, это планомерная пропаганда и работа всего путинского аппарата и пристегнутых к нему людей, начиная от Кремля и уходя в регионы. На мой взгляд, обычные граждане, не хотящие строить политическую карьеру, пытаются найти комфортную нишу для себя, чтобы их не трогали, и при этом оправдать для себя свое бездействие, свое отношение ко всему этому. «Меня же все равно никто не спрашивает, я же все равно ничего не могу». Эта власть все время насаждала это отношение: «Мы всё знаем, мы умные, у нас опыт, мы знаем, как и что делать. А вы? Что вы можете знать? Вы тихонечко своими делами занимайтесь, а мы за вас все придумаем». Они придумали делегирование власти всего гражданского, всего, что делает человека гражданином некой власти, стоящей над тобой, издевающейся, дающей тебе какие-то плюшки, но, во всяком случае, что-то решающей. А ты ничего не решаешь, ты ноль. И сегодня мы наблюдаем плоды такого отношения, потому что есть люди, которые продолжают так жить. Наверно, им так психологически комфортнее. Таким образом они себе объясняют, почему не могут ничего сделать. К тому же пропаганда действительно работает. Может быть, они думают, что там действительно нацисты, совсем плохие люди, которые на нас нападут и всех убьют, а страну отнимут. Это все, к сожалению, работает, оно уже улеглось на эту почву. Путин и вся его камарилья 20 лет занимались тем, чтобы убедить людей в том, что они ничего не могут. Какое-то время им давали стабильность, но стабильность и война — это вещи несовместные. Теперь им говорят, что всё и все опасны, что в мире опасно, все против нас, что только мы знаем, что можно сделать с этой опасностью, поэтому сидите тихо и слушайтесь, а все, кто выступает против — предатели. Они либо ничего не понимают и дураки, либо предатели, либо их заслал вашингтонский обком, либо их здесь воспитали всякие Ходорковские и Навальные, те самые экстремисты. Плюс то, что я сказала про депутатшу и то, что мы наблюдаем — это другая часть страшного преступления: насаждение агрессии и абсолютное нежелание понимать друг друга. Это то, что будет потом шлейфом идти за нами, чтобы ни происходило в стране, чтобы не менялось. Каким образом мы можем достучаться до людей, которые говорят как та депутатша, что 30% людей надо пустить под «Смерч», и пусть он с ними разбирается? Как мы в будем последствии говорить с людьми, воевавшими там? Мы уже видим, как они ведут себя на гражданке. А когда все они вернутся, что будет?
Почему западные санкции оказались неэффективными?
— Деньги, они как ручеек — вода всегда проточит себе путь и начнет где-то просачиваться. Интерес к зарабатыванию на войне, на оружейных производствах не потерялся. Уже неизвестно, какие еще можно придумать санкции, поэтому сейчас в основном вводятся санкции для того, чтобы бороться с их обходом. Наверное, это было ожидаемо. Второй момент этой истории: сейчас как раз тот период, когда начинаются европейские выборы и усиливаются все правые партии. Путин и его вся команда не дремали в это время: они подкупали и работали со многими политиками, потому что знали, что наступит момент, когда это пригодится. И вот сейчас это пригождается. Они спят и видят, как приходят новые Орбаны или Ле Пены, с которыми можно будет еще легче работать.
Почему Путину все сходит с рук?
— Есть такие люди, которым на всё и на всех наплевать. Они решили: «Ну, и пусть я никому не нравлюсь, пусть меня все не любят. Я все равно продолжу». У меня есть ощущение, что он для себя уже давно решил, что ему плевать на людей, я уж не говорю про его странную семейную историю, про всех «этих женщин», как он говорит про своих дочек. Он производит впечатление абсолютного мизантропа и человеконенавистника. Какие-то черты своего характера он проецирует и на свою политику. Ему что-то говорят, а он отвечает: «Пошли они все. А я вот так буду делать. А они все равно дрогнут. А у них там избиратели будут трястись. А мне тут нечего бояться, я тут хозяин». У него абсолютно мафиозные склад ума и манера вести дела, что многих просто вводит в ступор. Я про людей, общающихся с ним, про его условных бывших коллег, которых раньше он называл «наши коллеги» и «наши партнеры». Для них это было настолько дико, что они до какого-то момента думали: «Ну, так же нельзя». Оказывается, можно. Он уверовал в то, что никто ничего не может против него сделать. «А что вы мне сделаете?» — это такое хулиганское, дворовое или мафиозное отношение к окружающим, к тем, с кем ты ведешь свои дела, против кого или с кем ты должен дружить. И это оказалось эффективно. Обратная сторона этого, как ни странно, страх. Да, с одной стороны он непотопляем, ему все удается, но задним умом он понимает, чувствует, что в какой-то момент может не свезти, в какой-то момент может что-то случиться. Конечно, первым серьезным звонком для него была попытка Пригожина рвануть маршем на Москву. Он не дошел туда, но, может быть, и не особенно этого хотел. Но для Путина это был серьезный звонок, в какой-то момент даже было видно, как он был в замешательстве. У него есть такое качество: он может быстро выводить себя из замешательства. Но то, что после остался страх — это несомненно.
На что вы надеетесь?
— Вселяет надежду то, что мои дети со мной, то, что мы единомышленники. Мы одна из тех семей, которые война не разделила, а наоборот — сплотила. Ещё мостик надежды — это молодые ребята, которые меня сейчас окружают. Я вижу приезжающих и продолжающих работать молодых людей, и ребят, с которыми я когда-то была знакома в российских регионах, когда мы приезжали туда с семинарами. Эти связи вселяют надежду. Ещё остаются люди, которые несмотря ни на что не бросают свое дело, которые пытаются найти себя в новой ситуации и приносить какую-то пользу. Этот мостик к молодому поколению вселяет надежду, потому что не все напрасно.
