Элина Блум – фотограф из Киева. Кандидат физико-математических наук. Мать четверых детей. Элина выросла в Крыму. После «Крымской весны» ее семья перебралась в Киев. Родители Элины на референдуме о статусе Крыма проголосовали за его аннексию. До сих пор поддерживают политику Путина.

После 24 февраля 2022-го Элина с семьей уехали в Польшу, потом в Великобританию. Сейчас они пережидают войну в США. Об особенностях беженства в разных странах и ненависти, которую сеет среди украинцев война, Элина Блум рассказывает «Очевидцам».

Расскажите о себе.

— Я Элина, мне 36 лет. Я многодетная мама, у нас четверо детей. Я кандидат физико-математических наук, некоторое время работала учителем в школе. Уже 13 лет я профессиональный фотограф. Сейчас мы живем в США, здесь я продолжаю заниматься фотографией. Сама родом из Крыма, хотя родилась в Сыктывкаре. В детстве мои родители переехали в Крым, вот я там и выросла.

Как для вас началась война и была ли она для вас неожиданностью?

— Моя война началась не в 2022 году. Когда я была на оранжевой революции в Киеве, я уже видела это противостояние, что нашу Украину пытаются разорвать, разодрать изнутри, что война происходит на уровне мышления. Мы видели влияние России, то, как нас пытаются унизить и поставить как колонию России. Потом это повторилось в 2014 году. Тогда для меня война уже не то что готовилась, уже шла. Я пристально следила за событиями в Донецкой области, Луганской области. Нам пришлось выехать из Крыма. Я много общалась с внутренне перемещенными, с беженцами. Мы все видели, какое беззаконие стоит за всем этим. Поэтому война для нас началась гораздо раньше. А военные действия, которые происходят сейчас, это следующий этап войны.

То есть это не было для нас неожиданным, мы просто не знали, в какой день это произойдет. Когда начались взрывы, у нас в машине сработала сигнализация. Мы поняли, что должны поднять детей. Четко по алгоритму, который мы с детьми уже составили и несколько раз проговорили, взяли самое-самое основное, то, что нам пригодится в ближайший месяц, сели в машину и поехали к родителям мужа в западную часть Украины. Там мы пробыли 5 дней — помогали нашим друзьям. Это был как будто перевалочный пункт. Все начали массово выезжать, доехать до границы за один день не получалось, потому что образовались очень большие пробки. Начали организовываться пункты досмотра, чтобы не дать возможности российской армии пройти вглубь Украины. Были посты, которые проверяли людей, чтобы не допустить распространения этой войны на все территории. Эти посты создавали пробку, тягучку — нужно было проверить каждого, что это действительно наши украинцы, а не те, кто пойдут совершать провокации по всей Украине. Из-за этого нужно было где-то передохнуть, пока ты едешь до границы с Польшей, Венгрией, Румынией или Молдовой. И мы в Тернополе принимали своих друзей, которые хотели переночевать с детьми и ехать дальше. Многие даже после того, как мы уехали из Тернополя, просили помощи, переночевать у родителей мужа.

Какой вам запомнилась «крымская весна»?

— Тогда мы были в Крыму. Мы наблюдали акт предательства людей, которые жили — не тужили в Крыму. Большое количество туристов приезжало в Крым и радовалось тому, что можно отдохнуть на любой карман. Любой человек с любыми средствами имел возможность отдохнуть в Крыму. И тут в том числе мои родители бегут на этот референдум и говорят: «Мы вернулись домой! Мы давали присягу советской армии, что будем служить народу и защищать этот народ. И когда все развалилось — было плохо. Потому что видите теперь, что происходит». И рассказывают все недостатки, которые можно назвать в любой стране: коррупция, кто-то ворует, несовершенство власти, несовершенство общества. Но ведь власть после аннексии Крыма не изменилась. Некоторые люди надеялись, что сейчас придет доблестная, великая Россия, в которую они верили, когда жили в советское время, и установит какой-то порядок, что снова будет колбаса по 2.50. Этого не произошло. Да, многие потом поняли, что они побежали и поддержали беззаконие — в 21 веке ворваться в чужую страну и забрать кусок территории. И когда это было сделано? Когда в Украине отсутствовала власть. Это сделала страна, которая подписала Будапештский меморандум о том, что гарантирует целостность Украины за то, что она отказалась от ядерного оружия.

Как вы объясняли детям в 2014 году, почему покидаете дом?

— В 2014 году, когда мы уезжали из Крыма, дети хоть и были маленькими, но спрашивали, почему мы должны бросать все, почему мы должны уехать, нам же здесь хорошо. Тогда у нас были разногласия с мужем. Мне тоже до конца не было понятно, что нас ждет впереди. Я понимала, что, скорее всего, Крымом всё не закончится. И в Киеве нестабильная ситуация, ведь мы свергли Януковича, который сбежал с огромными суммами денег через Крым в Россию. В стране не было власти, и ехать туда с детьми было опасно. Но при этом мы понимали, что оставаться в Крыму тоже очень опасно. Мы очень просто объяснили детям, что при нынешней российской власти мы не сможем оставаться свободными людьми. Дети это приняли, и мы уехали в Киев. В Киеве мы построили новую жизнь, а когда уезжали из Киева уже 24-го февраля 22-го года, дети знали и понимали, что «русский мир» не оставляет, что то, что произошло в 14-м году, имеет последствия. То есть они видели, как происходят исторические события и их следствия. Поэтому, когда мы выехали, они понимали все подноготную того, что происходит.

Как вы уезжали из Украины в 2022 году?

— Сначала мы выехали в Польшу, а не в Британию, потому что не понимали, что нас ждет. Работодатель Саши оплачивал лагерь беженцев. Мы не жили за счет страны, это проживание нам оплачивала компания. И там мы общались с большим количеством беженцев из Украины — это около 600 людей с разных уголков страны, и около тысячи детей из разных детских домов Одесской области. Это огромное количество украинцев. Мы друг друга, естественно, старались поддержать. Мы видели, как всем трудно, мы все были очень травмированы. Сашина компания организовала психологов, потому что был стресс от бомбежек: когда ты едешь и не понимаешь, доедешь или нет, когда знаешь, что твои друзья не смогли выбраться, уровень стресса очень сильно растет. И в этом всем очень тяжело оставаться адекватным, а детям были нужны адекватные родители. И я очень благодарна людям, особенно полякам, которые первые встретились на нашем пути. Они нас своими руками поднимали, чтобы мы воспряли. Они организовали шелтеры и каждый день готовили огромное количество вкусной еды. Туда мог прийти беженец и вкусно покушать.

Вы знаете, туда приходили не только те, кто прямо очень-очень нуждался, но и те, кто искал хоть какую-то опору, поддержку. Они приходили и радовались тому, что они не одни. Мы побывали в таком шелтере — это до слез. Люди готовы жертвовать своим временем, деньгами для того, чтобы накормить кого-то другого. Для меня это был пример. Смогла бы я так, если вдруг в Польше случилась война, и приехали вот так беженцы? Потому что когда мы выезжали из Крыма как беженцы, ещё беженцы были из Луганска, Донецка, мы не встретили в Украине такой поддержки. Нас поддерживали отдельные люди, но чтобы вот так массово — нет. Наоборот, было ощущение, что нам не очень рады, потому что количество людей зашкаливало. А когда количество людей увеличивается, цена на рабочую силу демпингуется. То же самое произошло и в Польше, когда приехало очень большое количество беженцев — стоимость оплаты труда очень сильно упала. Ты и так пострадал, а тебя как бы ещё ниже ставят. Когда мы были летом в Польше, наш старший сын пошел подрабатывать, собирая ягоды. И Юра говорит: «Стояли, собирали вишню. Один профессор университета, другой кандидат физмат наук». То есть это люди, которые много чего достигли в жизни, но они стоят и за очень маленькую сумму вынуждены собирать ягоды. Это трагедия интеллигенции, потому что ты понимаешь, что в своей стране ты был свободен, ты был кем-то. А выехав в чужую страну, ты уже никогда не сможешь называться с большой буквы. Тебя уже никто не будет уважать так, как в своей стране. Поэтому, конечно, есть огромное желание вернуться домой, на свою землю, быть господином своей земли, жить в свободной стране.

После Польши вы переехали в Великобританию. Расскажите о своем опыте жизни по программе «Дом для украинцев».

— Мы жили в сельской местности. Нам, кстати, было очень интересно посмотреть, как живут поляки. Мы увидели, какие они трудолюбивые, насколько у них везде и во всем порядок. Каждый кусочек земли используется очень-очень грамотно. Но из-за того, что наплыв беженцев в Польше был очень большой — 3 миллиона и в основном это мамы с детьми. Те, кто имел возможность ехать дальше, уехали, а те, у кого остались в Украине невыездные папы, не стремились далеко уезжать, чтобы иметь возможность с ними видеться. Школы были заполнены. Когда мы начали заниматься поиском школы, подходящей для детей, мы столкнулись с тем, что мест нет. Ехать в другие города нам не сильно хотелось, потому что Саша был привязан к офису в Варшаве. Мы посмотрели, помечтали о том, чтобы дети выучили английский язык, и решились поехать и изучить культуру Британии по спонсорской программе. Там нас встретила семья — пожилая пара, живущая размеренно. У них все было, они много чего в жизни повидали, но тут решили принять семью с четырьмя детьми. Это на самом деле для них был очень рискованный проект. У них в государстве прописаны нормы твоего жилья и сколько человек может жить в твоем жилье. Для того, чтобы принять семью с четырьмя детьми, им пришлось полностью переделывать старый дом и достраивать ванную с душевой — полноценный санузел. Те, кто никогда не был в Британии, не поймут, насколько это сложно сделать в их старых домах. То есть, по сути, надо полностью перестроить старый дом. Это очень сложно и очень-очень дорого. Они решились на это, чтобы иметь право принимать по спонсорской программе семью. Поэтому мы им очень благодарны. Нам было очень хорошо и приятно. Они нам помогали со всем: школы, проезд в школу, банковские документы. Если ты без спонсора придёшь в банк, тебе даже не выпишут карточку, не откроют счет. То есть без них мы там ничего не можем предпринять, никаких шагов в сторону легализации. Культура Британии нас сильно впечатлила. Как принять в свои дома на маленькую территорию Британии сто тысяч украинцев? Негде размещать такое количество людей просто в гостиницах. Я знаю, что в Шотландии даже сняли корабль, люди там жили в каютах, чтобы принять как можно больше людей. Люди в Британии просто впустили в свой дом чужих, ментально других людей, вообще не зная и не видя их до этого никогда. Некоторые так живут уже год, некоторые больше года. И они терпят, принимают это с любовью. Это вызывает огромнейшее уважение. Но есть и свои минусы. Если ты хочешь стать там самостоятельным, то это очень сложно. Тебе должно повезти найти такую работу, которая позволит тебе снять жилье. Там достаточно дорогая аренда жилья относительно зарплаты, поэтому немногие смогли съехать от спонсоров.

Как вы оказались в США?

— В Британии есть проблема с жильем. Государство на законодательном уровне гарантирует каждому, что его недвижимость никогда не подешевеет. Чтобы гарантировать это, нужно что сделать? Не строить новое жилье. Поэтому в Британии большое количество очень старых домов, даже прогнивших, которые очень сложно протопить. Но они не строят массово новое жилье, от этого создается искусственный дефицит. Если бы мы смогли снять жилье, то скорее всего не приехали бы в Америку. Когда мы там были, мы шесть месяцев бились об эту стену, пытаясь найти жилье. В это время наши друзья потихонечку начали съезжаться в Америку, в этот город, и рассказывать, как здесь солнечно. В Британии свой климат, было очень холодно. Он действительно накладывает очень сильный отпечаток. Там очень холодно, и этот холод пронизывает до костей. Даже в четырех штанах тебе холодно. Топить нереально, потому что пока ты топишь — тепло, как только я выключила отопление — дом сразу остывает, потому что нет никакого утеплителя. В этом климате нужно быть хорошо закаленным. Британцы с детства закаливают своих детей. Они зимой ходят в школу в футболках и в шортах. Мы верили, надеялись, что снимем жилье в Британии, но этого не произошло. Нас никто не мучил, нам никто слова плохого не сказал, но мы понимали, что нам хочется быть самодостаточными, самостоятельными. Мы уставали сдерживать детей, чтобы они не бегали и не прыгали. Поэтому приехали сюда, ведь здесь легко снять жилье.

Как в США принимают украинских беженцев?

— Мы здесь восемь месяцев, но, скажу сразу, мы готовились к тому, что нам будут помогать. То есть те, кто приехал сюда, уже прошли этот путь, проложили тропку. Мы воспользовались Matching Grant — программой для беженцев. Нам помогали пять месяцев с оплатой аренды и давали денежную помощь наличными. Плюс это дает фудстемпы и медикейд, который покрывает почти всю медицину. Единственное, за что могу поблагодарить Россию, это то, что они нас освободили от желания жить раздельно. Теперь мы все стараемся кучковаться, объединяться и чувствовать себя в единстве. Да, за это огромное спасибо. Ускорили процесс самоопределения каждого украинца украинцем. Теперь мы не думаем, что можем быть наполовину украинцами, наполовину русскими, или корнями в России, что Украина не должна навязывать свой язык. То есть все эти вопросы сразу откинулись, сразу видно, кто есть кто.

Ваши родители остались в Крыму. Какие у вас сейчас отношения?

— Если коротко: каждый разговор заканчивается слезами. Это больно, это очень трудно. Наверное, это как общаться с людьми, которые сошли с ума. Какие бы ты ни говорил аргументы… Хоть я их не считаю сумасшедшими, но когда ты говоришь о том, что произошло, тебе кажется, что ты говоришь с безумными людьми, которые отвергают реальность. Это свойственно людям советского времени — отвергать реальность. Почему? Потому что все строилось на вере. Ты должен был верить в пятилетки. Ты должен был верить в то, что если идешь на войну, то ты идешь защищать и добывать только лучшее для своей страны. Ты все делаешь во благо своей страны, для людей. Если готовятся какие-то продукты на заводе, то они суперкачественные. Почему-то все запомнили это мороженое, колбасы, шпроты — все было очень качественно. Но никто не вспоминает репрессии, расстрел интеллигенции. Это привычка людей присваивать себе то, чего они никогда не имели. Это мышление я называю рабским, хоть это не рабовладельческий строй, как, допустим, когда-то было здесь, в Америке. Нельзя было пойти и купить человека, но ты не мог владеть той землёй, на которой работал. Ты никогда не мог опереться на то, что делаешь. Ты в один момент мог всего лишиться. Но почему-то об этом люди забыли. Очень легко насадить, привить любую ложь. Если человек поверит в правду, то разрушится вся его прошлая жизнь, весь тот багаж, который привёл его к этому месту. Я, глянув на своих родителей, в этом убеждаюсь каждый раз. Они не могут и не хотят испытывать эту боль, потому что это больно. Если они признают и поверят правде, не отвергая реальности, то им будет очень больно. Их психика просто отказывается от этого, она ставит стену: «Нет, а вот мы видели, что есть украинские танки, которые бьют сами себя, потому что нарезки…» Очень много предательских нарезок заложили через пропаганду им в голову, и они хотят в это верить. То есть это осознанный выбор. Многие верят, что это не война российского народа против украинского народа, а что это власть, режим воюет в Украине. Я могу сказать, что это не так. Потому что преступления совершаются руками людей, которые слепо поверили режиму. Люди осознанно выбирают верить в ложь, делать жестокие вещи ради высшей цели. Какой? Служить царю.

Национализм в Украине — это проблема?

— Очень хороший вопрос про национализм, потому что еще есть понятие нацизм. Россия показывает националистов в нашей стране, показывает, что мы якобы нация, которая ненавидит русских, и на этом построена целая теория. Я, живя в Крыму, в 15 лет уехала в западную часть Украины, где абсолютно все проукраинские. Знаете, каково это, уехать в ядро змей-националистов, бандеровцев, петлюровцев, где действительно чтят и уважают именно украинские традиции. И я не видела, чтобы меня — крымчанку, которая не знает и вообще не говорит по-украински — гнобили или не уважали. Я нигде этого не почувствовала, пока не услышала об этом в пропаганде. Я говорю: «Да подождите, где вы это увидели?» Но есть то, что действительно присутствует. Знаете, в каждой стране есть радикалы. Их очень маленький процент, но они присутствуют. Когда у нас в 2014 году был Майдан, когда мы выгнали с поста президента-зэка, который нагло воровал, три месяца в нашей стране не было власти. И вот тогда эти радикальные силы проявились. Мы их увидели, а вы, может быть, видели в роликах нарезки с такими людьми. Но это никогда не было государственной программой. Даже на уровне культуры такого не было, в школах это не внедрялось, в культурных мероприятиях, в фестивалях не просматривалось. Этого не было на уровне государства. Но да, мы знаем, что такие люди есть. На выборах их лидеры, когда баллотировались в президенты, набрали всего лишь 1,4% голосов. Это о чем говорит? Что люди не хотят такими методами решать проблемы.

По-вашему, на ком лежит ответственность за то, что эта война стала возможной?

— Скажу, наверное, не то, что нравится людям даже здесь, в Америке. Весь мир наблюдает за неприкрытым злом и очень медлит. На российских руках, абсолютно на каждом, кто молча или поддерживая согласился с режимом, не выехал и остался на месте, ничего не предпринимая, на нем лежит кровь. Эту ответственность, как и немцам когда-то, придется оплачивать. Мы еще не знаем как, мы не знаем, как это обернется, но каждый на своем месте ответит. А также я смотрю на то, что происходит в мире. То, что происходит в Украине, допустила не только Россия. Это допустила и Америка, и Британия. В 2014 году они не предприняли всех мер для того, чтобы остановить раздел Украины. Будапештский меморандум был подписан Россией, Украиной, Великобританией и Америкой и гарантировал целостность границ и безопасность территорий. Когда одна из этих стран нарушила его, почему-то другие страны не ответили так, как полагалось. Поэтому я не снимаю с россиян ответственности — их руками совершаются преступления. Зафиксировано уже 105 тысяч военных преступлений. Никакие оправдания, что сейчас в Украине люди тоже творят беспредел в сторону россиян во время войны, не прокатят. Потому что если бы к нам не пришли с мечом, то наши не сошли бы с ума. Многие, видя весь этот беспредел, не могут оставаться равнодушными или хладнокровными людьми. Они не могут, смотря на это безумие и беззаконие, не пойти и не отомстить. Они видят, как насилуют детей, бабушек, дедушек — всех подряд. Как шестилетний ребенок на глазах посидел от стресса, когда насиловали его маму. Когда ты это видишь, твой разум не может принять это как норму, и ты хочешь пойти отомстить. В Украине большое количество действительно верующих людей, которые показывают путь, чтобы сердца людей не ожесточились. Только с Божьей помощью можно не отравить свое сердце этой ненавистью. Мы думаем, что будем ненавидеть и наш враг умрет, но на самом деле мы умираем изнутри. И я радуюсь тому, что украинцы это слава богу понимают. Да, не все. Не все могут с этим справиться. Я не потеряла на войне мужа и не могу сказать, что понимаю боль женщины, потерявшей на войне своего мужа. Мне больно за нее, но я не могу измерить ту боль через свое сердце, почувствовать, как болит у нее. Но я понимаю эту боль. Я не представляю, как ей теперь с этим жить, я иногда даже не могу найти слов, чтобы утешить такого человека. И когда мы все это зло видим, какой должна быть естественная реакция армии, которая должна обеспечить в стране безопасность мирного населения? Они пойдут и будут убивать врага. Потому что только так враг поймет, по-другому это беззаконие никак не остановить. Когда тебе говорят: «Да сдайтесь, отдайте кусок. Зачем вам тот Донецк, Луганск, Крым? Отдайте и спите себе спокойно». А ты представь: пришел в твой дом враг и говорит: «Отдай мне кухню». Ты такой: «Окей, кухню отдам, но все остальное не трогай». Он сегодня взял кухню, а завтра говорит: «Так, а теперь, если ты не хочешь, чтобы я убил твоих дочерей, отдавай следующую комнату». И так он заберет абсолютно все, еще и изнасилует твою семью. И не успокоится. Многие люди в России не понимают этого. Они говорят: «Надо же мирные переговоры вести». Это все уже было. С насильником мирные договора не работают. Насильник будет их все время нарушать.

Что бы вы сказали россиянам, которые поддерживают войну?

— Я им говорю, как и своим родителям, что падать будет очень больно. То наследие, которое вы оставите своим детям — вы будете наблюдать его и горько плакать. То место, которое вам уготовано в таком случае, вам не понравится. Люди сами сеют себе ад на земле. Они воплощают его собственными руками. Это неприкрытое зло. Что они потом будут пожинать? Солдат идет убивать ради того, чтобы поставить других на колени? Какую он несет в себе идею, что он сеет, чтобы взять? Если каждый задумается, возможно, больше людей проснется.

Чего вы боитесь?

— Как и в любое другое время — страшно рожать детей. Страшно оставить детям в наследство всё это беззаконие. Ты боишься, что, может быть, они не справятся. Ты столько живёшь, любишь, вкладываешь в детей, воспитываешь их, надеешься воспитать общество хороших людей, которые будут сеять любовь и доброту. Это твоя прямая ответственность. Но ты не можешь повлиять на то, в каких условиях твои дети окажутся. Сашиной бабушке 94 года, она до сих пор жива, была четвёртым ребёнком в семье. Ей было 4 года, когда случился голодомор. Старших кормили, потому что они могли трудиться, а на четвёртых, пятых, шестых уже не хватало еды. Было принято решение их не кормить. Это безумно страшно, когда ты не можешь накормить своего ребёнка. Это просто раздирает душу на куски. Её старшая сестра приняла решение всё-таки отдавать часть еды ей. И она выжила. Она выжила, а трое младших не выжили. В Библии сказано: «Когда ты слышишь о военных слухах, не ужасайся. Этому надлежит быть. Дальше будет хуже: глады и моры». Когда ты осознаёшь, что дальше будет только хуже, трудно желать детей, потому что ты осознаёшь, что они могут не выдержать.

О чём вы мечтаете?

— Мы действительно мечтаем победить, но не просто победить в войне, потому что это не будет полноценной победой, ведь Россия накопит силы и повторит это снова, и снова, и снова, пока мы не победим на духовном уровне. Сейчас мы видим, как воспряли души людей за незламність украинскую. Я согласна, что сейчас на фронте много мужчин и женщин, которые ожесточаются. Много мирного населения ожесточается просто потому, что глядя на то, что происходит, очень трудно остаться человеком. Потому что это больно, от боли мы гневаемся, а от гнева мы хотим отомстить. Но этого всего не было бы, если бы к нам не пришли с войной.