Виктор Таланов: «Эмиграция с 4-мя детьми — задача непростая»

Виктор Таланов — бизнесмен, родом из Москвы, сейчас живет в Чехии. Занимается созданием надувных конструкций в том числе и для оборонки. В частности, производит надувные танки для НАТО. Точнее производил. После того как выяснилось, что его отец Александр Таланов поставляет надувные танки для армии РФ и об этом вышел репортаж на чешском телевидении, партнеры Виктора решили с ним расстаться и забрать весь бизнес себе. Сейчас он с ними судится и пытается делать новый бизнес самостоятельно.

Несмотря на сотрудничество с оборонкой, Виктор Таланов считает себя пацифистом, осуждает вторжение России в Украину и считает, что Путину нужна была маленькая победоносная война, чтобы остаться у власти. С отцом не общается, потому что тот, наоборот, войну поддерживает и осуждает сына за то, что тот живет и работает в стране НАТО.

Расскажите о себе.

— Я родился в Москве, прожил всю свою сознательную жизнь в Москве, отучился в Московском авиационном институте, закончил с красным дипломом. У меня четверо детей, вместе с женой у нас совершенно такой идеальный брак, можно сказать, очень счастливый. Я очень люблю детей. Вообще, это по жизни моё основное хобби, можно сказать. Поэтому дети — это большая часть моей жизни. Начал свою карьеру в IT. То есть я примерно 15 лет проработал в IT. Работал в таких компаниях, как IBM, Siemens, в качестве системного инженера и менеджера проекта. А потом, в 2010 году, сменил полностью свою деятельность, начал заниматься производством в основном надувных конструкций, разных: и спортивных, и рекламных, и даже частично воздушных шаров. И теперь работаю именно как, скажем так, промышленник, то есть это бизнесмен, который занимается сложными проектами, производством и так далее.

Как война повлияла на вашу жизнь?

— Ну, серьёзно, потому что все экономические связи и вся инфраструктура… У меня бизнес не был завязан на Россию, как бы таких тесных связей, каких-то. Но, тем не менее, у меня часть семьи осталась в России: там и родители, родители жены, бабушки, дедушки. И с точки зрения бизнеса, потому что часть денег была в России, часть — здесь. Но, слава богу, то, что касается бизнеса и производства, которое в Чехии, оно, скажем так, вообще никак не было связано с Россией. Поэтому в этом плане у меня всё гладко и хорошо прошло. Ну, вот то, что семья разделилась, ну, я имею в виду, семья большая, разделилась на две стороны. Теперь сложно коммуницировать, потому что я люблю детей, хочу, чтобы они с бабушками, с дедушками общались и чаще там, условно, лето где-то проводили. Вот сейчас, ну, в общем, с этим такие большие сложности. Ну, так вот, война на меня повлияла, не скажу, что прямо драматически. То есть смотришь на многих людей, у них ситуация намного-намного хуже, чем у меня. У меня, скажем так, появились просто сложности, не более того. А так, конечно, ну, всё познаётся в сравнении. То есть мои друзья, которые сейчас новые появились из Украины, у одной подруги у неё там дом в Каховке. Ну, вот как бы был — и всё. Другие там друзья из Ирпеня. У них дом остался. Хотя стоял прямо на линии фронта. Повезло, дом остался. Но производство и склад весь выгорел, был разграблен. Ну, то есть и там убиты крёстные и так далее. В этом плане у меня прямо трудности, не более того.

Когда и почему вы уехали из России?

— Переезд был долгим. В общем, хвост «отрубали» по частям. То есть изначально идея была такая, что, так как я занимаюсь производством, в России это связано с большим количеством таких мелких проблем, о которых я не буду говорить. Это такие очень специфические вещи. И в том числе, ну, одна из основных, так как я работал не только на внутренний российский рынок, а он был связан с международным. То есть производил уникальные такие продукты, там, спортивные, например. Вот, и экспорт из России он всегда был связан с какой-то головной болью, и это тоже накладывало отпечаток, что хотелось какое-то более свободное, ну, как бы место для более свободной торговли тем, что ты производишь. То есть получается, и производить тяжело, и продавать тяжело на международный рынок. И поэтому я начал искать партнёров где-то там за границей, там были варианты. И Польши, и Болгарии, и Финляндии — прямо уже почти-почти там было как бы готово. И в итоге там чешские товарищи нашлись, которые сказали: «Да, нам интересен твой проект». То есть был готов некий бизнес-план, естественно, как я ищу партнёров. Я говорю: «Вот такой есть бизнес-план, вот такая идея. Вот это у нас в России есть, а мы перенесём. Плюс-минус вот есть какая-то база клиентов международных». Вот, и в итоге в Чехии мы нашли в Дечине и начали производство. Мы сделали, так как инвестиционных денег было прямо, ну, очень лимитировано, фактически мы там какую-то свою зарплату вкладывали в это дело. Вот, и, соответственно, мы шли по шагам: вначале там, в четырнадцатом году, зарегистрировали здесь компанию, там сделали пару прототипов тут на коленке, чтобы понять, что у нас цепочка поставок сырья, там есть кадры, что у нас, ну, всё есть. И я могу клиенту обещать, что если вы заказываете, то мы вот так вот делаем, что я сто процентов уверен. И вот продукт, который произведён здесь, вот. И, соответственно, в 2018-2019 году случается какой-то заказ, я начинаю уже помогать, работать, появляются какие-то деньги, мы их уже сразу же реинвестируем в выставки, в какой-то маркетинг и производство. И там в восемнадцатом году случается уже большой контракт на два года, когда я понимаю, что денег хватает, чтобы мне сюда переехать и кормить семью. Вот, и мы начинаем процесс переезда, переезд занимает тоже там два года получения визы, потому что там было много разных юридических тонкостей. И в итоге там, на тот момент премьер-министр Бабиш написал письмо, что он будет помогать. То есть там дошло до того, что там три министра не могли решить, как мне выдавать визу. Вот, то есть переезд затянулся фактически с, ну, можно сказать, с 14-го года, да, там, если отсчитывать регистрацию компании, до 21-го. Ну, я получил «голубую карту» с 20-го на 21-й год. То есть я сфотографировался в декабре 20-го, а получил карточку уже под православное Рождество 4 или 5 января 21-го года.

То есть переезд не был обусловлен политическими причинами?

— Я увлекаюсь политикой, я понимаю тренды, и, соответственно, бизнес, такой сложный бизнес, как производство, он всё равно зависит от политической конъюнктуры какой-то, да, там, закрывают границу, открывают, санкции, не санкции. Ты понимаешь, куда это всё идёт, вот, и думаешь: «Так, тут, сколько мне ещё осталось жить, там, 30 лет, что-то мне эти тренды не нравятся, и надо бы строить запасной аэродром, просто». Вот, то есть, с точки зрения, там, я как политик-любитель, да, там смотрю, что происходит, пытаюсь оценить ситуацию. То есть политическая мотивированность какая-то, ну, как бы, всё есть, какие-то веса и доли. То есть политическая мотивация была, ну, вопрос, что доля не прямо, ну, я не знаю, не как у Тихановской, да, что у неё там 100% это политически мотивировано, ну, её просто выгнали. Там российская оппозиция или там какие-то средства массовой информации, понятное дело, что там политическая мотивировка она основная. Я не могу сказать, что это так.

Вы как-то проявляли свою гражданскую позицию, когда жили в России?

— Гражданская позиция была, но это не основная сфера моей активности по жизни. То есть у нас 24 часа в сутки. 6-8 часов на сон отнимаем, остальное остаётся. Я увлекаюсь детьми, опять же, дети. И потом работа. Я такой трудоголик, я люблю делать что-то своими руками. Я сам ремонтирую машины, я менял двигатели сам в своём гараже. И спорт для меня важно, я плаваю, бегать уже не могу, к сожалению, горные лыжи и так далее. То есть, когда стоит вопрос пойти на митинг Навального или с детьми поехать на лыжах, у меня выбор очевиден. Поэтому я душой поддерживаю, но времени, ну, вот так, как есть.

Расскажите о своём бизнесе.

— Сейчас я сфокусирован на производстве надувных конструкций, причём разных. Основное сейчас, так исторически сложилось, что это военная продукция, то есть это обманные, надувные танки, попросту говоря, то есть основные заказчики — все министерства обороны разных стран. Вот, но параллельно я пацифист, вот, то есть я случайно так получилось. Ну, и как бизнесмен я понимаю, что я должен производить тот продукт, который приносит максимальную прибыль. Вот, ну, торговля оружием, ребята, приносит деньги, и, соответственно, условно, приходится этим заниматься. То есть моя часть как бизнесмена, да, там, занимаемся этим, поэтому я там могу различать Т-72, Т-72Б3, чем отличается от, в общем, Т-90, там, такой-то модификации, сякой-то. Всё это там «Абрамсы», ещё что-то, какие-то танки. Я теперь в этом разбираюсь, сам себя удивляю, когда начинаю задавать вопросы, там, знаю длину лопасти там вертолёта и так далее. Вот. Но у меня большой кусок сейчас был, я, ну, это гражданская продукция, это всякие надувные штуки для спорта, для рекламы, для отдыха, для кемпинга, там делали палатки, потому что надувные конструкции они чем хороши. В принципе, как бы общей философии надувных конструкций, что ты её быстро надул, быстро сдул и такая мобильность получается, что там ту же палатку? Да, когда ты эти штучки собираешь, это занимает время, ты должен инструкцию читать. А тут просто дырку нашёл, этот поставил, ну, как бы начал накачивать, она сама там раскрылась. Вот, ну, как бы, философия — это для любой конструкции. Я работал, например, с цирками. У них проблема большая: маты страховочные для акробатов, они занимают прямо огромные объёмы, а они же возят иногда. И вот там приезжал в цирк на Цветном бульваре, они говорят: «Вот, смотри, вот здесь у нас даже вот в коридоре три на три на метр — это вот огромный объём поролона, и нам с собой вывозить это прямо реально головная боль». Если вы зайдёте на сайт цирка, какого-то там на бульваре или там, который вот, ну, неважно, массы московские, вот, то там у нас такой, то есть аттракцион там с кошечками, там собачками, ещё какие-то акробаты. У них внизу есть, сколько людей и сколько весит оборудование, чтобы те, кто их потом, ну, там гастроли в Австралию организует, у них всегда есть понимание, что с этой группой едет там 15 человек, и там 2 тонны и столько-то кубометра. То есть, что перевозить с этим вот выступлением. Вот. И я очень много работал вот с этими страховочными матами. Я оказался, что у меня есть патент. Кстати говоря, на страховочный мат надувной, потому что я много работал с этими акробатами, мы испытывали, они падали в мои разные конструкции, и в итоге я сбалансировал, нашёл технологию и конструктивное решение. Очень много было прототипов, я сейчас уже даже не знаю, сколько, просто мегатонны мы делали, и даже в итоге родился патент.

Есть ли среди родственников и друзей те, кто поддерживает войну?

— Да, мои родители. Мы сейчас с ними не общаемся, даже там не то, что, потому что, ну, отчасти политически, да. То есть у меня есть знакомые, которые поддерживают войну, но с ними можно общаться плюс-минус, они, то есть мы понимаем, что мы на разных, как бы сторонах, но есть другие темы для разговора. Там про спорт, про детей, про что там ещё, какую-то психологию. Вот, ну, с ними можно общаться, хотя вот я не люблю общение, когда ты понимаешь, что: «Ой, блин, я начинаю там заходить на не на ту поляну». Вот, а беда моих родителей в том, что они любую тему начинают, типа, про страны НАТО. Вот эта вот вся история, и это прямо ужас. Ну, то есть, невозможно общаться, ты говоришь: «Вот там, вот внуки там, они, у них такие-то успехи». Они тебе в ответ типа со стороны НАТО: «Там, вот вы там живёте, и вас там…» Господи, какая разница, ну, получает человек единички-двойки вместо четвёрок и пятёрок, ну, господи, вот то есть, соответственно, это такой же разряд токсичных отношений. Поэтому просто у меня жена с ними, дети с ними: «Как погода, как то-то там…» Хотя тоже тут старшая дочка. Она в Москве живёт, к ним приезжает, когда год не больше трёх часов тяжело находиться, потому что постоянно вот эта тема начинает. То есть вместо того, чтобы он не там, там не всё, там просто куча по жизни бытовых вопросов полно. Что там дети, там ты хочешь похвастаться: «Мне там ребёнок научился готовить лазанью». Да, это «страны НАТО», там, что это такое?

А что случилось с родителями?

— Лет 10 назад у них вряд ли были претензии к странам НАТО. Мало того, отец построил завод, ну, маленький заводик в Болгарии. Когда ему говоришь, ну, он там планировал шары производить для европейского рынка. Вот. Ему говорят: «Чувак, ты сам в стране НАТО построил завод, ты туда миллион евро инвестировал, в страну НАТО». Молчит, да. Вот, «А я виноват, что я в стране НАТО?» Ну, для меня это вызывает какой-то когнитивный диссонанс, когда, ну, и уже тут начинаешь просто изучать психологию и понимаешь, ну, там нейронные связи вот в такой комбинации заклинили. Просто. Ну, это я для себя так объясняю, что есть условно нормальные люди, вот, которые там. Ну, мы видим на улице, они ходят, и они нормальные, а есть там Наполеон в психбольнице, у него уже явно заклинили нейронные связи в каком-то в какой-то такой естественной комбинации. Но чёткой границы нету. И поэтому у конкретного человека, который там поддерживает войну, там, или там для него нормально, что людей убивают. Как-то у него, вот просто он ходит нормально, ест нормально, говорит нормально, может выполнять какие-то функции, там, водить машину или там, работать на стройке или даже быть руководителем какой-то крупной компании, но вот эта часть нейронов, которые про гуманизм там, ещё что-то, они заклинили в какой-то, ну, неестественной комбинации. То есть его ещё в психушку очень-очень-очень рано, ну, вот, и я таких людей воспринимаю, ну, да, дождь идёт, ветер дует, что-то мешает. Ну, а у этого человека заклинило вот так. Ну, всё. Причём ты можешь сделать попытку его переубедить, но обычно это ни к чему не приводит, потому что, ну, заклинило. Всё, заклинило.

Зачем Путину война?

— Он решает свои проблемы, абсолютно. То есть, ну, конечно, нету… То есть тут нужно понимать, что нету единой причины, что он пошёл в Украину, потому что там… Там целый комплекс причин. Одна из основных, как я думаю, — это у власти. То есть рейтинги падают, нужна маленькая победоносная война. То есть, естественно, выбирается слабый противник. Там в 2008 году это была Грузия. Там Саакашвили не успел экономику поднять на должный уровень вместе с Кахой Бендукидзе. Украина, безусловно, очень ослабленное государство. Для меня тоже очевидно, что настолько коррумпированное и слабое государство — очень хороший, лакомый кусочек для вот этой вот войны. И, соответственно, он думал, что действительно Киев за три дня возьмёт. Ну, просто не оценил людей, украинцев. То есть, я их могу, ну, так как я с ними общаюсь много и, ну, тоже, на эти темы мы обсуждаем, эти темы, все мы обсуждаем. То есть у них чувство совершенно естественное, да: «Да, мы живём в стране, там, где коррупция, где правительство вообще просто какой-то кошмар, да. Но какого хрена? Какой-то, блин, ещё чувак к нам тут это начинает…» То есть они просто… То есть это чисто личное, эмоциональное чувство — взять там оружие, пойти защищать просто. Ну, как бы, ну, что за ерунда такая, ни в какие ворота уже не лезет. Вот то есть они там больше, я так понимаю, защищают не Украину, не стыку Украины, сколько вот это вот чувство типа: «Я не понял, что это за вообще ерунда такая». Вот то есть вот это чувство ими руководит больше, чем защищать ни пяди земли. Это моё чисто эмоциональное впечатление после общения с украинцами. А многие из Крыма уезжают. Украинцы же очень много уезжали до войны, потому что там действительно тяжело. И я могу там понять, почему Крым был так бескровно взят. Ну, потому что тяжело. Там было настолько, что им уже было не то, чтобы они хотели под Россию, насколько им уже было вообще просто, там людям, по-моему, всё равно было. Ладно, эти белые пришли, окей, красные, окей. Вот, то есть, и в этом плане риторика сейчас того же, извините, я украинца, Зеленского там, что нужно, как-то убивать, не убивать, но судить тех, кто сейчас в Крыму, там, учителей, врачей, которые вдруг российский паспорт получили. Для меня это такая дикость, потому что, ну, я врач, я родился в Севастополе, я выучился там, не знаю, есть там медицинская, там, окей, окей, там, где-то на врача вернулся в свой родной Севастополь, работаю врачом. 14 год ещё такое там брать, и санкции на меня, и блин, говорят: «Паспорта российский не получишь, уйдёшь с работы». А я хочу лечить детей, там рекорды, и вообще в местах моих муки российский паспорт, российский паспорт. Ну, как бы нет, ну, и всё, и теперь, и потом мне там оттуда из моей же родной Украины кричат: «Я вас сейчас там это… Судить буду за то, что вы на КПРКБ. Да, в общем, неправильные люди». Ребята, извините, я должен был защищать сам себя. То есть я плачу налоги в Украину, в армию. И ещё я должен сам себя… Для меня это абсурд. То есть это риторика. Она неправильная с точки зрения, ну, на мой взгляд, с точки зрения гуманизма, да, и с точки зрения вообще логики. Если ты хочешь вернуть себе эти территории, так ты на свою сторону людей как-то это мотивируй, да, что типа: «Вот мы придём, вам будет лучше». Ну, как риторика Израиля по отношению к Ирану: «Мы боремся с этими аятоллами, да. А иранский народ там курдов же много всяких, там ребята, персы, кафтуны, не знаю, кто там ещё, вот мы-то вас любим». Сейчас даже была такая версия, что там, какие-то колено израилевы там сейчас тоже на границе Ирана, там ближе к Афганистану. Там типа, хоть они там радикальные исламисты, но они такие религии, не то чтобы завоевать весь мир. Ашуа, не религиозные, очень это прямо Евреи Евреи, вот даже такая была теория риторика, что народ там мы любим вас. Только сейчас эти военные объекты побомбим, она вас, иранцев, персов там, было с это любит здесь, как бы это чисто логика, чисто психология. Когда ты манипулируешь обществом шутки, молодец, и они на твою сторону, тебе уже легче потом обратно вернуть территорию. А сейчас, как с такой риторикой вернуть Крым, я вообще, честно говоря, ну, не, то есть, дурацкий вопрос, чей Крым, да, вот это же, ну, Крым крымчан, ну, как бы, чей, да не чей. В общем, такой достаточно глупый вопрос, на мой взгляд, ну, такой обычно используется как провокацию какую-то.

Недавно у вас возникли проблемы с бизнесом в Чехии. Они связаны с тем, что вы из России?

— Да, партнёры у меня пытаются отжать бизнес. То есть поставили меня в такое достаточно затруднительное положение по многим вопросам. Они не потому, что я русский, потому что хотят отжать. Они просто пользуются этой ситуацией. То есть с точки зрения безусловно сейчас мешает моё происхождение, то, что я родился в Москве, это ещё усугубляет моё положение, когда меня кто-то, украинцы спрашивают: «Вы из России?» Я говорю: «Хуже, я из Москвы». Вот. Но они просто пользуются этой ситуацией, возможно, что это их тоже, как бы подтолкнуло, что можно всё по отношению к русским. То есть их можно там что угодно с ними делать беззаконно. То есть там не выплачивать зарплату за отработанное, не выполнять договорённости, закончилась всё ещё подделка подписи моей там, вот. И они считают как бы, что это, ну, нормально: «Все же русских тут притесняют, да? А чем их… Уже мы будем шашить путь?» Они просто воспользовались этим. Не потому, что я русский, а потому что это их мотивировало, что вот мы хотим отжать, а так бы они, как бы делали, может быть, это аккуратнее, может быть. Тут они прямо очень нагло это сделали.

А в Чехии прямо всех русских притесняют за то, что они русские?

— Тут интересно. Ну, я как бы наблюдаю за всей этой вот историей. Тут интересная ситуация складывается, когда в быту вообще никаких проблем. То есть я какого-то хейта, какого-то там неуважительного отношения ко мне вообще ни разу не встречал ни со стороны чехов, ни со стороны украинцев, которых сейчас здесь очень много. Вот. Но со стороны там банков, каких-то уржидов — это вот прямо проблема. Потому что это к вопросу о том, что сейчас социальная норма, сейчас, скажем, особенно в Восточной Европе — это ненависть к русским. Это как бы некая социальная норма, такая верхняя планка. То есть я часто замечаю, что… Когда ты общаешься с какими-то руководителями высокого ранга, государственными или с больших компаний, они к тебе прямо: «Да, ты клёвый чувак, блин, нам хочется с тобой работать. Ну, блин, общество осудит. Осудит общество. Поэтому, блин, ну, давай не будем там каких-то совместных предприятий делать». Потому что боятся осуждения. И для меня, например, это парадоксально, когда ты встречаешься с людьми, и ты не видишь хейта. То есть я так подозреваю, что там русских реально, ну, как бы изнутри там какая-то ненависть, ну, там национализм, какой-то там, или ещё что-то такое. Там, ну, так от балды 10-20%. Но чисто эмоционально на всё там чешское общество, ну, или там литовское, польское, для них создаётся иллюзия, специально, как бы это естественный процесс, видимо, какой-то, что все ненавидят, ну, там, или там, ну, давайте, пускай такое жёсткое слово, ненавидят русских, что они виноваты во всём. Вот. Хотя на самом деле всё это наоборот. Ну, это один из вариантов манипуляции же, когда ты кому-то говоришь, что, то есть, фраза, которая начинается: «Все знают, что там Земля плоская». Это уже само по себе манипуляция. То есть тебя ставят, как человек, который принимает информацию, в положение, что ты одиночка, ты дурачок. Вот. И, ну, как распознать манипуляцию, там, посредством массовой информации, если фраза начинается: «Ну, мы все знаем, что все в Украине, все фашисты, да, ну, все же знают». Ну, то есть, это обычная манипуляция. «Все знают, что вся Россия поддерживает Путина». Ну, все же знают.

Вы сказали, что у вашего отца завод в Болгарии, а его коснулись санкции?

— А он фактически там просто здание стоит. Он планировал производить там воздушные шары. Но в итоге, насколько я знаю, я там особо не погружён, он не смог получить сертификат как производителя. И там просто стоит здание. Вот они там сделали 2-3 шара, по-моему, для сертификации, отработать технологии. Ну, я уже там года 3 вообще не знаю, что там происходит. Но его российская компания уже с 2025 года под санкциями. Я могу сказать только про тех заказчиков, на которые были открытые тендеры, как бы общедоступные. То есть, ну, это США. Первые контракты большие были напрямую с армией США. У меня есть видео и его танков, и моих танков. Вот прямо реально. С Ленинграда Виктор Таланов. Он был до 2017 года маркетинговым посетителем русского сообщества «Руcбал». И она занимается производством надувных аттракционов военной техники, которые потом продаёт русской армии. Её владельцем является отец Таланова.

Чего вы боитесь больше всего?

— Я вообще даже затрудняюсь реально ответить на этот вопрос. Есть какое-то переживание там за детей, там, вот, за своё собственное здоровье там. Но это такое переживание, что надо там спортом заниматься, там вести, не пить, не курить. Вот, но это, как бы, не стану, не страх летать, не боюсь, плавать, не боюсь, не знаю, чего там. Ну, сейчас там оказался в затруднительном положении. Как бы, да, неприятно, жутко неприятно, нужно работать, нужно что-то как-то выкручиваться, воспринимаешь это как некий челлендж, некие испытания, некие там сейчас реально. За вот этот год там с небольшими сложности я набрался такой, как бы, такого опыта, такую там мышцу себе накачал, что прямо за себя иногда там радуешься. Ну, так бы в комфортных условиях просто, ну, нет, не было бы такой мотивации прямо вот реально, это сейчас реальная борьба за жизнь, причём такая, не детская, ни разу. Вот. Ну, опять же, с чем сравнивать? Сравнивать там с людьми там на фронте, или которые там теряли всё. И там вот эти рассказы там наших знакомых, как они там под обстрелом из Бучи выбирались через линию фронта, думаешь, ну, да, у меня всё прямо вообще замечательно.

О чём вы мечтаете?

— Я вообще, ну, я как такой гуманист, я всегда о людях думаю, прямо вот слежу там за всякими интересными глобально-политическими трендами, чтобы людям было свободнее, комфортнее жить. И мечтаю, что страна такая, где всё по уму, скажем так. Это отдельная тема большая, что для меня, значит, «по уму» и «по справедливости». А чисто мечта моя там личное, да, это вот, чтобы реализовывать какие-то крупные проекты. У меня сейчас, я сейчас буквально там последние полгода занимаюсь там такими полуэкологическими, полуэлектрическими, ну, в общем, связаны с микро-ГЭС проекты. Сейчас пытаюсь тут в Чехии, даже там с политическими партиями. Там общался, с этими, с «пиратами», там. Сейчас ещё там, ну, в общем, эту повестку продвигают, даже сейчас. Вот это НКО, которые тоже там экологической темы с экологами общаются. Потому что считаю, что я как промышленник, да, ну, есть там проект с электростанциями, экологи же, они вечно там и плотины не строят, ещё что-то не строят. И мне нужно с ними дружить, прямо дружить, чтобы убедить их, что это даже круто для экологии. Вот, и тут… То есть такие амбициозные проекты, которые в рамках страны, чтобы не было наводнений, чтобы засухи тоже не было. То есть это вся история, которую я там ходил, когда мы жили в Дечине. Там речушки, чешско-швейцарские, вот эти горные речушки. Там столько речушек. Поток там столько энергии, зазря просто катится, бах, пересохло, бах, наводнение, блин, там. Думаешь: «Господи, это вот надо сделать то-то-то, и всё вообще будет круто». Вот. И у меня просто эта идея была в голове, вообще просто в голове. И потом я ею поделился с друзьями, у которых есть связи, тоже с чешскими политиками. «Это же круто, давай там». И я вот сделал презентацию, свои мысли, просто вложил на бумагу. И моя мечта — реализовать вот такой проект, когда там огромный на всю страну, и потом там поля начнут цвести, пахнуть, электричество вырабатываться, шибко зелёное и так далее. Чисто мои бизнесовые амбиции, они вот такие. Если удастся такое реализовать. Или где-то в Африке такие же есть истории, что сезон дождей, потом засуха. И вот с этим надо что-то делать. У меня есть мысли, идеи, как технологически решить строительство небольших плотин. Дешёво и сердито. Может, в Африке это реализовать.